Нейлоновые хомуты

– Взорвалось вроде как раз в здании, где бочка с водой! – вторил другу Мир, чей позывной был идентичен имени.

– Ты, ты и ты со мной! – скомандовал старший группы, появившийся в цеху, как только прогремел взрыв. Затем он доложил по рации командованию, что, предположительно, ранен «Тайд» и что он с бойцами выдвигается на эвакуацию: потребуется помощь.

Четверо бойцов, включая Мира и Алекса, вглядываясь в небо и прислушиваясь к посторонним звукам, покинули свой цех и отправились на помощь «Тайду». Нашли его они под развалинами разрушенной стены: парню прижало ноги кусками бетона, железа и кирпичей. Правую руку чуть ниже локтя срезало, и она висела лишь на коже. Кровавая дыра зияла на месте правого глаза: он вытек из глазницы. «Тайд» стонал от боли. Товарищи освободили его ноги, затянули их жгутами. Мир занялся повреждённой рукой. Он затянул её жгутом в районе подмышки, но не знал, что делать дальше с практически отрезанной рукой. Кто-то подсказал, что нужно просто пока положить её раненому на грудь. Покончив с этими манипуляциями, «Тайда» оттащили под крышу здания. Тут подоспели ещё пара бойцов и медик и сразу же включились в оказание первой помощи. Обе ноги раненого были тоже сильно повреждены, из одной торчала кость. Было много крови, смешавшейся с пылью, которая ещё не успела до конца осесть после взрыва. Хорошо хоть, не были задеты артерии, иначе её могло быть куда больше. То и дело все откашливались, набрав полные лёгкие пыли. Запах крови ударил Миру в нос: он сильно в ней перепачкался, пока возился с рукой раненого. «Тайд» продолжал стонать, проклиная всех и вся.

Пока другие занимались обработкой ран, поставив «Тайду» укол обезболивающего, Мир временно оказался не у дел. Его немного тошнило, и кружилась голова. Он осмотрелся вокруг, и ему стало не по себе – от этого запаха крови, от вида оторванной руки, от страданий и мучений боевого товарища. Жуткая действительность войны предстала перед ним во всей своей неприглядности, и привыкнуть к ней не было никакой возможности. Остаться равнодушным не смог бы даже сильно очерствевший человек.

Взгляд Мира остановился на его друге «Философе», который вместе с командиром перевязывал ноги «Тайду», и это навело его на мысли о том, что вот ещё совсем недавно этот повеса и настоящий баловень жил в какой-то другой, параллельной вселенной. Он являл собой человека, которому не было особого дела до окружающих, на первое место он всегда ставил свои личные хотелки, а теперь вон оно как всё изменилось… Да и у самого Мира, если на то пошло, сейчас не было ничего общего с прошлой жизнью, так что иногда приходилось задумываться: а точно ли ты находишься всё на той же планете? И вот оно, доказательство параллельной реальности: опять этот мерзкий звук, как будто из другого мира, звук пролетевшей рядом жужжи-камикадзе. Все они сейчас были в укрытии, и под крышей их вряд ли бы заметила эта мерзость, оскверняющая небо, но даже сам её звук был отвратителен. Камикадзе улетел дальше, бахнув где-то недалеко так, что стены здания содрогнулись. Мир посмотрел на место, откуда вытащили «Тайда»: там на груде ломаного кирпича стояло железное ведро, почти полное воды, видимо, его и нёс для стирки «Тайд». Стояло оно на куче очень криво, и удивительно, как оно до сих пор не упало и вода из него не пролилась. Рядом лежало второе ведро – пластиковое. Поломанное и всё в трещинах, оно было совершенно пустым. По воде в железном ведре пробегала лёгкая пульсирующая дрожь, что было следствием работы артиллерии и миномётов где-то не очень далеко. Вот на поверхность воды упал мотылёк, не пойми откуда взявшийся. Устремившись по наклонной к краю ведра, он заторопился выбраться. Туда же подлетела птичка – красивая такая, с цветным оперением – и уселась на край ведра, собираясь то ли напиться, то ли мотылька схватить. Но планам её не суждено было сбыться: ведро тут же навернулось. Видно, её лишь крохотного веса только и не хватало, чтобы это случилось. Испуганная птичка стремительно улетела. Вода вылилась, а мотылёк, оказавшись на земле, сделав несколько взмахов, высушил свои крылья и тоже вознёсся ввысь.

– Всё, мужики, на носилки бойца – и вперёд! – скомандовал медик, закончив с перевязкой почти оторванной руки и гла?за «Тайда». Товарищи раненого, кинув мягкие носилки на пол, переложили туда «Тайда», который стонал и ругался из-за мучительной боли, не покидавшей его. Вшестером они взялись за ручки носилок и понесли бойца.

– А ты, док, давай вперёд – посмотри, что там! – сказал командир.

– Хорошо! Вы ему только уснуть не давайте, разговаривайте с ним! – порекомендовал медик, отправившись на разведку обстановки.

– Терпи, «Тайд», терпи! Позовёшь ещё нас на свою свадьбу, погуляем! Мы тебе с парнями тонну порошка подарим стирального, надолго вам хватит! – шуткой подбодрил командир раненого, вызвав улыбку и смешок у остальных.

– Кому я теперь, на хрен, такой нужен буду – урод, инвалид?! – сквозь зубы простонал «Тайд», корчась от боли.

– Нужен будешь, нужен! Не переживай за это, женим тебя обязательно! А меня свидетелем сделаешь – ну, только чтоб свидетельница была красивая, это тоже обязательно! – решил вставить и свои пять копеек «Философ».

– Мужики, обратно бегом, там жужжа с яйцами! – прокричал медик. Он первым выбрался по обломкам из здания и теперь наскоро забега?л обратно.

Бойцы, притормозив, попятились назад. Стало слышно жужжу. За спиной медика в нескольких метрах от него упала с неба и разорвалась граната, взрывная волна от которой занесла в здание часть осколков стекла и обломков стен вместе с пылью.

– Все живы? – прокричал командир.

– Да вроде все! – ответил кто-то. На какие-то мгновения наступила тишина. Лишь негромко постанывал «Тайд».

– Ерунда! Меня чуть в плечо царапнуло! Жужжа ещё там, надо в здание двигаться! – произнёс медик, показывая рукой направление.

– Да, верно, пошли, парни! – подтвердил командир. И группа эвакуации двинулась по цеху, маневрируя между станками и всевозможным заводским оборудованием. Под ногами хрустели осколки стекла, которыми был повсюду усеян пол: в цеху были большие окна, большинство из них было разбито. Снаружи доносились звуки жужжи. Не видя цели, она, словно по наитию, преследовала их, неторопливо двигаясь по небу в том же направлении.

– Вот же тварь, нас караулит, чтоб второе яйцо скинуть! – с ненавистью в голосе доложил медик, двигаясь ближе к окнам цеха, откуда он мог наблюдать за жужжей.

Начались прилёты по территории завода: активизировалась вражеская артиллерия. Стены и ещё не полностью вылетевшие стёкла в окнах цеха бросало в дрожь после каждого прихода. Звуки разрывов снарядов были слышны далеко окрест.

– Вот и киборги проснулись!

– Суки, сто двадцать вторыми бьют!

– Эта тварь жужжа улетела куда-то, не вижу и не слышу её! – снова доложил медик.

– Это хорошо! Парни, поторопимся, выходим на улицу – и быстро, быстро до бомбоубежища! – скомандовал командир.

– Как ты, «Тайд»? Держись, брат! Не спим, не спим! О свадьбе думай, представляй! У меня вот теперь она из головы не выходит, как представлю, какая свидетельница меня там ждёт! Ох, аж воображение будоражит! – напомнил о себе «Философ».

– Иди ты на хрен, «Философ», со свадьбой своей! Как же больно! Вколите лучше ещё мне обезболивающее! – послал Алекса «Тайд», продолжая стонать от боли.

– Всё, не ругайся! Терпи, брат, потерпи, скоро доберёмся, там ещё вколют!

Оказавшись на улице, группа ускорила шаг. Обстрел завода артиллерией продолжался, иногда снаряды разрывались совсем близко. Ближе к заводскому бомбоубежищу, между зданиями и фонарными столбами, на большой высоте были растянуты маскировочные сети – маскировка от жужжей и барьер для жужжей-камикадзе. Добравшись наконец-то до своего укрытия, группа смогла передохнуть, очутившись в безопасности под толщей земли и бетона. На душе сразу стало гораздо спокойнее. Здесь был организовано некое подобие медпункта, где оказывалась помощь раненым до момента их эвакуации подальше от фронта. В этот день медпункт был переполнен: много бойцов пострадало во время выполнения боевого задания, с которого группа недавно вернулась, да ещё добавлялись те, кого ранило на самом заводе. Передав «Тайда» в надёжные руки, его товарищи переместились ближе к входу в бомбоубежище, пережидая артобстрел.

– Во, и наша арта проснулась! – сказал кто-то, услышав, что артиллерия открыла ответный огонь по врагу.

Показавшиеся в небе истребители шумно пролетели над заводом. Прилётов от артобстрела по нему становилось всё меньше.

– Привет, мужики! Вот, держи, «Философ», дарю: будешь свои стишки и песенки на ней дудеть! – Боец с перебинтованными руками протянул Алексу губную гармошку.

– Да я и не умею. Спасибо, конечно!

– С твоими-то талантами научишься! Бери, брат! Вот так берёшь – и дуешь, всё просто! – показал боец, наиграв фрагмент мелодии, после чего вручил инструмент Алексу.

«Философ» принял подарок и, покрутив его в руке, убрал в один из кармашков, что были на его бронежилете. В бомбоубежище тем временем спускалась ещё одна группа эвакуации с раненым на носилках. У того был распорот живот, так что кишки торчали наружу. Будучи в сознании, он сам придерживал свои внутренности, чтобы те не расползлись. Это довольно неприятное зрелище в очередной раз напомнило всем о «прелестях» войны. После длительного молчания один из бойцов вспомнил о «Тайде»:

– А помните, как «Тайд» однажды после ночного выхода куда-то там упал и весь в дерьме чьём-то вывозился?!

– Да помню! Как он там орал! Ругался! Это надо было видеть! – откликнулся кто-то.

– А нам всю ночь потом спать мешал со стиркой своей! Всё, что было на нём, перестирал ночью. И ведь порошка где-то умудрился достать! Воды нашёл, в бочках каких-то стирался, полоскался!

– Достал нас тогда, это точно: матерился и стирался, матерился и стирался!

– Про порошок ты это точно сказал: он его где угодно достанет – стиральный!

– Это же он тогда десять килограммов его где-то стащил?

– Он! Он тогда только что с гражданки на войну прибыл, к нам в подразделение попал! Вот тогда ему «Тайд» позывной и дали!

– Ну всё, о «Тайде» поговорили, дай бог ему здоровья, вылечится! На войне мы уж его больше точно не увидим! Хоть бы с головой там, на гражданке, жил, не буха?л, себя нашёл! А ты, «Философ», теперь просто обязан на инструменте научиться играть и песенку свою нам какую-нибудь спеть, подыгрывая на губной гармошке! Ну всё, поутихло. Пора, парни, и обратно, кому-то скоро на дежурство – товарищей менять. Пошли! – подытожил командир, направившись к выходу. За ним потянулись и остальные…

* * *

Через пару недель подразделение Мира и Алекса отправили на боевое задание. Загрузив в бронемашины всё необходимое вооружение, боеприпасы и провизию, ранним утром колонна выдвинулась в сторону врага. Путь лежал по улицам разрушенного города. «Философ», сидя на крыше бронемашины, дудел в губную гармошку, немного поднаторев в этом занятии за прошедшие дни. Мир, находясь рядом с ним, разглядывал развалины зданий, мимо которых они проезжали. Он размышлял о том, как здесь раньше жили люди, пока война не пришла в их дома. Вот здесь был магазин, чья исковерканная, разорванная в клочья железная крыша выползла наружу, большей частью развалившись на дороге. Окна и двери в здании отсутствовали, чёрная сажа осела по краям. И лишь обгоревшая и обстрелянная вывеска «Продукты» давала знать о том, что? здесь было раньше. Люди ходили сюда, покупали продукты, с наполненными пакетами возвращались домой…

Совсем недалеко – школа, вернее, то, что от неё осталось: пустые глазницы окон, разбитые вдребезги стёкла, сажа на стенах – последствия пожара, часть стен кирпичной кладки разрушена, в оголённых перекрытиях и классах всё выгорело. Оголился и разрушенный лестничный марш. На месте лишь лестница между площадками второго и третьего этажей, а ведь когда-то по всему маршу бегали детишки, торопясь на уроки, и ходили учителя с классными журналами в руках. Крыша школы была вся в дырах. Спортивная площадка с гимнастическим комплексом и турниками, с беговой дорожкой и футбольными воротами, у которых когда-то стоял юркий вратарь, ловя мяч, запущенный соперником по командной игре, казалась нетронутой. Разрушенный ныне магазинчик располагался по соседству, так что школьники были частыми посетителями в нём, покупая всякие сладости, напитки и прочую вкуснятину, не очень полезную растущему организму, во время переменок или по пути домой…

Вот пошли многоквартирные дома – страшные, почерневшие, превратившиеся в угрюмые руины. А ведь в них когда-то жили люди! В небольших квартирках проходили обычные будни и отмечались семейные праздники, звенел детский смех и встречались друзья. Возле подъездов сидели бабули, вяжа шерстяные носки и по уже сложившейся привычке обмениваясь сплетнями. Где-то ещё сохранились заросшие клумбы, оставшиеся без ухода, на которых ещё цвели яркие цветы, – единственная красота, что осталась от прошлой жизни города. Собаки и кошки, лишившиеся хозяев, одичали, снуя по улицам в поисках пропитания. Встречалась искорёженная, прожжённая техника – машины как гражданские, так и боевые. Попадались и плоской формы бывшие автомобили, которые приплюснутыми лепёшками лежали вдоль дороги, раздавленные когда-то танками.

Колонна приближалась к окраинам города, где был его частный сектор, а может, и сросшаяся с ним деревня. Семьи жили здесь раньше в индивидуальных домах, со своим хозяйством, огородом. Жили своими заботами, печалями и радостями, в повседневной суете. И вот теперь от редкого дома осталось что-то целое – большинство было разрушено, причём без каких-либо шансов на восстановление. В заросших палисадниках, садах и огородах было некому собирать урожай плодов и ягод. В глаза бросались всё те же бродячие собаки и кошки, а ещё чей-то некогда домашний скот и птица: козы, телята, свиньи, утки, куры, индюки, подобно дикарям кочующие по огородам и дворам, неограниченные в свободе перемещения благодаря поломанным заборам и воротам… Наконец бывший город, показав свои окраины, остался позади. Впереди открылся вид на речку и разбомбленный бетонный мост над ней – в целости были лишь устои, пролёты упали вниз. Бронемашины спускались по уже накатанной дороге, преодолевая неглубокую речку вброд, и снова поднимались наверх, возвращаясь на дорогу. В прозрачной речушке вились многочисленные стайки рыбок, поплавками на поверхности торчали кувшинки, на некоторых сидели лягушки. Вспугнутые шумом, они спрыгивали с насиженного места; утки же, ругаясь, отплывали подальше. Город умер, природа – нет: она хотела и продолжала жить дальше.

Послышался шум вертолётных лопастей. Затрещали рации командиров, предупреждая о полёте родной авиации. А вскоре и группа боевых небожителей показалась в небе, полетев в ту же сторону, куда двигалась колонна, – в гости к врагу. Бойцы подняли головы, провожая взглядами вертушки. Уже вскоре те выпустили весь свой боезапас по целям и, развернувшись, отправились в обратный путь, на базу. Следом по позициям врага начала крыть артиллерия. Впереди был лес, колонна стала расползаться по разным дорогам. Каждая бронемашина, добравшись до нужной точки, выгружала штурмовые группы бойцов, а потом откатывала обратно, ближе к руинам бывшего города.

– Бойцы, за мной, держим дистанцию! Рации всем включить! – прокричал командир, устремившись в чащу леса. Мир и Алекс, переглянувшись между собой, последовали за ним, как и ещё четыре бойца из их группы. Все они растянулись цепочкой, каждый старался не терять из виду впереди идущего.

Лес не был богат деревьями, преимущественно состоял из кустарников. Бойцы передвигались перебежками, всякий раз осматриваясь и двигаясь дальше, соблюдая дистанцию между собой, – темп задавал командир. Как и следовало ожидать, в небе появилась вражеская жужжа, ведя контроль за местностью. Медленно плывя по воздуху и время от времени останавливаясь, она крутилась вокруг своей оси, всматриваясь камерой вниз.

– Жужжа в небе, всем затаиться! – поступила по рации очередная команда от командира.