Как Богдан Хитрово Симбирск строил

– Доброе дело… А загадку-то отгадывать будете, мальцы? А ну-ка, Ивашко, повтори.

Ивашко напомнил: «Стоят старушки: вздохнут они да охнут, вблизи все люди глохнут». Митька переглянулся с Емелькой.

– Чу, дядька-боярин, других этих старушек мы не знаем, а Афонькина бабка буявая старуха. Она нам сегодня кричала: «Пошто на гору полезли, разбойники босоногие».

Боярин усмехнулся в густую бороду, а Ивашко растянул улыбку до ушей:

– Эй, мальцы-стрельцы! Однако мою загадку вам не отгадать, а как гора эта зовется, живее сказывайте боярину Богдану Матвеевичу.

– Чу, дядька-боярин, гора эта зовётся Синбирской, – с мальчишеской гордостью ответил Митька.

– Синбирская гора-а! – в задумчивости протянул боярин, вновь оглядывая величавую реку и туманные волжские просторы.

Глава 3

– За лесом речка Синбирка[6 - Синбирка – маленькая речка, протекавшая в северной части Симбирска. До настоящего времени не сохранилась.]. Туда заказано ходить. Там великан живет. Он хочет скусить гору, да зубы слабы, – выпалил Емелька.

– Зачем великану гору скусывать? – притворно удивился боярин. Емелька ответил:

– В Синбирской горе ветер живет. Ночью шумит – великана будит.

– Доброе место, раз великан его одолеть не может, – сказал боярин, осматривая соколиным взглядом пространство. – На западе блестела ещё река. Как называется?

– Свияга! – дружно ответили друзья.

– С трёх сторон гору защищают реки – Волга, Свияга да речка-Синбирка. Надо бы здесь крепость построить для охраны русской границы!

– Хорошая думка, боярин. Государю надо донести всё в подробностях.

– Добро!

Ивашко, зная нрав боярина, более молчал. Богдан Хитрово погрузился в свои боярские думы. Потом сказал, обращаясь к притихшим мальчишкам:

– Ведаю, что Ивашко неспроста вспомнил эту мудрёную загадку. Что, мальцы, вижу, она вам не по зубам, как великану сея гора волжская. Те старушки – бронзовые пушки. Как охнут! Все оглохнут!.. Быть здесь крепости с пушками. Эй, Ивашко, дай-ка мальцам-молодцам по новгородке[7 - Новгородка – серебряная копеечка XVII в.], чтоб царского боярина Богдана Матвеевича Хитрово помнили. Кто из вас старше?

– Чу, дядька-боярин, я старше Емельки на год с пряником.

– Врёшь, Митька! Без пряника!

Боярин удивился:

– Что за дело – год с пряником?

– Чу, дядька-боярин, я пряник испробовал, а Емелька – нет. Из Астрахани купец приплывал. Я купцу рыбу носил, торг имел, он мне пряник дал.

– Что ж ты Емельку не угостил?

– Я звал Емельку к купцу идти торговаться, так он не пошел.

Боярин лихо запрыгнул в седло:

– Вот тебе дело, Митька. Мы к закату спустимся в твою слободу на ночевку. Вели своему батьке рыбы в котле наварить. Сказывай, царский стольник будет… Эй, дружина! Гоним лошадей к Свияге! Успеем, так леса дальние оглянем.

– Гэ-й-эй! – Синбирская гора задрожала от конского топота.

Глава 4

Коршун все ещё кружил над волжской горой и видел, как конная вереница спускалась по отлогому берегу к извилистым бережкам Свияги. Эта неширокая речка текла почти параллельно своей старшей сестре Волге. Боярин на белом скакуне высказал вслух свои думы:

– На Синбирской горе крепость состроить надобно! На восток протянуть засечную линию[8 - Засечная линия – оборонительное сооружение из наваленных деревьев.]. Ногаец здесь отпор встретит! Дело царское, Ивашко!

– Наше дело – не жалобиться, а исполнять боярские наказы.

– Сколь думаешь, Ивашко, от Волги до Свияги вёрст будет?

– Две версты[9 - Верста – русская мера длины, равная 1.07 км.], боярин, пешком, да ещё пять аршин[10 - Аршин – мера длины, равная 71 см.] шажком. Для города-крепости место и впрямь, подходящее.

– Не говори гоп, Ивашко!.. Это лишь мои думки…

Тем временем Митька и Емелька кубарем скатились с горы и помчались к Митькиной избе. За ними было увязался Афонька, да друзья раскрыли перед Афонькиным носом ладошки с новгородками – серебряными копеечками. Афонька замер и только изумлённо моргал вслед, как брошенный котёнок. Друзья с грохотом ввалились в избу и бросились к бочке с водой – жажда мучила обоих мальчишек. Они выхватывали друг у друга деревянный ковш и напились до боли в животе. Сквозь слюдяные окна просачивался кисельный свет, освещал лавку, стол, углы, уставленные крестьянскими сундуками и укладками, и печку врытой наполовину деревенской избы. У печки, переставляя горшки, топталась Митькина мать. Увидев сорванцов, она охнула:

– Откуда такие разудалые явились?

Митька, тяжело дыша от переполненного водой желудка, восторженно говорил:

– Мамка, я с дядькой-бояриным разговор водил. Дядька-боярин от царя прислан. С войском на белом коне прискакал. Борода черна, сам грозен.

– Ой, Митька, розги под рукой нет!.. Что язык твой мелет?

– Чу, мамка, Емелька скажет.

– У боярина того богатства невиданно. Боярин нам по новгородке поднёс, – Емелька показал серебряную деньгу с чеканным всадником.

Митькина мать присела на лавку:

– Ой, цари земные и небесные!.. Что ж боярин сказывал?

– Чу, мамка, наказано рыбицы наварить. Дядька-боярин будет у нас ночевать.

– Ой, цари земные и небесные!.. Батька твой все ещё на островах рыбалит. Сыщите его! Государева боярина встречать надобно с почестями. Неровен час осерчает… Ой, цари небесные! Как же вы одни-то?

– Плавали уже! – и Митька с Емелькой помчались по берегу к своей лодке. Однако на их пути внезапно появился Афонька и высокорослый Тимошка, сын бортника[11 - Бортник – сборщик мёда диких пчёл.]. Афонька визгливым голосом остановил друзей:

– Мы поколотим вас, Митька!

– Отпущу, ежели деньгу дадите, – добавил Тимошка.

Митька и Емелька прижались друг к дружке плечами. Митька сказал: