– Вы знаете мой адрес? – полюбопытствовал Рустам.
– Мне не составит труда найти вас. Я великолепно знаю улицы Тегерана, – она стала ласкать свое золотое ожерелье на шее, словно поглаживала морскую гладь.
Что ж, неплохая работа, увидеть человека в первый раз и знать о нем практически все, к тому же вести себя так непринужденно, словно они были знакомы целую вечность. До такого уровня профессионализма в области выведывания тайн Рустаму надо было расти и расти. В этом он мысленно себе признался.
– Договорились, – охваченные интригой и подозрением глаза Керими сузились в две тонкие щели.
– До завтра, знаток Востока.
Девушка взмахнула рукой и удалилась в сторону Булларда, продолжающего информировать Смирнова о положении в Северном Иране, нефтяных концессиях и отношении Великобритании к событиям вокруг Ирана в целом.
– Красавица Бейран назначила тебе рандеву? – Якубов уже стоял рядом с Рустамом, наблюдая за его новой знакомой.
– Мне надо было отказаться?
– Ни в коем случае, – вполне серьезно ответил Якубов. – Выслушай, что она хочет, и подготовь отчет в центр. Наверняка будут вербовать. Кстати, когда и где произойдет встреча?
– Завтра вечером, у меня дома.
– Ууу! Ну что, Керими, лиха беда начало.
– А если начнет совращать?
– Как называется газета, которую выпускают наши в Тебризе?
– «За Родину».
– Вот-вот. Знаешь, Рустам, иногда на благо страны надо не только подняться в атаку из окопа или броситься с гранатами под танк. Бывает, что ради дела надо переспать с красивой женщиной. Только вот вряд ли это менее опасно, чем выйти под огнем из окопа. Так что вперед за Родину, товарищ Керими. Все, что вы делаете, должно служить во благо нашей стране, – на этот раз Якубов явно иронизировал.
– Сделаю все, что в моих силах, товарищ советник, – Рустам картинно склонил голову.
– И Родина вас не забудет.
* * *
По заведенному природой порядку январь в Тегеране считался месяцем снегопада и сильных холодов. На несколько дней столица наряжалась в белое одеяние, вызывая у людей необъяснимую волну эйфории. Горожане старались предугадать в этом вполне обычном для северных стран, но очень редком для Ирана природном явлении божественное предначертание к лучшему. Богатый урожай, мир, покой, достаток – все это своим магическим белым молчанием навевал снежный покров, захвативший в свой сиюминутный, краткосрочный плен улицы, ветви деревьев, крыши домов, лавки торговцев, души простых горожан, надеющихся в новом году вырваться из стальных клешней нищеты, а богатых – сохранить и приумножить свое благосостояние.
Морозное, вечернее небо встало над городом с мрачным безразличием. Фонари погасли, погружая большие и малые улицы во мрак, нарушаемый светом уюта и тепла, излучающимся из окон зданий. Перед одним из таких окон стоял, скрестив руки на груди, молодой человек, который вглядывался в пустоту тегеранской улицы и ждал женщину. Он посмотрел на часы, показывающие без малого восемь часов, а затем снова бросил взгляд на улицу. Вот и она. Темный силуэт на белом фоне, двигающийся к парадной двери уверенным шагом. Она не опоздала даже ни на минуту, хотя имела право сделать по нескольким причинам, включая первый тегеранский снег.
– Налью вам горячего кофе. Вы, должно быть, замерзли? – предложил Рустам, провожая ее в свою излюбленную «восточную» комнату.
Она ничего не ответила, только оценивающе осмотрела интерьер комнаты.
– Обрывок восточного рая, посреди холодного уныния, – первые слова, без приветствия, произнесенные сухо и без намека на лесть.
Стены и пол, увешанные коврами, продолговатые подушки мутекке, резная подставка для книг из дерева, а главное – кальян, расположенный у изголовья невысокой койки, являющейся единственной мебелью в пределах комнаты.
Он принес ей кофе в небольшой фарфоровой чашке, которую она осушила одним глотком, как рюмку русской водки. Рустам присел на койку, скрестив ноги по-турецки, и стал внимательно смотреть в лицо гостье. Сейчас в ней не было того задора и игривости, которая наблюдалась на приеме в советском посольстве. Она была серьезна и совсем не улыбалась. Чашку она положила на медный поднос меджмеи, орнаментированный восточными этюдами, в виде изображения пальм, солнца и куполов сказочных дворцов. Бейран села на ковер, прямо напротив Рустама и тоже уставилась с минуту на его лицо. Молчаливая дуэль завершилась резким движением Бейран, которая как ни в чем ни бывало задернула правую ногу себе за голову, продолжая смотреть в лицо Рустама. Юбка слегка спала, обнажая черные чулки и их границу с белой женской кожей.
– Можешь так? – без мимики на лице спросила Бейран.
– Впечатляет, – кратко ответил Рустам, не меняя своего исходного положения.
Девушка не унималась и сделала еще несколько гибких телодвижений.
– Это знаменитая поза лотоса, – объяснила гостья.
– В некоторых коврах орнамент лотоса символизирует жизненное начало, – заметил Керими. – Тебе идет этот символ.
– Я много еще чего могу показать.
– Бейран, – Рустам убрал со своего лба прядь волос, – я в далеком детстве посещал цирк, мне не понравилось.
Она, словно не слыша, растянула ноги в стороны и прислонилась грудью к земле.
– У меня есть неплохой порошок, – предложила Бейран.
– Я могу разжечь тебе кальян, но сам обкуриваться не буду.
– Разожги, сделай милость.
– Хорошо, только не будем терять время. Ты хотела со мной поговорить, и я тебя внимательно выслушаю.
– Сеид Зияддин хочет встретиться с тобой, – она продолжала лежать на полу в той же своеобразной позе.
– За какие заслуги я удостоен такой чести? – повернувшись спиной к Бейран, Рустам разжигал мелкие угли.
– Он узнал, что ты родственник Наджаф-заде. Халил – один из верных его сторонников.
– Табатабаи желает перетянуть меня на свою сторону?
– Не в его характере раскрывать свои карты заранее. Если у тебя возникнет желание, то я смогу передать о твоей готовности встретиться с ним.
– Ты могла бы сказать мне об этом вчера.
– Мне захотелось оказаться с тобой наедине, – кокетство Бейран было столь же гибким, как ее тело. – И еще сообщить само место встречи. В присутствии многочисленных гостей господина Смирнова сделать это было бы легкомысленно.
– Можешь приползти ближе, кальян готов.
– Спасибо, я лучше встану, – она встала на ноги таким же необычным методом, каким улеглась на пол. Она изогнулась колесом, закинув ноги за голову, и выпрямила их, оказавшись перед самым носом Рустама. Он держал трубку кальяна наготове, протягивая ее Бейран. Девушка вытащила из кармашка мешочек и высыпала белое содержимое в отведенное в кальяне место. Сделав первую затяжку, она чуть прикрыла веки и прогнула голову назад. Рустам нежно дотронулся до ее рук, плавно сгибая их в локтях, затем то же самое проделал с ее упругими, как жгут, ногами. С приподнятой одной ступней вверх и опущенной вниз ладонью, она выглядела весьма забавно.
– Новая поза йоги? – удивилась Бейран.
– Нет. Всего лишь пытаюсь изобразить из твоего гибкого тела свастику, – он с интересом наблюдал за ней, как мальчик, наслаждающийся моделью созданного им конструктора.
– Почему именно свастика?. Ты шпионишь на Гитлера?
– К сожалению, один мерзавец способен так испоганить значение такого великого восточного орнамента, как свастика, история которого исчисляется тысячелетиями. Не знаю, кто ему дал право свершать чудовищные преступления под флагом свастики, но теперь, увы, этот процесс необратим. В памяти людей свастика будет отображаться не как символ счастья, удачи, вечного потока времени, а рисунок дьявола, человеконенавистничества, болезненной теории мирового владычества. Опусти ноги, Бейран.