Легенда о Мантикоре. Пропащая душа

– Аурика, ласточка моя, ты не права! – Мягко ответил наместник.

– Давай не будем выносить домашние склоки на люди и обсудим это позже, – отрезала Аурика, не переставая улыбаться сидящим рядом гостям. – Довольно она мне крови попортила за сегодня. Пусть посидит и подумает.

– Мама, может быть, действительно отец прав и тебе пора сменить гнев на милость? – Заметил сидящий рядом парень. – Да, Эура бывает резка, но она всего лишь по-своему хотела нас предупредить, что охота нынче опасна. К тому же, мы ставим в неприятное положение хорошего человека, благородного господина Хайдгера. Видишь, как он погрустнел, когда ты отправила Эуру в опочивальню. А человек он действительно хороший: родственник короля, старший сын Фрерберна Могучего, владетель земель к северу от столицы, и король доверяет ему как самому себе.

– Генри, солнце моё, ты хочешь вернуть гадюку в наше болотце, – отмахнулась Аурика. – Ты готов расплатиться за последствие? Эура не признает авторитетов, чинов, и правил. Она, скорее всего, даже не поняла, за что я её наказала.

– Она забавна, – пожал плечами парень. – И королю она понравилась.

– Забавна? – Вскинула бровь Аурика.

– Ну мама.. К тому же Хайдгеру она понравилась.

– Хорошо, Генри, – сдалась Аурика. – Скажи сестре, что мы простили ей неразумные слова. Но запомни: ты отвечаешь головой, за все, что она вытворит сегодняшним вечером.

– Я схожу за ней, мама, – улыбнулся Генри. Лишь уголок его губ дёрнулся, на мгновение превращая улыбку в усмешку.

Как Эура отличалась от тихих младших сестёр, так и тихий Генри отличался от старших братьев. Порою Аурике казалось, что шаманка была всё-таки права, предсказав ей рождение сына. А может быть старая карга, вмешавшись в дела богов, что-то напутала. Именно из-за этой ошибки непоседливая, болтающуюся по окрестным горам Эура оказалась заточенной в женском теле, а домосед Генри, проводящий все время за книжками, мужском.

Тем временем, обогнув галдящую толпу родственников, что заняли места поближе к королю, Генри подошёл к дальнему концу стола, где Хайдгер продолжал предаваться чревоугодию, погрузившись во вселенскую печаль.

– Господин Хайдгер, как хорошо, что Вас нашёл! – Вежливо проговорил парень. – Меня зовут Генри, я сын наместника и брат госпожи Эуры.

– И? – Хайдгер изрядно осоловел. Ум его стал медленным и тягучим, словно смола. Мысли, дёрнувшись, застревали в нем, словно неосторожные мошки.

– Вы обидели мою сестру.

– И? – Хайдгер залпом осушил кубок и потребовал ещё у пробегавшего рядом слуги.

– Вы хотели извиниться!

– Я? – Усмехнутся Хайдгер, вытирая рукавом небритый подбородок.

Если бы мужчина не был пьян, он бы заметил, как брезгливое выражение на миг промелькнуло на лице Генри.

– Да именно Вы. Вы, благородный господин, чьи великие предки занимают самые почётные места за пиршественным столом в чертогах Морриган; храбрый воин, о чьих подвигах слагают песни; мудрый полководец, на чьей мудрости учат молодое поколение, так?

– Несомненно!

– А моя сестрёнка – просто взбалмошная девица, – продолжал Генри. – Ну как же Вы, такой мудрый и уважаемый человек, не извинитесь. Нет, я не прошу Вас падать на колени и прилюдно признавать свою вину. Мы же с вами знаем, кто на самом деле не прав, – подмигнул Генри.

– Сладко стелешь, парнишка, да жёстко спать. Ступай ты лучше лесом, парень. Поищи другого дурака.

– Вы на охоту хотите? – Поджал губы Генри. – Старшие братья, Арво, Эверт и Кнутти не поведут в лес без Эуры. Только она знает тропы.

– Так сестрица твоя сказала, что нет в лесу дичи.

– Врёт она. Сегодня кабанов привезли целые сани. Эура отходчива. Помиритесь с ней, и Вы будете всю жизнь вспоминать охоту в здешних лесах.

– Хорошо, уговорил ты меня, – рявкнул мужчина, рывком вставая с лавки.

Сказители и песнопевцы с грохотом попадали, словно спелые яблоки с обломившейся ветки.

– Следуйте за мной, господин, – учтиво поклонился Генри и направился к выходу. Слуги, сновавшие с подносами и корзинами, пропускали сына Трюггера. Хайдгеру же приходилось пробивать проход локтями, уворачиваясь от блюд.

На лестнице они неожиданно столкнулись с Метхильд. Нянька спускалась, напевая весёлую песенку. Щеки её раскраснелись от вина.

– Куда это ты собрался, Лисёнок? – Грозно спросила женщина, перегораживая дорогу.

– По делу,– уклончиво ответил Генри, пытаясь проскользнуть мимо, но лестница, ведущая в женские покои, была узка для двоих, тем более для троих, а необъятная Метхильд просто закрывала её всю.

– В женскую половину? По делу? – Прищурила глаз Метхильд.

– Мать просит Эуру спуститься: гости без неё скучают.

– Так подожди здесь. Я сама за ней схожу.

– Э.. Метхильд, у нас деликатное дело. Господин Хайдгер был бестактен сегодня и хочет принести извинения.

– Пусть приносит, – пожала пухлыми плечами женщина. – Я сейчас её позову.

– Видишь ли, Метхильд. Тут шумно, народ ходит, а извинения подобного рода благородные господа приносят в тишине. Всё-таки он сын брата короля, ну ты меня понимаешь.

– На женской половине дома?! – Всплеснула руками женщина.

– Я, как брат, буду рядом.

– А если она не причесана или, не приведи боги, не одета? Сраму-то будет! О чем ты только думал?! Я иду с вами!

– Не стоит, Метхильд. Мы сами справимся.

– Я иду с вами! – Угрожающе повторила женщина.

– Хорошо, хорошо, – сдался Генри.

Метхильд единственный человек в Снерхольме, перечить которому боялся даже Генри.

– Вот и ладушки, – уже миролюбиво проворковала Метхильд, разворачиваясь.

Комната Эуры находилась прямо у лестницы, в начале длинного коридора огибавшего этаж длинной змеёй. Остановившись перед дверью воспитанницы, Метхильд тихонько постучала. Тишина. С лестницы доносились едва различимые звуки застолья.

– Поздно вы. Спит Эура.

– Тихо что-то,– проговорил Генри, припав ухом к замочной скважине.

– Она что, храпеть должна, как сонный тролль? – Усмехнулась Метхильд. – Или стонать как медведица? Спит она, как мышка, как и положено благородной госпоже.

При упоминании о медведице уши Генри стали пунцовыми. Бирной или «медвежонком» звали девушку, с которой Эура застала их накануне в конюшне. Конечно, Эура поклялась ничего не рассказывать ни отцу, ни родителям его невесты, но слухи ползли по поместью.