Ни свет ни заря

Жизнь всегда диктует нам свои правила. И если получилось у жизни сделать что-то весомое, выбрать тебя председателем колхоза, сделать так, чтобы в лотерее выиграл именно ты, так и знай-тебя выбрала нива жизни. Ну а если нет-так тут уже мало чего можно сделать. У Луисиана и правда, похоже, дела пошли в гору. Работая вместе с Петри, он стал в итоге получать такие деньги, которые не получал за простую работу никогда в жизни. Да, это вопрос из раздела «На что бы вы потратили свои сбережения?», но именно сейчас хочется жить согласно Пирамиде Маслоу. И если жизнь поставила тебя на вершину её счастья, то уже ничего не изменишь. Уже вряд ли будешь думать о чем-то более приземленном, чем массовое искусство. Парадокс, но потому, что Луисиан стал зарабатывать, он стал по-другому смотреть и на мир. Но от того, что он начал смотреть на мир по другому, он стал смотреть по-другому и на способ своего заработка. Так повзрослевший человек с непреодолимой грустью смотрит на детские рисунки и свои любимые мультики, которыми он раньше увлекался. Он вспоминает о своих приземленных, но оттого и уникальных суждениях о жизни, и уже не может не понять, что мало что можно будет исправить. Луисиан начал одевать стильные костюмы, играть в шахматы, вступил в клуб литераторов, а после и джентельменов, стал ходить в театр по воскресеньям, от излишка даже приобрел себе очки, такие маленькие авиаторы, которые ещё не выдавали в нем постаревшего человека, но уже шли ему так, как идет запах спелости яблокам. Луисиан старался не обращать внимания на перемены в своей личности, понимая, что выбор у него есть только до времени, пока позволяют обстоятельства, и что как судьба наделила его богатствами, так же просто она их у него и отберёт. А потому, пока пошел клев, ни в коем случае нельзя было покидать место рыбной ловли. Он относился к работе, как к дани его преслуовутой жизни, краем глаза понимая, что если в такой ситуации, когда у него есть всё, чего бы он ни пожелал, он до сих пор думает, как ему плохо, то он находится как недоваренная рыба не в своей, красивой тарелке. Луисиан долго терпел муки совести, менял и способы своего отношения к жизни: начинал играться с самыми фундаментальными вещами, такими, как сон, еда, потребность в общении. Всё это выглядело, как если бы вашего кота одели в дорогие шубы и стали постоянно тискать. Кот бы непременно сбежал. Почему? У всего есть предел своей природы. Луисиан так долго пробовал хотя бы на время забыть, что что-то может быть по другому, что в итоге как-то под вечер всё же забыл, сидя на террасе своей комнатки. Забыл и испугался настолько, что в этот же день сбежал. Да, не доводят, да и никогда не доводили до добра излишние деньги. Ведь это как естественный отбор. Попросту говоря, для людей, которые имеют лишние деньги, его как будто бы отменили. Так чувствует себя тигр в клетке, и даже не потому, что вместе с приездом в зоопарк у него забрали его свободу, а скорее потому, что, перестав добывать себе пищу сам, он потихоньку сделался рабом человека и перестал счиать себя хищником! Но природу не обманешь, и как же здорово чувствовал себя Луисиан, развевая на ветру свой самый модный пиджак, выкидывая эти уже надоевшие полностью очки, снимая на ходу даже обувь, которую ещё сам же пару часов назад чистил. Да… Так не бегут от дикого зверя, но так бегут от себя. Зачастую так бегут, потому что слишком поверили в себя и перегнули палку своих возможностей. Вот и Луисиан, кажется не находя в жизни попросту ничего приятнее, купил банку Елисейского меда, сел на поезд дальнего следования, и, как ребенок ковыряется в узоре обоев на стене, так и он сейчас стал в ней ковыряться. Что ж, в жизни любой исход без натяжки можно считать исходом. Так значит, она нам лишь показывает: возможно всё, и, если хочешь идти, то иди. Вот Луисиан и пошел, больше не в силах терпеть, и ему стало значительно легче. Но это не значит так же, что следует уходить в случае любого недовольства или сомнения. Нет. Ведь так же и в море. Не любая, далеко не любая волна станет штормом. Ей на это нужны действительно серьезные причины. Я бы сказал: «Вообще лучше всегда оставаться, чем уходить, ведь, по крайней мере, останья ты, и никто не скажет, что ты предал. К тому же, чтобы уходить, надо постоянно быть на чеку и разведывать новую местность. Да, много платят разведчикам, правда, порою посмертно. Но уж если пошел, так иди до конца. Беги и не оглядывайся, убегая от самых серьезных и опасных препятствий, как от трактора, который в метель следует по тротуару за человеком. Беги, не оглядываясь, ведь и тротуар когда-то закончится, и у трактора когда-нибудь перестанет поступать бензин, но только ты, как вечный двигатель, будешь сам всё дальше и дальше прокладывать себе дорогу, воспроизводя тротуар четко впереди себя, но как будто уничтожая его в то же время перед трактором.

Что ж, и если тебе не нравится жизнь, начинай играться и с самой жизнью. Она всегда, что бы там ни говорили, любила смелых. Жизнь, как строгий, немного ополоумевший начальник, который от одного и того же поступка, в зависимости от настроения, может сделать вас либо первым, либо послать в далекое путешествие, чтобы вы умерли там от меча. И вы пойдете. Как преданная собака, которую неожиданно предал хозяин, понимает, что идет на верную смерть, но всё же идет, по наитию, по привычке, хотя бы потому, что хозяин ещё ни разу её не обижал. И всё когда-нибудь будет в первый раз, так значит, Луисиану нужно есть аккуратно свою банку с мёдом. Так можно заработать и сахарный диабет, учитывая то, что в последнее время, там, на рынке, в этот своём раю он решил перестать есть сахар и мясо. В конце-концов, Луисиан может просто пресытиться сахаром и подумать, что уже давно он так же присытился и жизнью. Но обманчива жизнь в своем отрицательном проявлении, а потому очень часто, когда кажется, что всё уже давно пропало, не стоит всё же посыпать голову пеплом. Быть может, жизнь просто забыла про вас, и следует ей, как в том известном анекдоте про фортуну, дать пинка, чтобы напомнить о вас. Возможно, она повернется и сама извинится. Но никогда не падайте духом. Дух-это вещь, которую не сделаешь полностью низменной, так значит, намеренно занижая его из-за отсутствия воли, мы лишь потсупаем, как поступает маленький мальчик, обрывая листки у куста. Вырастет, ему не убудет, но вот в данный момент, на какое-то время, это всё может изрядно попортить что-то, что мы называем настроением. Да и что такое собственно настроение? Это лишь показаетль того, насколько мы портим свою жизнь. Именно потому не бывает никогда иделаьно чистого, радостоного настроения. Как не бывает единой истины, не бывает снега триста шестьдесят пять дней в году, не бывает барбарисовой воды со вкусом клубники. Но и здесь, и там то и дело всплыают натяжки, сравнения. Так похожа порою Венера на Луну, что смотришь, и дивишься: «Да где ж я жил такое количество времени!" Но покемаришь, покемаришь, а тут уже и утро, и снова пора вставать, так значит, всё пойдет своим чередом, если у вас только есть своя банка меда.

***

Не держи в себе, о, милый друг, не держи в себе. Луисиан так и ехал на своем поезде. Почему-то поезд для многих людей-символ прогресса. Что ж, не будем спорить с большинством. Безусловно, Луисиан ехал навстречу своему прогрессу. Он находился сейчас в таком состоянии, которое можно описать всего двумя словами: старый дуб. Вы когда нибудь гуляли по милой,доброй аллее, например в вашем любимом парке неподалеку от дома? Вы когда нибудь встречали рассвет на берегу Сены в обществе лишь голубей и дубовой рощицы? Поистине дуб-непрекращающийся символ жизни. Как будто кольца жизни именно на этом дереве, в отличии от других дерев, при срезе изгибаются так, что образуют знак бесконечность. Безусловно, дубы красивы. Но так же красива и Эйфелева башня, хотя каково ей при этом? Чего только стоят её муки оттого, что она видела происходящее с Ни свет Ни зарей всё это время? Но именно так закаляется сталь. А потому и пожухшие осенние листы из всех деревьев у дубов самые шершавые. Не сущетсует на свете такой рощи, которая бы видела больше рассветов и закатов, расставаний и голубей, чем старая парижская дубовая рощица недалеко от сгоревшего Нотр-Дама. Возможно, оттого, что она долго живет. Возможно, людей просто притягивает сила дуба, и все самые интересные поступки происходят под его кронами. Но трогали ли вы когда-нибудь кору погрубевшего дуба? И ведь недаром говорят: «За-ду-беть». Ведь значит, что-то это, да значит. Так вот, если не трогали-потрогайте. Если бы я когда-то погладил крокодила, то сказал бы, что погладить дуб-примерно то же самое. И все потому, скорее всего, что дуб принимает на свою грудь больше дургих деревьев. Он принимает больше ветра, света, чувств, тревог, барханистого песка, приносимого ветрами Калининграда, знаний. Но дуб-сильный. И как железные колеса маленького, поржавевшего вагончика где-нибудь на полустанке в Алупке стремительно прокладыают себе обратный путь, лишь закаляясь от перепадов температур и силы тяжести, так и сталь души дуба закаляется в соответсвии со временем.

Но как-то раз, ещё в Италии, Луисиан набрел на дубовую рощу во время грозы. Снизу текла река. Стояла теплая летняя ночь, настолько, насколько только может быть теплой ночь, котрую разбивают душераздирающие крики грома. Луисиан шёл, светясь от счастья, с недавнего ночного свидания. Ему было восемнадцать. Но вдруг гром ударил в дуб, совсем маленький дубик неподалеку от речки, что-то треснуло, скрипнуло, развалилось, и только ветер отпел в ночи пропажу протяжным ураганистым свистом. Луисиан же даже и не обртаил на это своего внимания, будучи в сладкой истоме меда. Так и жизнь может не заметить нас, сопротивляющихся, когда нас раздирают изнутри разные переживания. Но мудр тот дуб, что придумал переплетаться ветками. Мудра природа. Не держи в себе, поделись лучше с тем, кто тебе прямо сейчас попадется под руку, или прими за знак судьбы тот факт, что поделиться не с кем. В таком случае прирда уже посчитала тебя сильным. Так продолжается эволюция. Если часто поливать персик, он пресытится. Если долго не срывать папайю, она протухнет. Но именно из чуть перезрелых плодов получается самый вкусный компот. Делвй выбор. Именно сегодня проведи эксперимент, поделись, не держи в себе. Не долнжо больше в мире быть страдания.

Глава 14, Алькаид

Чем бы дитя-природа не тешилось, лишь бы погода не была уж слишком опасная. По мере того, как добирались до Бермудов, пережили столько штормов, сколько, казалось, ещё ни одному человеку в жизни за раз не удалось пережить. И если на борт этого потрепанного, и всё ещё видавшего и не такое корабля заезжали на новеньком, еще непонятно-не бракованном ли Рейндж-Ровере, то выезжали уже точно на матером, загорелом и немного грязноватом джипе-первооткрывателе. Бермудские острова одновременно и славятся, и не славятся своими окрестностями. Наверное, это последнее место для людей, которые выбирают спокойный и комфортный отдых. Но только не для Ни свет Ни зари с её братом. Уж если выбрали приключения, да тем более-ехать до Антарктиды, так значит-нечего отступать перед трудностями. Так человек, решивший не спать всю ночь, с пренебрежением смотрит на сильный позыв ко сну в девять вечера. А впрочем-на Бермудах и правда было, на что посмотреть. Начнем хотя бы с того, что представляют из себя эти Бермуды. На самом деле, Ни свет Ни заря и Женька тоже толком этого не знали, возможно только поэтому они так резво и так бесстрашно добрались на полупустом пароме в пункт назначения. А посмотреть здесь было и правда есть на что. Чего стоят только те ручные акулы у пристани, которые принадлежат какому-то бойкому местному мальчишке и которые, как выясняется позже, расположены на пристани только для того, чтобы порадовать вновьприбывших колоритом местной флоры и фауны! Да. Вот так вот. Неожиданно и просто. Наивно бы было думать, что корабль, который заказал Женька для Ни свет Ни зари, вместе с его хозяином, живущим на Бермудах, действительно окажется на Бермудах. Что ж, не мудрено, что хозяин, который, впрочем, уже взял предоплату с Женьки за столь дорогостоящую экскурсию, забыл приехать из Исландии. Дело в том, что желающих прокатиться до Антарктиды и обратно сейчас было мало, ибо не сезон, и морячок, чтобы не обанкротиться, держал ещё обезьянью ферму в Аргентине и маленький коттэджный поселок в Исландии. И вот сейчас он находился в Исландии, обещаясь прибыть дня через два, как только объявят летную погоду. Похоже, сейчас над всей атлантикой бушевала стихия. Она была похожа на душу крабика, который вышел сейчас из воды на белопесчаный пляж, чтобы пойти и разведать новую жизнь, и разволновался от увиденного и ещё предстоящего, так, что буквально затмил себе солнце клешнями от волнения. На такого крабика были похожи и Ни свет Ни заря с Женькой, впервые выбравшиеся столь далеко и увидевшие друг друга полностью загоревшими. Они сидели сейчас на берегу только-только переставшего штормить океана, оставив машину где-то позади, на портовой парковке, как вещь, которая здесь хоть и пригодится, но ещё не сейчас, и, разговаривая о чём-то и думая каждый одновременно о чём-то своем, глядели на запад. Где-то там, позади, остался и Иркутск с его морозными мандариновыми зимами, где-то там остался и гламурный Париж, казалось, с каждым порывом ветра всё больше и больше надувавший свои толстые губки, там осталось и всё-всё-всё, что когда-либо в жизни могло сдерживать свободного по своей природе человека. Даже самые любимые туфли Ни свет Ни зари, а ещё её манера одеваться, говорить и мыслить-остались там.

***

Они чувствовали уверенность в завтрашнем дне и неуверенность в прошлом. Они гадали сейчас: как будет развиваться дальше их поездка. Но таково главное правило жизни, и героям, в общем-то, совсем не нужно было переживать-после долгого застоя, безусловно, настанет сильный скачок. Так было всегда. Потеряв власть над силой, обезьяны обрели разум. Так и Ни свет Ни заря с Женькой, потеряв власть над самими собой, не в силах больше управлять поступками и не имея планов, текли к правильным берегам по наитию жизни. Сейчас, обретя, наконец, твердую почву под ногами, и уйдя достаточно далеко от всех своих старых проблем, они могли здраво мыслить. Могли планировать, применять, варьировать, чертить планы на песке, и пугать, а потом как-то гладить и так уже испуганного крабика, подражая пернатым попугаям и купаясь время от времени. Так бывает в любой жизни: если хочешь что-нибудь потерять-полюби. Если хочешь развиться-сдай планку. Возможно, это оттого, что лишь тяжелые условия, страдание, помогают нам развиваться. Ведь, как известно, сытый художник-плохой художник. Так значит, крепостное право сулит нам лишь полное процветание сил. Да, возможно медленное, медленнее, чем в других странах, но зато и более обишрное и фундаментальное, ведь лучше месяц потратить на постановку плана, чем забежать вперед и сделать не то, что нужно.

Потихоньку темнело. И нет, то не был закат, столь неожиданно подкравшийся к лону жизни, это всего лишь снова надвигался шторм. Но Ни свет Ни заря перестала бояться. После того момента, как она поборола свой главный страх-увидеть шаровую молнию, она вовсе перестала бояться. Брат и сестра мило о чем-то болтали. По моему, Женька рассказывал, что в Иркутске не успел сходить на какое-то обследование для сердца, потому что один врач ушел в отпуск, а второй сам заболел. Тему подняли вроде как ни с того ни с сего, как оно и должно быть при разгворе с Ни свет Ни зарей, но дошли до состояния, когда сестра стала всерьез беспокоиться за здоровье брата. «Не беспокойся, сестра. Помнишь, так говорил Емельян Пугачев устами Пушкина. Не стоит жить триста лет, питаясь падалью. Лучше прожить двадцать, тридцать лет полной, свободной жизни". Так отвечал и Женька: «Сестра, не стоит жить под игом врачей, ведь у меня пока что не болит сердце. Так значит, всё в норме, и мы с тобой тоже в норме. Тем более, что мы не находимся в иркутской клинической, или психиатрической больнице на учете. Лучше прожить пятнадцать лет, не ведая, чем двадцать, претерпевая саму жизнь. Такова природа. Ни один зверь ещё не побеждал человека в терпениии, если тот вдруг устраивал западню. Так и ни один человек не переждет природу. Что ж, надо-значит надо. Коровы в стаде уступают друг другу место, хоть и идут на водопой по рядам».

Ни свет ни Заря немного расстроилась из-за такого пренебрежительного отношения Женьки к своему здоровью. Но она его поняла, на то Ни свет Ни заря и была девушкой. Тем более, что она сама, частенько сидя в какой-нибудь пенной ванной по вечерам, драматизировала что-то на счет своей болезни, из за которой ей вроде как больше не оставалось жить. И имя этой болезни-вера. Действительно, надежда умирает последней. Заря же вообще никогда, по хорошему, не должна умирать. Наверное именно поэтому Ни свет Ни заря каждый день перерождалась. Почти каждый вечер её посещали грустные думы, но так же каждое утро она отбрасывала их прочь, стараясь начать жизнь с чистого листа и просто радоваться Солнцу. Именно вера не дает больному человеку умереть, и только отсутсвие веры постоянно приводит к смерти. Веры в то, что ты пока что силен и имеешь силы перебороть жизнь в вашем противостоянии за молодость и за территорию. Вера в то, что ты ещё не бесполезен, что ты ещё способен изменить мир и до сих пор не израсходовал полностью свой потенциал, вера в то, что можешь совершать безбашенные поступки, заставялет тебя жить. Ну, а несчастные случаи-это воля Божья. "И сколько же кораблей, похоже, потонуло в этом очередном шторме, захватившем Бермуды и просто всю северную часть Атлантики»,-думал Женька, потирая один острый камешек гальки о другой. Так интересно сыпалась оземь, стираясь, эта жизненная пыль. И ведь, если так посудить, то всё, даже бриллианты, золото, породилось из одной молекулы, или из одного Большого Взрыва. Тогда можно и себя назвать пылью. А пыль-своим братом. Женька вспоминал, как часто в детстве сбегал с уроков рисования, на которые его мама чуть ли не силком затаскивала, чтобы тот поменьше времени проводил с иркутской шпаной, меньше бегал на Озеро. Женьке всегда были противны эти старания. Но прошли годы. Ушла из жизни его мама, учившая его много чему хорошему, воспитавшая из него человека, ушла из жизни и та шпана, провалившись однажды под лед на Озере. И Женька стал любить рисовать. Хоть он и не умел рисовать, но из раза в раз оттачивал один и тот же рисунок. То была веточка лилии и милое, почти из детства, мамино лицо. Она часто приносила эту лилию летом у себя в волосах, как иные приходят с поля с букетом ромашек. Она часто говорила Женьке, что лилия-это символ её любви к нему. Никто на рынке тоже не понимал, зачем и для кого она каждый день покупала лилию, но она то знала, что получится обязательно красиво. В последнее время Женька стал рисовать и другой портрет матери, она как бы плавно перетекала в образ сестры, которая была меньше и уже не смогла научиться у матери всему-всему, чему так нужно всем нам поучиться у матери. Женька рисовал Ни свет Ни зарю с веточкой алое за ухом. Хоть он и видел, что не всё так гладко и с сестриным физическим здоровьем, что время от врмемени она проходит какие-то непонятные обследования, но сейчас хотел выручить её хотя бы ментально. Скоро ушли спать. С наступленеим рассвета у Женьки всё лучше и лучше получалось вырисовывать веточку. Она буквально благоухала. И Ни свет Ни заря вдыхала её запах, лежа на гамаке на берегу моря и улыбаясь, а Женька, как бравый солдат, рисовал и охранял её сон.

Глава 15

Раскрывая гамак на следующее утро, потому что Ни свет Ни заря умудрилась во сне закутаться и упасть прямо на похолодевший за ночные штормы песок, Женька напевал под нос какую-то не то старинную, не то наоборот, им же и сочиненную мелодию. Насколько же велико различие между мыслями одного и того же человека в разное время. И я даже не беру длинные временные отрезки. Всего лишь выспавшегося и невыспавшегося человека. Это как всё время лежать на пляже, только одно время лицом вверх, к небу, а другое-туда, в песок. Феноменальная разница. Так вот, выспавшись сейчас, Ни свет Ни заря стала настолько по другому разглядывать весь окружающий её мир, и Женьку, и крабика, что на время ей показалось, будто они снова куда-то переехали. Скучала ли она по своим Парижским хоромам? Безусловно. Но кто не скучает, тот не живет. У человека всегда должно быть чувство постоянного ожидания. Предвкушение-довольно сильный наркотик. В понедельник человек должен предвкушать, как всю рабочую неделю станет гулять по дороге домой, а в пятницу-как будет отсыпаться на выходных, в середине дня-как будет заниматься йогой вечером. В детстве, в конце концов, как начнет наконец кататься на собственной машине и ходить по магазинам один. «Алеет закат-декабрь, имбирного цвета синь, мне ни о чем не надо ни у кого просить»,-примерно такие строчки, наверное, мелькали в голове у опьяневшего от свободы крабика. Он уже пообвыкся с тем, что, поворачиваясь каждый раз в новую сторону, больше не видит одно и то же, а видит всё время что-то разное и новое. Веселы школьные учителя и школьная программа. Они хотят научить нас систематике, но делают это несистематично. Да и как впринципе может быть полностью отлажен школьный процесс? Всем ведь заведуют люди. Но если бы меня все же спросили, для чего нужна школа, то я ответил, что школа-это в первую очередь фольклор. Но фольклор, в котором главную роль играют нервы. Похоже, образование специально устроено так, чтобы люди понимали-неловкость от скуки. И тогда становится понятным-отчего среди подростков столь много неловких людей. Всё очень просто-заменив костры и приятный треск искр на душные помещения и хмурые лица, как если бы собрались в ноябре и никто не умел разводить костер, не смогли и получить чего-то действительно стоящего. Но условия равны для всех. А потому учиться всё же надо, по трем причинам: это поможет тебе найти свое призвание, это будет радовать твоих наставников, твою семью, а ещё этим ты всегда теперь сможешь заработать себе на жизнь. Вот все думают: куда-то ушло дворянство. А оно никуда не ушло. Мысленные установки, столь долго сидящие внутри наших душ не могут уйти из них сразу. Так не поднимется сразу водолаз с глубины в два километра, даже если вы его позовете на помощь. Слишком велики перепады давления. Вот и сейчас продолжают у нас быть дворяне, а продолжают-и крестьяне. Поменялась лишь четковыраженная форма их взаимоотношений. Теперь это называется капитализм. Но люди всё ещё могут, лишь получив какое-то образование, как гувернеры в прошлом, а потом ещё одно образование и ещё одно безбедно прожить свой век, к тому же и обучая остальных, в чем заключается смысл жизни. А между тем-зря. Всем и так давно известно, что смысл жизни заключается в родителях. И мигают мигалки жизни, пока Женька, в тайне от Ни свет Ни зари, ушедшей в бухту стирать вещи, пошел покататься на своей новенькой машине по неисследованной доселе местности. Всё шло хорошо, пока дорогу не стали переползать крокодилы.

***

У Луисинана пока что всё тоже ладилось. Попутчики особо не докучали, и он находил поездку на окаймленном ареолом чего-то зеленого и чая поезде очень даже хорошей. В Бресте он пересел на исконно российский поезд дальнего следования. Сейчас проезжали мимо Смоленска, было около четырех часов утра и почти весь поезд ещё спал, хотя и здесь, среди русских, находились-таки ранние пташки, вставшие уже десять, если не двадцать минут назад. Луисиан пока что лишь нежился в постели. Он ещё не собирался вставать, хоть уже и открыл глаза, но скорее не чтобы спрыгнуть со своего второго этажа плацкарта и, зацепив ногой какую-нибудь жестянку, перебудить всех вокруг, а просто насладиться той волшебной атмосферой тайны, в которую попадает каждый, просыпаясь ночью в дороге в другой стране. За окном виднелись какие-то озера. Уж где-где, а в России-то точно пахло настоящей зимой. Ещё в Бресте, пересаживаясь с одного позеда на другой, Луисиан заметил не совсем обычную для его нюха силу мороза. Наверное, было около нуля градусов. Стоял конец января, и уже назавтра, вот-вот, должен был наступить февраль-месяц. В общем, это оказалось ещё далеко не порогом минусовой российской температуры. Луисиан уже перестал надеяться увидеть тех лебедей и аистов из окна своего вагона, коих намеревался увидеть всё время по дороге из Парижа, лелея себя тесной надеждой, что Смоленск-один из самых южных городов России. Но тщетно. Никаких лебедей не было. Зато, насколько только мог видеть глаз, на сотни, тысячи километров вокруг, распластался слой толстого, тянущегося, как какой-то топленый шоколад, январского снега. Сейчас, в свете полной Луны и мириадов звезд он выглядел то так, то этак, и переливался всеми цветами ночной радуги сразу, как будто вместо солнца на небо поместили сапфир и теперь водили им туда-сюда в стороны. Конечно, сапфира не было. Не проживет долго сапфир в Росиии. Это как ехать в лес на большой иностранной машине. Жалко, да и только. Напорется на какой-нибудь сук, завянет, поцарапается или попросту испачкается. Так и здесь. Не съест голодный медведь, выбравшийся зимой из спячки-так утащит к себе наверх ворона. Одним словом, невыгодно. Но зато вот так, как было здесь, когда казалось, будто кристаллы этого чуть более морозного чем надо для того, чтобы лепить снеговика, снега, будто отражались в блюдечке неба разными узорами, вот так было совершенно неплохо. Луисиан глядел в окно и видел всё больше лес, возвышающийся над скоплением звезд где-то на юго-востоке. Чуть левее и много ниже, должно быть, был Сириус. Но не видать Луисиану Сириуса, как не видать ему ещё много всего, пока не положенного ему временем и возрастом.

Что ж, в этом были определенные минусы. За счет того, что почти всю свою взрослую жизнь Луисиан провел в скитаниях, он ещё и не успел толком остепениться, зачастую в своих действиях был похож на крайне нелепого ребенка, максимум-заводного певокурсника. Он метался из стороны в сторону. Ему не сиделось на месте. Ей-богу, так поступают только взрослые после окончания института, неделю или две, или совсем взрослые после кризиса среднего возраста. Но счастье в том, что нет в этой жизни правильной дорожки. Безусловно, существует некая истина, но вот достигать её можно как раз-таки абсолютно разными путями. Счастье, что такие пути есть на любой дорожке. Например вчера, опять же в Бресте, когда надо было помочь женщине с ребенком поднять коляску, Луисиан, сам чуть поднатужившись, ведь у него и так было чересчур много вещей, вдруг вспомнил, как ещё недавно, точно так же помогал Петри, таская коробки с бананами. Первой мыслью Луисиана было что-то вроде: «О, как быстро летит время!». Но после он стал развивать свою теорию, и к нему в голову полезли болеее глубокие мысли. Выходит, в человеском теле есть постоянные, неистраченные запасы энергии. Ведь, согласитесь, почти у любого организма, пусть даже не совсем и организма, всё ещё есть энергия для того, чтобы существовать. Даже главный закон физики звучит так: «Энергия не берется из ниоткуда и не уходит вникуда". И эта энергия зачастую переполняет чашу нашего с вами сознания. Порой этой энергии в нас с вами так много, что она начинает портиться. Словно ящик для отходов на производстве, который забивается под завязку. Его нужно очищать, и чтобы не вызывать механика, не ждать час или два, пока он приедет, не вскрывать сам ящик, рискуя сделать его сломанным, лучше попросту сжечь эту энергию. Для её сжигания вряд ли подойдет умственный труд. Туда идут лишь самые сливки топлива. Мы попросту не можем за счет работы мозга покрыть энергией весь бак сразу. Здесь нужен непременно тяжелый физический труд. Ну вот, если вы пошли колоть лед около своего дачного участка, то вам наверняка откроется тайна израсходывания энергии. Хорошо помогает так же бег, готовка или уборка в комнате. Зачастую хватает двух или трех часов, но в идеале нужно работать столь долго, сколько потребуется, чтобы вы начали получать истинное удовольствие от работы. Количество времени зависит оттого, сколько в вас уже накопилось энергии. Когда вы потихоньку вычистите всю-всю эту лишнюю энергию, тогда вы станете постепенно получать удовльствие, будете рады, что до сих пор живете, да и в общем-то всему, что только может происходить. В том числе и выполнению своих целей. И все человеческие болячки, конечно, больше духовные, хотя зачастую и физические, зависят оттого, насколько много в вас этой плохой энергии. Неловкость, скука, депрессия, потерянность, лень, да и напротив-агрессия, злоба, в общем-то, почти все пороки зависят от неё. Честно говоря, весь смысл жизни заключается в постоянном поддержании на нуле этой энергии. Важно не давать ей уходить в глубокий минус. Вы спросите: «В чем прикол?» Но ведь весь прикол в том, что это нужно попробовать. Просто ощущая, что вы наконец потратили всю свою плохую энергию вы поймете, что это было действительно было чем-то, нужным вам.

Жить нужно для того, чтобы жить. Жить нужно так, чтобы была на нуле плохая энергия. Прислушайтесь к этой теории, дорогие читатели, она ещё наделает шуму в мире. По крайней мере, в головах тех, кто действительно сможет в неё поверить.

Глава 16, Мицар

Женька уже давно покатался на своей машине. Ему больше и не приходило в голову, что их с Ни свет Ни зарей путешествие может пойти не так. Казалось, то свежий доминиканский ветер, как дюну на пляже, выел у женьки ту часть лобной доли, что отвечает за сомнения. Экскурсовод приехал на следующий день после того, как Ни свет Ни заря заново родилась. Это было вечером, и его прибытию ребята так обрадовались, при том так засуетились, что уже часа через два плыли по непрекращающемуся в своих бушеваниях атлантическому океану. Когда переложили созвездье Большой Медведицы на карту Атлантики, получилось, что точки, в которых на небе расположены звезды, идеально, как будто их высчитывали древние Майя, совпадают с некоторыми латинскими столицами. Например, самая дальняя от нас, та, которую почти все люди, имеющие плохое зрение, да и я вскоре, потому что начал так много писать, еле-еле видят, попала прямо в Доминикану. Женька и Ни свет Ни заря долго думали: как же они начнут развлекаться, когда им надо будет это сделать? Потому что ни тот, ни другая не были особенно волевыми людьми, и зачастую, если их просили что-то сделать, то это, только если это не было уж совсем по их части, могло вызвать у них эмоциональныйц конфликт. Так какой-нибудь подросток приходит на школьную дискотеку и не танцует. Ну, согласитесь, ведь глупо звучит: «Что ты делаешь для свеого будущего?-Я иду танцевать». Безусловно, глупо, а между тем находятся люди, которые действительно приходят с этой мыслью и танцуют. Всё дело действительно лишь в том, что их испорченная энергия давно уже за бортом. Быть может, местный доминиканский ветер, как запах травяного чая или хвои в лесу, тоже обладает целебным действием и по мановению ветра снимает всю накопившуюся плохую энергию? Быть может. Тогда это многое объясняет. Так или иначе, ребята довольно скоро привыкли к новому ритму жизни, и как, наверное, чуть подвыпивший человек понимает всю крутизну своего пируэта, но всё ещё его делает, так и они как-то на автопилоте, сами не понимая, как у них это получается, продолжали просто радоваться жизни, как будто попивали чай в какой-нибудь небольшой таверне в Венеции. Как будто это был не простой чай, а напиток с травами и цветущими розами, только-только срезанными с куста напротив. Как будто вся соль жизни заключалась в том, что они до сих пор не знали, где находится эта таверна. Быть может, в действительности о ней знал лишь Луисиан, а им она только привиделась. Быть может как раз оттого, что Луисиан о ней сейчас вспомнил. Впрочем, чего не знаю, того не знаю. Но Ни свет Ни заря твердо решила финальным местом своего путешествия сделать такую таверну в Венеции. И чтобы обязательно цвела весна и был теплый чай с пряными розами.

Но что делать, если вас до сих пор качает из стороны в сторону, как ту пальму, что виднеется, как парус одинокой, во-он там вдали? Путники сейчас топали по сказочному доминиканскому пляжу и в который раз понимали, что поехать в атлнатику зимой-явно плохая затея. Но прошлого не вернёшь, и, думаю, не стоит и говорить, ведь вы это и так прекрасно знаете, что прошлое чрезвычайно многому учит. Учит оно и тому, что не нужно стоять под пальмами в доминиканский ветер. Эту бедняжку только что выдрало с корнем и понесло куда-то вдаль, навстречу непреодолимому ветру и хоть какому-нибудь, да исходу.

Но что же все-таки делать, если вас качает из стороны в сторону? Ответ прост: приянть силу ветра, успкоиться и придумать, как вы можете извлечь из этого максимальную выгоду. К примеру, если дует ветер, значит всегда можно как минимум поднять паруса и пустится во весь опор, пляс, по направлению к своим целям. А цели у Женьки и Ни свет Ни зари были самые что ни на есть великие. Они так загорелись энтузиазмом путешествий, что, даже несмотря на штурмующие сушу ветра готовы были хоть сейчас отправиться в кругосветку. Встретится им на пути мегалодон? Ну ничего-сделают фото на память. Кораблекрушение? Побьют мировой рекорд по плаванию брасом. В общем, ребята осмелели настолько, что если ветер и был прчиной их безудержного веселья, то ему уже следовало бы перестать дуть. Становилось не смешно. И ветер переставал. Так быстро меняется погода в сознании ищущего, немного мечущегося, но в целом всё делающего верно человека. После, чуть погодя, когда ураган уже давно закончился, снова гуляли по этому пляжу. Всё было так красиво, солнечно, ясно, что, казалось, не будь на том месте, где она была, этой небольшой воронки от маленького росточка пальмы, которого давеча выдрало на корню, можно было бы совсем сказать, что в воздухе этой местности ничего не происходило. Конечно, прошла ночь, а ведь именно в ночи все краски сгущаются и мир нам кажется темной материей, состоящей прямиком из черных дыр. Что ж, тогда днем-напротив, повсюду нас окружают белые дыры нашего сознания, силящегося, но всё ещё не в силах понять, почему мы на самом деле так боимся ночи.

Урок, который Ни свет Ни заря и Женька выучили для себя вчера, заключался в том, что хорошо смеется тот, кто умеет хорошо смеяться. Они долго спорили, сидя под брезентовым навесом небольшого плетеного шалаша неподалеку от берега, о том, что лучше: жить, не тужить, выполнять искренне, но немного медленно какое-нибудь любимое действие, например, писать стихи; или трудиться, не покладая рук, как черный ворон, который, пролетая над Москвой, каркает три часа ночи? Долго они об этом спорили, а после пошли погулять. Там-то их и застал очередной шторм под кодовым названием Венесуэла, потому что шел с Венесуэлы, в размышлениях. Вот и выяснилось, что ни плох, да и ни хорош ни тот и ни другой способ. Как говорят в таких случаях: "Оба хороши. Один гусь длиннее другого». А всё потому, что в действительности же все мы-людишки мелкие, и определить, откуда вознесется хвала, а откуда кара Божия-не можем. Отсюда и результат. Разве что можем предугадать. Но ведь и индюк мог предугадать, что для супа нужно мясо…

В общем, не стоит в этой жизни делать только двух вещей: принимать за чистую монету, а уж тем более примерять на себя чужие теории, а так же спорить с кем либо и сбивать его с истинного пути. Хотя и понятно, что, даже искринне пытаясь помочь человеку и вступая с ним в диалог, мы всё равно спорим. Но лучше молчать, право. Смирение почти всегда приводит к добру. Неусидчивость-скорее напротив. Разве что к добру, которое может перекочевать из одних, к примеру, именно твоих рук, в другие. Так порой и жизненное преимущество при смене своей, рабочей теории на другую может перескакивать. И вот мой вам совет, дорогие друзья: не следует никому и никогда верить. Верьте разве что родителям, ну и ещё тому продавцу на пляже, который сказал Женьке и Ни свет Ни заре, что кофе из банана и мяты получился мягко говоря не отменным, и его лучше не пить. Остальным же, пусть даже самому Владимиру Путину, как только он захотел вам что-то навязать, что рушит вашу мораль и ваши теории о достижении успеха, сразу переставайте верить. Обойдутся. Так порою великая река Неправда впадает в свой не менее известный приток-Обходиться тем, что имеется. Пока же мы с вами имеем на руках большое количество штормов и скуку, которые вместе с ними уносит постепенно погода из лбов наших героев.

Ах, унес бы кто-нибудь так и нашу скуку! Что ж, если вы ещё не читали «Честность», вам повезло: просто представьте, что через минуту-другую вас казнят, и скуки-как не бывало. В смысле, осознав угрозу, вы действительно поймете, что ваша жизнь-сплошное наслаждение. Не читав книги «Доброта», вы имеете вторую уникальную возможность за сегодня-на этот раз узнать, что всегда есть те, солдаты ли, или просто никому незиветсные люди, которые умерли, лишь бы у нас была жизнь. Потому снова вовсе не стоит грустить. Давайте сейчас впринципе рассмотрим причины, по которым человек может начать грустить. Ну, первая, это когда он настолько загнал себя, как бегун, неправильно дышащий во время бега или вспененная силой лошадь, что уже не может очухаться и написать слово «жизнь» так, чтобы «ж» не наезжало на «и», а «и» на нижнюю строчку. Этому человеку, на самом-то деле, повезло больше всех-он может лишь продолжать делать то, что он делал (а у всех есть какие-то планы), и всё у него тогда получится. Другим же людям, например, тем, кто грустит как раз оттого, что нет у них больше никаких целей или никогда и не было, приятно будет услышать замечание, что всё, что поправимо, так или иначе исправится. Ну, а то, что уже поправить нельзя, можно и вовсе отбросить. Зачем человеку лишняя информация? Грубо говоря, если вы грустите, именно грустите, и это не действительно оправданная тяжелая скорбь, вы либо продолжаете делать то, что уже делали, либо начинаете всё с нуля, что, на самом деле, ещё приятнее. Впрочем, во всех трех случаях можно просто пойти и поработать. Тогда досада гарантированно пройдет.

Глава 17

Луисиан приехал в Москву. И о, какое же это приятное ощущение, после всех прелестей жизни, начиная от массажа на багамах и заканчивая утолением своего голода попасть в самый настоящий русский мороз! Как после Нового Года попасть за стол, где нет ничего кроме черного и белого хлеба. Ну, и немного водички.

На улице было около минус двадцати. Стояла ночь, когда приехал Луисиан. В вагоне поезда, в котором он ехал, было совсем не скучно, не грусто. Один из его попутчиков умудрился протащить с собой электрокамин. Камин благоухал и очень приятно светил в отдаленнии тьмы ночи. Конечно, Москва-город тысячи тысяч огней, но, мне кажется, определенно каждому москвичу следовало бы представить хотя бы на секундочку, на денек, что его малина закончилась, наступили холода, осень, и в москве отключили, все до единого, золотые огни. А времени, когда приехал Луисиан в Москву, было уже около десяти, если не одиннадцати вечера. Вообще, Луисиан прибыл на Киевский вокзал, но ведь где центр, там и Красная площадь. Там ведь и знаменитая набережная вдоль Кремля, по которой все так любят ходить и до сих пор ходят. Представьте же себе всю эту картину без знаменитых огней, да хотя бы без тех прекрасных отблесков Красной Пресни прямиком перед Крымским мостом, отражающихся в глазах Петра Первого… Москва. Представьте себе, насколько только сдвинулся человеческий график за довольно короктое время-всего пару десятков сотен лет! Всего за двадцать одну сотню! При том представьте, насколько действительно тревожно на нас действуют все эти социальные сети, компьютеры, телевизор, да дажа банально поздний отход ко сну. Ведь как порой бывает невыносимо чувствовать, что постоянно куда-то не успеваешь, что постоянно спешишь! Но, на самом деле, всё это-разговоры на пустом месте. Здесь надо либо действительно братьми переезжать в деревню, чтобы тебя там полностью успокоила отважная морось лет, либо привыкать к тому, что мы живем в обществе, живем по его правилам и предпочитаем находится в равных со всеми условиях, а потому и компьютер, и социальные сети никак не влияют на наше положение в обществе.

Ну, вот представим, что в мире больше вообще никода не дадут свет. Что ж, пообвыкнутся люди и с этим, горсть печали до ночи пройдет. И станет всё снова на прежние, первобытные места, за исключением разве того, что телячьи стейки теперь заменят мамонтовыми, да шерсть перестанут делать из соболиных мехов-скорее начнут тратить на это женские шубки. В общем, не изменится в жизни людей от этого ничего особенного. Другое дело, что порою всё же лучше судить относительно себя, а никак не относительно того, что ты пытаешься достигнуть, или того, кого ты пытаешься перегнать. Это как минимум лучше для вашего сердца. Порою вообще больше всего надо заботиться о своем здоровье.  И если вы хотите прожить двести лет, как это поставил себе я главной целью, так значит в первую очередь вам следует считаться со своим здоровьем. Кстати говоря, если отталкиваться от таких действий и побуждений, то станет намнго спокойнее жить. Ну кому важно, чо у вас тройка по математике? Что ж, и вправду. Сейчас это многим важно. И какая же это, в сущности, мелочь через двадцать лет! Ну, а через двести? Мы так часто волнуемся по пустякам. Именно поэтому мы и не доживаем до своего заслуженного возраста. А стоило бы. Стоило бы меньше беспокоиться, стоило бы не мешать жить хотя бы самому себе, что уж там другим. Просто аккуратно работать над собой, потихоньку продвигаясь в пространстве и времени своих целей, как порою судмарина продвигается в начинающих сковываться льдах при температуре воды около нуля градусов.

Очень часто именно советы, как справиться с той или иной неприятностью и на очередном спуске с вершин не подскользнуться на камне, бывают самыми важными. Мой вам совет на сегодня, дорогие друзья: не беритесь за многое сразу. Начинайте по чуть-чуть. Заботьтесь о своем здоровье. Как зимнее солнце светит, но не греет, так и не дает особенной продуктивности возможность делать много дел одновременно. Попробуйте сделать по-другому, если вам, конечно, позволяет время. Начинайте от печки, и в нашем случае от здоровья. Скомпонуйте всё так, чтобы иметь постоянно восьмичасовой запас сна, рацион правильной пищи в своем питании, возможность подолгу гулять ночью и днем, зимой и летом. После начинайте вводить два действия, которые приносят вам деньги и ощущение смысла жизни. Действия, что просто прививают вам любовь к этому миру. Вводите потихоньку, ещё по две или три позиции того, что можете ввести. Ну, например, в моём случае я уже ввел обучение и написание книг, но чувствую, что этого мало. Я беру и ввожу ещё написание стихотворения каждый день и занятия английским. Вижу, что пока что времени хватает и могу делать что-либо ещё целый час или полтора. Что я могу добавить? Могу добавить, наверное, спорт. Бег по утрам или силовые тренировки с гантелями. Так как мне не хватает тех уроков, что я получаю из школы, я могу ещё дополнительно читать учебники по истории. Что ж, удобно. И вполне хорошо. И вот именно в таком темпе, в таком отношении к жизни надо идти и жить до двухста лет.

Иногда рискуй, иногда проявляй инициативу. И просто живи и наслаждайся всей той жизнью, что у тебя ещё есть, что у тебя осталась впереди. Удаляйся из соц-сетей. Планируй что-нибудь важное. Действуй.

Глава 18, Алиот

Ни свет Ни заря и Женька продолжали свою поездку. Сейчас они вместе с гидом сидели на замечательной яхточке. Она выглядела довольно презентабельно, впрочем, так и должно было быть. Хотя бы потому, что за поездку были заплачены немалые деньги. Сейчас их гид, довольно толстенький, но от этого не менее отважный мужичок, занимался своими делами где-то в каюте капитана корабля, а ребята на фоне вечернего залива и заката разглядывали звездную карту. Дело в том, что в Париже Женька лишь приблизительно набросал маршрут их будущей поездки. Сейчас же они в реальности сопоставляли карту латинской мерики с узором Большой Медведицы на звездном небе. Вообще, это довольно красивое созвездие из северного полушария состоит всего лишь из четырех звезд. Для того, чтобы их поездка не прошла слишком быстро, ребята придумали для начала проводить в каждой посещаемой ими стране побольше времени, а после и вовсе увеличили срок пребывания в Антарктиде до четырнадцати дней. Первой звездой в их плане был Алькаид. Это сама северная звезда , и она являась как раз отправной точкой, как раз тем местом на карте мира, где базировались Бермудские острова. И на Бермудских островах с ребятами произошли первые необратимые изменения, которые предшествуют всякому бурному развитию любой жизни на Земле. Так пальма, после того, как её в первый раз робко польют на каком-нибудь влажном балконе, начинает верить в себя и цвести столь бурно, что люди, её полившие, через некоторое время начинают даже об этом жалеть. Так вот, Бермуды являлись Алькаидом, и Алькаид не прошел даром в их путешествии. Он многому их научил. Мицар же стоит следующей после Алькаида звездой в узоре Большой медведицы; её особенность в том, что, на самом-то деле, она состоит как минимум из двух звезд. Ходят слухи, что одна из тех двух, маленьких звезд, делится ещё на одну. Но этого пока точно никто не видел, так что, сам не знаю и ничего сказать по этому поводу не могу.

Доминикана застала ребят своим сильным штормом. Вероятно, в Пуэрто-Рико, на который сейчас отправлялись Женька и Ни свет Ни заря, пару дней назад был абсолютно такой же шторм. Но, знаете, ничего в мире не случается дважды. А потому, спустя довольно немного времмени, даже сознание самого упертого, самого замкнутого в себе человека начинает меняться. К тому же, раз уж так совпало по карте, почему бы двум европейцам не посетить ещё одну необычную для их восприятия страну? В общем, порешили так: двадцать седьмого января они прибудут к берегам города Сан-Хосе, чтобы со всем достоинством освеженного путешественника изучить этот город. Что ж, сказано-сделано. Наблюдая такую теплую, столь совершенную картину волн, будто нарисованную красками, друзья постоянно думали, что всё это им попросту снится. И нет, я не имею ввиду тот обыденный, райский сон, который, пожалуй, описывают другие авторы в своих книгах. О, нет. Дело в том, что всё для них было как будто в тумане, как раз оттого, что стояла самая настоящая реальность. У них же, даже учитывая их изменившееся в лучшую сторону восприятие мира, всё ещё не было какой-либо цели. «Веселиться и получать удовольствие-вот наша цель»,-сказал в какой-то мере банальную вещь Женька. Но именно повторение-мать учения, и в этом ребята убедились ещё один раз, в этом и заключался их главный урок на Доминикане. Ну, а что ещё делать, как не повторять про себя: «О, как я рад, что жив, как я рад, что меня не зацепило волнами ветра!» после того, как вас ни единым прутиком не сумел зацепить ураган?

«Нам нужен какой-то теплый песок после того, как мы завязли в мокром и склизском иле европейской угрюмой жизни»,-сказал вдруг Женька. «Нам нужно что-то большее, чем просто размеренное посещение различных теплых стран». И ребята стали думать, как бы им улучшить положение дел. Ответ пришел не сразу, но всё же довольно быстро для ответа на такой волнующий, важный для них вопрос. И ведь гениальное испокон веков очень просто. А значит, для того, чтобы получить обычное людское наслаждение, надо в первую очередь начать думать, как обычный человек. Ещё быстрее, чем ответ на первый вопрос, к ним пришел ответ на второй, и вот тогда они и вовсе почувствовали спелый, немного с кислинкой, тропический вкус жизни.Чтобы жить, как простые люди, им нужно иметь столько же денег, как у простых людей. Ведь деньги-это просто самый легкий из возможных путей добиться желаемого. Можно получать счастье, сидя на балконе пятизвездочного отеля, а можно-испытывая приятную тяжесть в ногах после тяжелого дня прогулок и приключений в самых недрах столицы… Следуя столь разным путям, вы всё ещё будете получать одинаковый для всех результат-счастье. Ребята прикинули, что им нужно сделать, чтобы поездка была интересной, но проходила в режиме урезанных финансов и поняли, что в первую очередь нужно пересмотреть все выпуски «Орла и Решки». Уже потом-сделать всё, как там у человека, которому выпало сто долларов. Не долго думая, так и поступили.

***

К Пуэрто-Рико подплыли в ночи, когда большая часть местного населения уже готовилась ко сну, а те люди, что приехали сюда погостить, ещё только одевались в различные дорогие наряды перед своим зеркалом. У входа в порт столкнулись с каким-то ярко светящимся лайнером. Он казался столь огромен на фоне пуэрто-риканских волн, что уж, конечно, внушал всем, взирающим на него, уважение. Ребята высадились на ещё теплый, не успевший остысть за два непродолжительных часа вечера берег, распрощались на время со своим верным командиром, и, оставив почти все из своих вещей кроме фотоаппарата на яхте унеслись прочь от того, что их держало на этом маленьком острове усталости. На острове, который стирался из их памяти так же, как стирается большое масляное пятно с каплями жира простой водой. Но, казалось, возможно именно сейчас, возможно, и впринципе, казалось, что теперь они наконец-то нашли живительное средство, которое, как химический очиститель на кухне, стирало бы этот грязный остров с удвоенной силой. Таким для них было недавно выуженное из морской пучины изречение, гласящее, что буквально всего, в том числе, счастья, можно добиться без денег. И это выглядит, словно сюжет в какой-нибудь большой компьютерной игры. Словно вы успешно проходите её, проходя при этом на максимально сложном для вас уровне. Просто потому, что вы бы испытывали гораздо более приятные точечные изменения, растекающиеся, как горный ледник по всему вашему телу. Почему более точечные? Ну, хотя бы потому, что приходиться продумывать свой план настолько четче, насколько сложнее становиться играть.

***

Почему все мы желаем переехать в более теплые страны? Наверное потому, что в нас испокон веков живет приятность ощущения чего-то тёплого, мягкого,

что зародилось ещё в Африке, откуда шли наши давние предки. Дело в том, что ананас намного приятнее есть, забравшись на пальму и видя под собой душистый песок, нежели чем есть его, глядя на шастающего туда-сюда голодного медведя. Такова уж человеческая природа. Но недаром человек эволюционирует, а потому всё, что не получается у этого существа, оно пытается обратить в свою пользу. Именно потому атомная энергия-один из самых перспективных источников энергии будущего. Именно потому, что в нем царит небывалая загадка, потому, что он ещё может «ошапарить» человека, ну-вот как огонь в прошлом. Единственным негативным последствием этого предложения является факт, что все мы-абсолютно песчинки времени перед источником атомной энергии, а потому она с легкостью при желании перекусит нас пополам. Но станем же сильными, друзья! Будем же, как те термиты или тля, что разбегаются в разные стороны при виде руки человека. Ртуть-вот наш пример, ребята! Какова же впринипе цена человеческой жизни? Нет, я сейчас не о том, какова её цена в развитии человечества, скорее о том, какой человек в действительности считается более успешным? На днях ребята, глядя выпуск «Орла и Решки», заметили, что более всего силен человек, который испытывает положительные эмоции. Это и понятно, ведь положительные эмоции увеличивают срок жизни и подсознательно нужны всем, а значит, такие люди больше ценятся. А те, кто больше всех нужен обществу, и ощущает себя по-другому. Ведь они чувствуют себя более значимыми. Почему человек, у которого искренне просят помощи, вдруг начинает чувствовать себя лучше? Всё потому же. Хотя бы в данный момент, но вообще-то всегда, он не задается вопросом: «В чем мой смысл жизни?» Что ж, именно такова его жизненная цена. И именно о ней думали ребята, сидя в каком-то кафе в центре города, где им принесли местное блюдо из пюре бананов. Кафе было с видом на море. Здание находилось где-то на границе между морскими и земными владениями. В свете оформленных по-испански пуэрто-риканских фонарей Ни свет Ни заря и Женька наблюдали, как ненарочито бело искрится в их стакане с пина-коладой отражение карнавала, который проходит где-то на соседней улице. Наверное, по прибытии на Пуэрто-Рико стоит бросать все дела, которые ещё не были брошены, и на каком-нибудь ушленьком скутере двигаться за город, поближе к лесам и озерам, или к скалистому берегу, маленькой песчаной бухточке жизни.

Но они и собирались сделать так, но попозже, потому что сейчас чисто физически не могли. Они сейчас ждали одного человечка, у которого забронировали себе жилье. В «Орле и Решке» ведь часто показывается, как главные герои просто остаются переночевать у тех, кто неравнодушен к людям или любит им помогать. Что ж, вот и Ни свет Ни заря с Женькой сейчас, посмотрев один такой ролик, договорились с неким Хауло о встрече в кафе на одной из главных улиц города. Но что-то Хауло задерживается, и вот, они, чтобы не потратить драгоценые часы своего время зазря, стали рассматривать витрины, местных жителей, да и вообще всё-всё, что только может рассказать о культуре и секретах проживающих здесь людей. Вот и сейчас, глядя на какую-то рекламу, пущенную как раз для таких туристов, как они, Ни свет Ни заря и Женька стали вглядываться в те глубоковоные озера, те разнообразные вечнозеленые леса, находящиеся там, чуть-чуть в глубине острова. Они смотрели и плавно начинали испытывать то спокойствие, какое испытывает человек при погружении в теплую ванну. То была теплая ванна, в которую Ни свет Ни заря наконец, спустя долгое время после Парижа, смогла окунуться. И если был какой-то секрет в том, как жить, то сейчас они с Женькой, сидя на веранде у Хауло и обсуждая проблемы транспортировки редких бабочек с севера на юг, были уверены, что секрет этот заключается в полном, безоговорчном отречении от городской и рутинной жизни. Они просто попробовали путешествовать по-настоящему и стали так чутко, так полно понимать тех людей, кто вовсе не вылазит из экстримальных путешествий, как Ни свет Ни заря после долгого дня из нагретой её мечтами и мыслями ванной.

Глава 19, Мегрец

Луисиан осущетсвил мечту своего детства. Как очень часто раньше разные люди подходили друг к другу на автобусной отсановке, когда не было автобуса, и справшивали «Так что случилось?», так и сейчас, на стройке где-то в Северном Бутово, не самом близком к центру районе Москвы, среди второй смены рабочей бригады номер один возникли настолько же тесные, дружеские отношения. Один подходил ко второму и говорил: «Да-а, брат, интересно девки пляшут. Выходит, мы, работая тут, настолько унижены и подавлены своим безынтересным положением, что не видим таких простых радостей, как звезда Мегрец на зведном небе, в то время как человек приехал сюда, к нам (откуда!), из Италии, нет, из Аргентины, только для того, чтобы поработать на стройке в русский мороз!» И так всегда, дорогие друзья. Там, где кто-то находит, кто-то в то же время теряет. Для кого-то переехать в Данию или на восточное побережье Швеции-неосуществимая мечта, а для кого-то-суровая реальность. Одни люди собираются постоянно что-то менять в своей комнате оттого, что их ничего не устраивает, и еле-еле заставляют себя это делать, другие напротив-меняют и каждый раз сожалеют о том, что не могут оставить всё на одном месте, дать обрасти чему-либо былью времени. Никогда не бывает так, что одна и та же вещь для разных людей несет одинаково положительную или отрицательную эмоциональную окраску. Для меня мечта вот, как Ни свет Ни заря, отправится на своем Рейндж-Ровере на белый берег Франции, и, сидя где-то на мельнице, встречать рассвет. Кто-то же настолько присытился этими рассветами, или не присытился, но это просто не для него, что он уже не может и дня, и часа просидеть у той мельницы, и, как паломник из моей книги «Честность» сурово отправляется в путь. Никогда не бывать одной и той же эмоции у двух человек. Если бы ученым нужно было провести эксперимент, является ли и вправду каждый отдельновзятый человек личностью, я бы им предложил сделать следующее: провести опрос двухсот тысяч людей по одной и той же теме. Тогда бы больше не осталось и тени сомнения, ведь даже на такой короткий вопрос, как: «Вы любите жить?» каждый, уверен, каждый человек на Земле ответит что-то своё. И пусть, пусть при этом их слова будут совпадать, но на то и не проводится такого эксперимента в мире. В виду же, в своем уме они будут иметь совершенно разное. И пусть мои часы сейчас тикают то двенадцать, то без двадцати двенадцать, я все равно буду продолжать делать своё дело и наслаждаться им от всей души там, где у меня будет получаться наслаждаться. И пусть за моим окном вырастет сугроб высотой аж до третьего этажа, а Луисиан, вспомнив своего друга Дионисия вдруг краном случайно сломает целый этаж, я никогда не изменю своему стремлению продолжать работать. Так говорить считается неправильным, но я всё же скажу, хотя бы скажу, что я чувствую: «Скорее всего, даже на своем смертном одре, и о-ой как не скоро я желаю ему быть, я буду работать над собой или косвенно, но очень близко думать о том, каково это-самосовершенствоваться».

Сидя в этой изумительной навесной будке, на высоте, казалось, в тысячи тысяч километров, Луисиан начал слышать высшие силы. Они не явились к нему лицом чего-то бородатого, доброго и безликого, не явились они ему и ангелами во плоти, а показались лишь чем-то вроде мерного, более мерного, чем обычно постукивания ветра в его и без того колышащееся на ветру окно. Показались каким-то необычным и не очень приятным, но в то же время праведным ощущением в спине, как будто кто-то сзади тебя на тебя смотрит, но не собирается причинять никакого физического вреда. Было, наверное, тринадцатое или четырнадцатое февраля, когда Луисиан это почувствовал, и он, на удивление, подумал вдруг, что числа в этом мире вообще не играют значения. «Ну, вот, сегодня почти что пятница-тринадцатое, ну и что? Кому-то сегодня всё равно удалось получить приятный подарок и почувствовать что-то волшебное, а кому-то и сегодня, даром, что не пятница, силком переживания отрезало путь к мечте и одновременно к дороге назад. Ну и что, спрашивается, ну и что? Люди всё равно до сих пор не могут совладать с собой и своими эмоциями, и от чисел тут вовсе ничего не зависит". Но Мегрец по-другому означает тихий, ищущий, а потому Луисиан задал необычному ветру всего лишь один вопрос: «Что мне делать?» И ветер ответил, ответил, как настоящий старец, странно, непонятно, всё больше урывками и загадками. Он сказал, что надо искать корни. А дело было вот как:

Когда Луисиан, допивая очередную кружку настоящего русского чая с лимоном, то и дело поправлял так нравившуюся ему, но так упорно не налезающую на него шапку-ушанку, в воздухе вдруг завыл ветер. Шумел он неслабо, но и не сильно. Шумел себе, да и пусть. Луисиана смущала другая вещь. То ли тут дело было в российской мистике, то ли и правда что-то пошло не так, но ощущение, что за спиной у тебя кто-то находится, настолько перестало давать ему покой, что он резко развернулся. Надо сказать, что это было одно из самых удачных решений в его жизни. В подъемном кране, оказывается, как и в кабине у дальнобойщика, имеется второй ряд сидений, где обычно стоит кровать, быть может телевизор, быть может-холодильник… Казалось, целый пчелиный рой или растопленный, но недотаявший воск свечи оказался там, за решеткой.

Возвращаясь к вопросу: «Кто что сделал?», Луисиан и сам долго не мог ответить на этот вопрос. Но ему стало так некомфортно, неприятно от этого дурацкого, немного жгучего ощущения именно сейчас, когда, казалось, его мечта сбылась и он должен бы быть самым счастливым человеком на свете, что он даже вышел на уличную площадку со стаканом лимонного чая в своих руках-освежиться. Когда метель закончилась, когда он вернулся обратно, ощущение не то что бы всё ещё не прошло, оно будто и прошло, но тем самым преобразовалось уже во что-то новое. Так бы он наверное и сидел в раздумьях, если бы один заботливый сменщик не додумался затащить на такую верхотуру полноценное зеркало. Мол, я же на высоте, а значит и выглядеть должен всегда подобающе. В общем, когда зашел обратно в кабину, Луисиан мельком глянул на себя в зеркало и ахнул. Его ноги, да и всё, начиная с этих чуть поватневших ног до самого затылка, переменилось. В зеркале на него смотрел посветлевший уже за время прогулки человек, смахивающий чем-то на японца или китайца, да и бейджик на его груди теперь гласил: Ли-сан. Похоже, Луисиан вовсе не потерпел никаких потерь, напротив-преуспел в своем познании мира так, да к тому же успел исполнить свою мечту, что волей-неволей попал на следующую ступень развития. Ступень чтения своих родителей. А что, как не настоящие корни есть наши родители для нас? И именно китайцы, японцы, корейцы и индусы, да в общем-то все азиаты придумали такие хорошие, действительно правильные религии, что сильно преуспели в почтении всего мира и в том числе, конечно, в почтении своих родителей. Обновленный Ли-сан, похоже, направлялся вниз, с крана, для того, чтобы поделиться мудростью со своими уже теперь великими друзьями-напарниками, а после пуститься в обратный путь, в Италию, на моглику к своему горячо любимому отцу жизни. На свою законную родину.

***

Мегрец светил в небе так, что Ни свет Ни заря с Женькой думали: «Уж не взорвалось ли чего в космосе?» Но в космосе, к сожалению ли, или к счастью, всё ещё ничего не взорвалось. То лишь летели простые каракасские птицы. Они будто падади миллионами брызг в этот жаркий, не то зимний, не то летний полдень. Настолько чистым и безропотно синим казалось небо вдали над Каракасом, что ни Ни свет Ни заря, ни, уж тем более, Женька, никак не могли взять себе в толк: почему все с опаской, с большим остережением подходят к этому городу. Почему называют его чуть ли не одним из самых бандитских городов во всем мире? Одной из самых бандитских стран. Но после всё встало на свои места. Не успели они сойти с лодки, не успели добраться ещё от берега до города на такси, как Ни свет Ни заря вдруг взвизгнула: то ей под платье залез страх так навсегда и кануть в вечность, оставшись ничего не значащим для других людей человеком, так и не сумевшим совладать со своими эмоциями и достигнуть постоянства. «Постоянство-вот главаня движущая сила прогресса» Даже бандиты, самые заядлые прожигатели этой жизни во всех её проявлениях, начиная от пальм и до березок, и заканчивая ещё бог знает чем, и те подтверждают: главное в жизни-это постоянство. Если ты дашь слабину, то не успеешь и ножик из своего кармана вытащить, как на твое место в трущобах, на место законного представителя и чуть ли не императорское величество присягнет другой, более успешный разбойник. Женька, глядя на уходщие вдаль, словно годы его жизни и минуты его мыслей, спины птиц, отчаянно пытался сообразить: «Что же пошло не так с его жизнью?"

С ребятами начали происходить изменения. Обычно всем людям в таких местах взбредает в голову что-то вроде: «Да, это у меня-то плохая жизнь! Нет! У меня-то ещё, в отличии от этих крокодилов странствий, хорошая!» Ребята же, напротив, стали чрезвычайно ясно понимать, что времени осталось мало и им кровь из носу нужно успеть использовать весь свой потенциал. Скажем, до момента их прибытия в Антарктиду. Что же послужило причиной скоропостижных измениений, растекающихся по лбу Ни свет Ни зари и Женьки, как порой сложный эфир яблочной ксилоты растекается по днищу нашего вкуса, до конца не известно. Быть может, то на них так повлиял контрастный Каракас, ведь там и вправду с одной стороны были шедевральные, ну просто красивые и дорогие небоскребы, а сдругой-что-то, очень напоминающее Бразильские фавеллы под проливным дождем. Быть может, причиной их изменений послужило ещё и то, что они, как никак, начали своё путешествие на Бермудских островах. Почему-то машина Женьки сейчас ему прислала сигнал, что кто-то её пытается взломать. Впрочем, взломать её было бы очень сложно, ведь сейчас она стоит в пещере недалеко от залива, в тени кокосов и пальм. Самое опасное, что ей могло бы всё же грозить-зверское нападение голодного до железа крабика. Ребята собирались меняться благодаря тому, что лишь в тысячах трех-пяти отсюда, за границей человеческого разума цвела и процветала жизнь настоящей венесуэльской природы, что, как веточка фуксии, игриво свисает на Земном шаре со стана нежной Америки. И идея этой главы заключается в том, как раз в самом важном и замечательном свойстве жизни: «Если тебе кажется, что работа бессмысленна, тогда, именно тогда тебе следует идти и продолжать работать. Как показывает практика, человек не может определять истинную ценность собыбтий, и такая работа зачастую является самой важной работой на отрезке жизни».

Ни свет Ни заря и Женька пошли повстречать зарю. Алело.

Глава 20, Фекда (Фад)