Девушку бросили на сырой каменный пол, разрезав узел верёвки. Как только стража скрылась за низкой дверью камеры, Эура резво вскочила, но тут же осела: резкая боль отдала в ребро. В камере сидело, стояло, лежало ещё человек двадцать: мужчины примерно двадцати – тридцати лет. Эура медленно встала и подошла к двери. Затем, резко развернувшись, хлопнула кандалами по маленькому зарешеченному окошечку. Деревянная створка захлопнулась, погрузив камеру во тьму, а за дверью раздалось злобное бурчание, и послышались удаляющиеся шаги.
Девушка села, прислонившись спиной к дверному косяку. От сырости заныли раны, а от побоев ломило спину и ребра.
Время тянулось медленно. Заключённые смотрели на неё, оценивали, пытаясь угадать, что за птицу занесло в их клетку.
– Пайкоры не отправляют на арену женщин, считая их слишком слабыми. Что ты сделала? – Послышался из глубины камеры спокойный мужской голос.
– Напала на охранников и пыталась бежать, – ответила Эура, открывая глаза. В темноте камеры можно было разглядеть только то, что мужчина был на голову выше её, плотного телосложения.
– Глупо, – бросил мужчина.
– Лучше сдохнуть от арбалетного болта, чем гнить здесь.
– Глупо, – повторил мужчина. – Тебя никогда бы не отправили в копи, а оставили бы для перепродажи. Если бы дотянула до весны, то отправилась бы в славный город Скревен, развлекать горожан.
– Откуда ты знаешь?
– Здесь все написано, – мужчина показал наручник, закрывающий руку от запястья до локтя. На нем слабо светились розовым вязь на незнакомом языке. – У каждого написано: кто он и откуда. Или ты неграмотная? На твоём, например, написано, что зовут тебя Мантикора, ты благородных кровей и происхождением из южных земель. И цена тебе семьдесят золотых. – Мужчина замялся и добавил. – Столько стоит хорошая лошадь или три пузырька зелья лечения от ран.
– Меня здесь не ценят, – пожала плечами Эура. – Ну, допустим, обо мне ты знаешь все. Может, представишься сам?
– Господин Радэк, начальник охраны госпожи Беатриче жены Маркуса Чёрного Когтя Правителя ФелконКреса.
– И что же ты делаешь здесь? Клетку изнутри охраняешь?
– Нарвались на пайкорскую засаду, – холодно ответил мужчина.– Кто-то донёс, что госпожа едет к горным ведьмам. Госпожу ранили, а мы оказались здесь. Единственное, что успели, послать гонца в ФелконКрес за подмогой.
– Если ваш гонец – мальчик на голову выше меня в куртке с серебряными пуговицами с когтистой лапой, то я вас огорчу: его загрызли мёртвые у трактира Мортеля.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю. Он был вашей последней надеждой?
– Да. Теперь мы можем только молиться, чтобы жадные пайкоры попросили выкуп. Если же враги госпожи подсуетятся раньше: у нас мало шансов. Слишком много людей желает видеть госпожу Беату мёртвой. В любом случае, мы уже ничем не можем ей помочь. Мы умрём раньше.
– А бежать?
– Ты смеёшься? В нижних подземельях кишат тёмные твари, а верхние заняты пайкорами.
– И что ты предлагаешь: сидеть и ждать пока нас вытащат и пустят кровь, как свиньям на бойне? Кто-то раньше, кто-то позже, но все мы сдохнем на арене. Послушай, Радэк…
– Господин Радэк… – Поправил её мужчина.
– Радэк, я не для этого прошла через город мёртвых, сбежала от орков и горного льва, чтобы просто так, без боя сдохнуть на потеху каким-то уродам, пока они будут зажевывать жареным горохом кислое пиво, или что там пью пайкоры. Сбегу. Я все равно сбегу.
– Удачи, детка.
– Вы можете присоединиться ко мне.
– Смеёшься?
– Так трясёшься за свою никчёмную жизнь?
– У тебя есть план?
– Плана нет, но это временно.
– Как придумаешь, поговорим. И ещё…. Рыцари ордена Сияющих Небес не боятся смерти.
– Врёшь. Все разумные боятся смерти. И ты тоже. Это естественно, как смена дня и ночи. – Эура задумалась. – Ты видел когда-нибудь, как живые становятся нежитью?
– Нет, – покачал головой мужчина. – Все кто видел, уже никому об этом не расскажут, за исключением разве что чёрных колдунов, а таких среди нас нет.
– А среди пайкоров?
– Что ты задумала?
– Подыграть сможешь? – Хитро прищурилась Эура.
День, когда Эура появилась в пайкорьей цитадели, был ничем не примечательным буднем: утром давали перловку в гарнизонной столовой, днём привезли свежих рабов, а вечером обещали новые зрелища на арене. В общем, скука смертная. Вот только в южных штольнях опять исчезали рудокопы. Пропавший утром был уже шестой за неделю. Проклятая стужа гнала голодную тварь поближе к людскому жилью. Найти логово монстра не удавалось, и он тихо таскал рабов, наивно полагая, что их никто не считает. Хотя… Тёмные боги разберут, есть ли вообще у подземных тварей мозги. Одним словом, жизнь в лагере текла размеренно и сонно: работа-выпивка-развлечение-сон. Какой из пайкорских кланов кроме Клана Подземного Солнца мог похвастаться такой сытой жизнью! Никто не мог предсказать, что наступят такие сытые времена, когда теснимые людской конницей последние из клана с позором бежали из арденнской мясорубки, погибая под копьями заградотрядов мёртвых. Совет пайкорских кланов тогда принял неверное решение, выбрав сторону мертвецов, предав живых ради призрачных обещаний новых земель и золота. Позорную сделку им припомнили, когда люди построили магическую стену, защищавшую людские земли от мёртвых. Мёртвые же вовсе не простили пайкорам бегства с поля брани…. Клану Подземного солнца повезло больше остальных кланов. После Арденского сражения их просто вышвырнули из КаулютМаа, отобрав земли, пригрозив расправой, если кто-нибудь решит вернуться. Пайкоры обосновались в горах у ТрайЕлоссы, выгнав из пещер нежить и местных жителей. Не прошло и ста лет, как разбогатев на торговле людьми, адамантином и самоцветами они вновь горделиво подняли рыжие головы. Со временем позор предательства забудется, а потом… Кто знает, что будет дальше…
Вечер обещал быть скучным. Тарелка с наваристым гороховым супчиком опустела, пузатый чайник довольно пыхтел на масляной горелке, и пайкор-охранник готовился к тому, что через часик его сменит напарник, и он сможет заняться чем-то более приятным, чем рабы, когда из коридора послышались крики.
– Чтоб вас злобоглазы сожрали, – выругался охранник.
Крики все не смолкали, и охранник нехотя подобрал копьё и поплёлся в конец коридора. За тяжёлой обшитой листами железа дверью одной из камер раздавались людские крики.
– Мертвяк! Мертвяк! – Истошно орали из-за тяжёлой бронированной двери.
– Тихо! – Рявкнул стражник на людском наречии, заглядывая в камеру сквозь крохотное зарешеченное окно. На полу подёргивалось в конвульсиях тело. Остальные обитатели сгрудились в дальнем углу камеры.
– Вытащите нас, пока не сожрала всех, – бросился на решётку худенький парнишка.
– Сейчас. Всех вас вытащу, – презрительно бросил охранник, судорожно вспоминая, что он должен делать в таком случае и не следовало ли ему доложить командиру. Докладывать командиру не хотелось. Ибо в данный момент суровый начальник сидел в одной из таверн недалеко от арены, одной рукой держа огромную глиняную кружку со светлым пенистым напитком, а другой – обнимая за тонкую талию грудастую рабыню. В такой ситуации беспокоить начальника стоило лишь в случае очень серьёзных проблем.
– Что там, Дохан? – Второй охранник, заглядывая через плечо, пялился в темноту камеры, пытаясь что-то там разглядеть. Крики заставили его покинуть тёплую караулку, оставив недоеденным ужин.
– Люди, – презрительно бросил Дохан, захлопывая оконце – Сходи за знахарем. Не хочу, чтобы в нашу смену кто-то сдох.
– Да, если мясо для арены испортится, начальник всем нам голову открутит.
На удивление стражи, знахарь прибыл быстро. Не прошло и получаса, как тучный запыхавшийся мужчина появился вместе с хлипким невысоким мальчиком-помощником и двумя долговязыми охранниками, непонятно как помещавшихся в низких коридорах подземелий.
– Открывай, – пробасил знахарь, вытирая каплю пота, проступившего на широком, изрезанном глубокими морщинами, лбу. Пока охранники загоняли пленников в глубь камеры, знахарь отдышался. Пробежки давались ему тяжело. Перебросившись парой слов с охранниками, знахарь нехотя склонился над Эурой, брезгливо прикрыв платком нос и нижнюю часть лица. Платок топорщился на курчавой рыжей бороде, прилипая к тучной шее. Помощник держал факел и, словно странный торшер, освещал больную. Парень лениво ковырял земляной пол камеры стоптанным носком сапога. Чад от факела лез в глаза и забивал в нос, но он терпеливо ждал, когда знахарь, наконец, решит, что дело больного безнадёжно и отправится читать заплесневевшие книги или копаться в пучках вонючих трав. Рабы умирали каждый день, умирали от чахотки, ран, сырости, побоев, плохой пищи, хищников, погибали под завалами, сгорали от адамантиновой пыли. Одним больше одним меньше: стоило ли беспокоиться, благородным пайкорам?
Женщина лежала на спине, сложив на груди скрюченные руки. На потрескавшихся губах пузырилась пена, а на боку расплывалось багровое пятно. В воздухе тюремной камеры висел странный древесный запах. Внезапно женщина открыла глаза.
– Что за … – Лекарь не успел договорить, как тяжёлый наручник, описав в воздухе дугу, разбил переносицу. Он отшатнулся. Эура, вскочив, ударила помощника, выбив факел из рук. Стражники бросились к ней, упустив из вида остальных заключённых.