Золотая карта

– Ты прав, Пустой, – заговорил как на равных Василий. – Золотишко есть, еще и достаточно. Я могу поделиться. Но условия должны быть прежние. Работаем небольшими партиями. Устроит так?

– А много его у тебя?

– Я же сказал, достаточно, чтобы работать малыми партиями. И золото не у меня, источник доставки другой, – соврал Василий, остерегаясь «подлянки».

– Сидеть тебе, Синица, еще долго, но мы со своей стороны поднажмем, чтобы ускорить выход. На нас можешь положиться. Мы не фраера. Слово мы умеем держать, – завершил Пустой, дав понять, что условия его приняты.

С тех пор в лагере Василия никто не дергал. Он влился, как и все здешние обитатели, в лагерную жизнь, не унывая, что годы пропадают зря. Работяга – он и на воле работяга. Здесь простые мужики живут беззаботно, не беспокоясь, что останутся без еды, пусть хоть и не при деле. Государство их в обиду не даст – накормит, напоит, чем бог послал. На воле у мужика полно забот. Не заработал – сидишь без еды, на одной воде, и государству на это начхать. Девиз один: «Кто не работает, тот не ест». Вот и раскидывай мозгами, где лучше. Остается только добавить: «Там, где нас нет». Поэтому, чтобы выжить, надо постоянно крутиться и в зонах, и на воле.

Так и жил Василий в ожидании окончания срока, в лагерной суете, опутанный вокруг вертухаями да солдатами на вышке, готовыми за малейшую попытку показать видимость побега прострелить насквозь, чтобы заработать внеочередной отпуск.

Но вот настал день свободы. Свободы от постоянного мелькания зеков, от форменных одежд зоновских ментов, от еды из гнилых продуктов, которые пьяный завмаг забыл списать и, во избежание ответственности, договорившись с заместителем по тыловому обеспечению, загнал в зону. Конец мучениям! Теперь он будет действовать осторожно, как волк, вышедший на охоту. Тепло в душе разогревали припрятанные до его возвращения сберкнижки. Но был еще договор, заключенный еще в начале отсидки. Договор, благодаря которому он легко прошел лагерные страдания и издевательства, подстерегавшие на каждом шагу за неосторожно высказанное слово.

С поезда его встречали люди Пустого, освободившегося к этому времени и вернувшегося в свои владения. Переодевшись прямо в машине в более современный прикид, не заходя никуда, он был доставлен к законнику. Тот ждал его. Ждал потому, что этот человек мог принести немалую сумму денег для общака, казны воровской империи, создающейся годами, пополняясь взносами, тратившейся по мере надобности для подогрева тюрем и лагерей, подкупа должностных лиц, сидящих как на территории, вверенной ему, Пустому, так и за ее пределами. Пустой, став к тридцати четырем годам Смотрящим по городу, на дело уже не ходил. Его «работа» заключалась в контроле за всем происходящим в городе. Сборы дани с подпольных цеховиков, барыг и торгашей разного рода. Улаживание недоразумений, вспыхивающих в результате ссор между ворами, «наездов» залетных гастролеров на подконтрольных ему людей, а также налаживание новых связей в рядах «органов», чтобы иметь достоверные сведения о готовящихся облавах и операциях, в общем, все то, что входило в обязанности вора в законе, вора, живущего по понятиям, чтившего свое достоинство и вес в криминальном мире.

– Ну, с освобождением, Синица! – встретил недавнего арестанта Пустой. – Как доехал? Не уморило тебя?

– Вроде все цело, – ответил Василий, проходя за ним в другую комнату к ожидавшему их накрытому столу.

– Садись, угощайся, – разливая водку в граненые рюмки, моргнул Пустой. – Небось, соскучился по такому изобилию. Но ничего, ты свое еще отыграешь. Уговор-то наш не забыл?

– Как можно! – намазывая красную икру на кусок хлеба, ответил Василий. – С этим уговором, считай, я и в лагере-то выжил. Теперь по гроб жизни вам обязан.

– Но у тебя же есть, чем откупиться, – захохотал Пустой. – И ничем обязан не будешь.

– Нет, – отрезал Василий, – будем делать, как я просил.

– Пусть будет так, – согласился Пустой. – Мы со своей стороны поможем тебе. Помещение мы уже зафрахтовали. С ювелирной мастерской, которую я курирую, заведующий собрался на пенсию. Вот ты и заменишь «старика». Ювелиры там работают проверенные и не первый год, но в основном по мелочам, выполняя иногда наши заказы. Так что завезем соответствующее оборудование и начнем с божьей помощью.

Пустой не стал тратить время, полагая, что чем быстрее начнешь, тем быстрее пополнишь казну, и буквально через неделю Василий Николаевич Синицын руководил ювелирной мастерской, где параллельно с основной работой по ремонту и мелкой переплавке всяких побрякушек организовался подпольный цех по обработке и изготовлению золотых изделий высшей пробы. Сбыт наладили незамедлительно, и потекли деньги с оборота, половина из которых оседала в воровской казне, а половина якобы возвращалась золотодобытчикам в качестве оплаты за золото, а фактически шла в карман Василия, который продолжал вкладывать деньги во вновь открываемые сберкнижки. Пустого, конечно, интересовало происхождение золота, но устраивать по этому поводу расследование он пока не стал, пологая, что Синица все-таки ведет честную игру, и довольствуясь половинной долей приходящих с оборота денег.

Цех работал бесперебойно. За время трехлетнего существования ни один человек в форме, ни один человек из блатных кругов, а тем паче никто из залетных их не беспокоил. По истечении же третьего года, как и предполагал Василий, золотой запас в его кладовых иссяк.

– Канал, откуда я доставлял рыжевье, пуст, – сказал при очередной встрече с Пустым Василий. – Больше рассчитывать на поставку с той стороны нет резона.

– Может, твоих артельщиков, если они существуют на самом деле, перебросить на другие участки, где, возможно, они найдут то, что нас и их интересует?

– Они попробовали это сделать сами, но пока безрезультатно.

– Надо бы пригласить все-таки их к нам. На откровенный разговор.

– Не пойдут они на это. Они находят меня сами, когда что-то у них есть. А если я полезу к ним со своими предложениями, они поймут, что я связан с ворами, – и вовсе концы сбросят.

– Так, – сделав паузу, заговорил Пустой. – Тогда пока будем перебиваться тем, что есть. Цех закрывать полностью не будем. А ты работай, как и работал, заведующим. Наверное, скоро меня заметут на время. Мой человек из органов недавно «шепнул». Говорит, намечается основательная чистка. Что-то у них там не сошлось, и решили отыграться на мне. Надо же им показать работу. А вора в законе посадят, тут решение всех проблем, – и, помолчав, продолжил: – Я у него поинтересовался, так, невзначай, намеками, о тебе. Ты нигде и ни по каким делам не проходишь. Он даже постарается, чтобы твое предыдущее досье из архива «ментуры» убрали навсегда.

– К чему все это? – задал вопрос Василий.

– Я давно за тобой наблюдаю, Синица. С тех пор, когда ты первый раз разозлил меня, работая под носом. Да ладно, кто старое помянет, тому глаз вон! Ты наш человек, хотя и не идейный. Думаешь, затею с артельщиками я не пронюхал? Тут ко мне год назад человек приезжал. Так вот, он сидел в одном лагере с Зуевым, бывшим твоим «шефом» и подельником. Интереснейшую историю он поведал моему «корешу». Опасаясь дальнейшей огласки со стороны Зуева, ему устроили несчастный случай. Но, как видишь, я опередил их, перехватив тебя.

«Бедный Вячеслав Тихонович! – подумал Василий. – Не удержался я тогда от соблазна, рассказал ему о происхождении рыжевья. Просто захотелось с кем-то поделиться своими приключениями. Все рассказал, как было. Кто знал, что все так обернется? И зачем ему с кем-то еще захотелось пошептаться об этом? Стоп! Пустой сказал, весточку привез «кореш». Значит, Зуев раскрыл тайну вору, надеясь тем самым, что тот возьмет его под свое крыло, как в свое время его самого взял Пустой. Оплошал Зуев, не имея в запасе ни единого «козыря». Рассказав тайну, он приговорил себя, что незамедлительно и было приведено в исполнение. Добраться до меня он мог и без Зуева. А Зуев даже понятия не имел, где спрятано рыжевье. Благо что «кореш» Пустого освободился всего год назад, а то, кто знает, мог и меня перехватить. Только узнав, что Пустой занялся мной вплотную, он не стал вмешиваться, все равно общее дело делают».

– Ты что, Синица, в воспоминания ударился, не слушаешь меня совсем? – спросил Пустой.

– Да нет, просто смерть Зуева меня с понталыку сбила, – нашелся Василий, – он же моим наставником, можно сказать, был.

– В этом деле без потерь не бывает. Но я не об этом сейчас, – продолжил Пустой. – «Лавешки», которые ты срубил с этого дела, по праву твои, никто на них не претендует и не осуждает тебя за это. Но одному с этими «лавешками» тебе в нашей системе не продержаться, если ты не собираешься держать их всю жизнь в сберкнижках, как Корейка из знаменитого фильма «Золотой теленок» держал их в чемодане в камерах хранения.

Василий промолчал.

– Как я уже сказал, – снова заговорил Пустой, – меня возьмут года на два, на три. Но, как всякого Смотрящего, меня беспокоит не отсидка, а общаковские «бабки». В чьих руках они останутся до моего возвращения? Недавно нашего «казначея» приметили в присвоении «лавешек» в крупных размерах, не «упредив» меня. Его пришлось наказать. И на месте «казначея», оказавшемся свободным, я бы хотел видеть тебя.

Василий молчал. Такого поворота событий он не ожидал. Предложение, сделанное Пустым, было для него более чем неожиданным.