Стена. Иллюзия одиночества

– Это слишком просто…

– И совершенно не разумно!

– Мы стали свободны, – продолжил Клювин, – как вы этого не понимаете?

– Это как же? – удивился Тартищев.

– Мы свободны от государства, – ответил скульптор, – а вы предлагаете запереться на засовы каких-то уставов и правил.

– Ты забываешь, Алексей, что у нас нет рога изобилия и скатерти-самобранки! Нам надо выживать в этой ситуации.

– Выживем, если не будем излишне умничать.

– Сомневаюсь.

– Вот у нас уже и разлад, – встревоженно сказала Вероника. – Виктор, а ты что скажешь?

Виктор, сидевший, казалось, отвлечённо, внимательно слушал разговор и размышлял одновременно. «Почему же это произошло в такой замечательный момент моей жизни? – напряжённо думал он. – Удачная выставка, удачная картина, удачная компания – и вдруг такое невообразимое насилие. И главным виновником, не найдя причин случившегося, всё равно будут считать меня, так как я пригласил всех в гости, я хозяин этого дома, хотя теперь это и не имеет значения. Да и Вероника заметно нервничает по той же причине. Сложившаяся ситуация её не пугает: она сильная женщина; но груз косвенной вины терзает её сердце и её совесть, и она будет нести и нести этот груз, разрываясь и мучаясь более моего. И сейчас она хочет переложить его часть на другого – подавшего руку помощи. Она ждёт её от меня… Но смогу ли я сейчас в чём-то ей помочь? Едва ли! Я всегда жил за стеной своих образов и впечатлений. Для одних стена – это насилие, а для меня – мистика, требующая размышлений и изображения на холсте. Замечательно! – можно работать без суеты, наконец-то заняться поиском новых средств отображения абсурдного потока бытия, подвинуть застоявшиеся каноны живописи, продвинуть иррациональное мышление вперед… Я устал от выморочной гонки за популярностью, славой и деньгами. Кто об этом знает? Это изматывает душу. В конечном итоге останутся мои полотна, а вся житейская шелуха будет интересовать только историков, выцарапывающих диссертации, обсасывающих косточки великих живописцев. И обратная сторона медали привлекает. Меркантильные мысли, – куда от них! – но, исчезнув на время из светской жизни, я невероятно привлеку без видимых усилий общественный интерес к своему творчеству. Не придётся покупать этих наглых и ненасытных папарацци, ничего не смыслящих в сюрре, угадывать настроение критиков, обхаживать их. Вот для чего появилась стена – для моего творчества! И если Тартищев считает, что стена будет служить его оголённому тщеславию – пусть будет так. Иначе, чем другим ему заняться-то? Пусть кто-то обустраивает наш быт и управляет им по общему согласию. Тартищев, конечно, имеет деспотические замашки, но кроме него взять ситуацию в свои руки и некому. Вероника в критическую минуту может впасть в транс, в психоз и потерять контроль над собой. Решено!»