Возврата к старому не будет

– Если промышленное, – продолжил Чистов, – организуем от завода «Металлист» цех по выпуску напильников или слесарно-монтажных инструментов. В будущем построим большой цех, примерно на одну тысячу рабочих.

Чистов доходчиво обрисовал будущее села. Говорил, что достигнуто партией и правительством за прошедшие годы. Речь свою закончил просьбой к населению сдавать государству молоко, мясо и другие сельхозпродукты.

Первым в прениях выступил директор сушильного завода Ивлев. Он тоже говорил о достижениях партии и правительства в области сельского хозяйства и промышленности. Коротко рассказал о результатах работы сушильного завода.

– Кто еще желает выступить? – несколько раз повторил Чистов. Думал: «Все идет хорошо. Народ молчит, значит доволен».

Поднялся невысокого роста старик и, заикаясь, сказал:

– Разрешите мне.

В зале зашушукались, на лицах появились улыбки.

– Куда тебе, Михаил Иванович, – раздался звонкий голос. – Сидел бы дома на печи, еще лезет выступать.

Раздался смех.

– Тише, товарищи! – крикнул Чистов. – Вы проходите сюда, к трибуне.

Старик быстро прошел к трибуне. Внимательно посмотрел на членов президиума и, заикаясь, начал:

– Можно откровенно говорить всю правду? Мне ничего за это не будет, не посадят?

– Можно, говори, – сказал Чистов. – Времена страха и подавления критики давно прошли.

– Мужики и бабы! Кто постарше, тот хорошо помнит, когда жили единолично. С тех пор село немного расширилось и домов прибавилось от силы полсотни. Народу, мне кажется, не прибавилось, а много убавилось. Наши земли, хотя и песчаные, в ту пору нас всех кормили. Правда, пшеницы мы не сеяли, она у нас плохо росла. Зато рожь, овес, ячмень, просо и гречиха давали отменные урожаи. Сельчане хлеба не покупали. Самим хватало, и скот кормили. А какое стадо было! Одного крупного рогатого скота свыше двух тысяч голов, не говоря уже об овцах и свиньях.

Что сейчас осталось от наших полей и сенокосов? Почти ничего, одной десятой части нет. Главный агроном совхоза Арепин все наши земли отдал лесничеству под посадки сосны. Год тому назад грозился и деревню всю обсадить лесом. Говорил: «Вашу деревню сотру с лица земли, как змеиное гнездо». Вот уже третий год совхоз не обрабатывает и не сеет на оставшихся лучших участках земли. Тоже зарастают сосной и березой.

– А что толку сеять, – раздался голос из зала.

– Товарищ Серов, не перебивайте, – вмешался Чистов.

– Наши сенокосы тоже все заросли лесом. В те времена в селе не знали, куда девать молоко и мясо. Никто его не брал. Продать было очень трудно. Волей или неволей приходилось самим есть.

В зале все захохотали.

– Верно говорит. Чего ржете? – раздались голоса.

– Товарищ Серов, – сказал Чистов, – прошу на трибуну.

Серов только что приехал из Сосновского и поспешил в клуб. Он думал, что его обязательно будут критиковать. Знал за что. За день он выпивал по два-три литра водки. Трезвый почти никогда не был. На его поведение никто не обращал внимания. Потому что до него все председатели колхоза и бригадиры пили. Пили не на свои, а кто на что, за счет хозяйства. Все смотрели на это сквозь пальцы. Думали, так надо. Если есть возможность и здоровье позволяет – пей.

Серов подошел к трибуне, голову держал в противоположную от президиума сторону. Знал, что от него идет запах водки и, что еще хуже, чеснока. Сегодня он выпил большую дозу. Серов хриплым не то от алкоголя, не то простуженным голосом заговорил:

– Вот до меня выступал Михаил Иванович. Говорил, что не сеем ничего на наших полях. Что толку сеять? Один скандал и нервотрепка. Ставь сто сторожей, и все равно все разворуют. У нас, по-видимому, село такое, вор на воре. Но такого, как сейчас, никогда не было. В прошлом году совхоз посадил 25 гектаров картошки. Половину, выкопанную из буртов, украли. Сено теперь нельзя стоговать на лугах, все перетаскивают, а остатки стогов сжигают. Вот поэтому Арепин в горячке сказал, что наше село надо обсадить сосной по самые усадьбы, а когда вырастет, в сухую ветреную погоду поджечь. Это он пошутил.

– Сколько у вас на сегодня пахоты? – спросил Чистов.

– Восемьдесят три гектара, – ответил Серов.

– А сколько было?

– Я точно не знаю.

Из зала раздались голоса:

– В 1930 году было восемьсот тридцать гектаров.

– Кто, товарищи, еще желает выступить? – проговорил Чистов.

На трибуну поднялся пьяный Николай Тоскин. В селе его все звали Колька Жулик. Кличка ему привилась еще в детстве. Уже забылось, кто его первым назвал Жуликом.

– Вот что я вам, мужики, скажу. Такого собрания у нас лет двадцать пять не было. Мы жили, никому не мешали, но и нам никто не мешал. Вы думаете, Чистов зазря к нам приехал. Подумаешь какое открытие – район организовали. Три года у нас не было района. Народу стало жить вольготнее. Косили, дрова рубили, за нами никто не гонялся. А сейчас, посмотрите, снова что будет?

– Как и было три года назад, – раздался в зале чей-то голос.

– Точно, – подтвердил Жулик. – В сенокос вся милиция по месяцу будет жить у нас. Берегитесь, бабы, особенно одинокие и вдовушки, вам покоя не будет.

В зале поднялся шум. Жулик вышел из-за трибуны и скрылся в дверях. Следом за ним, как за вожаком, стал выходить народ. Напрасно Чистов кричал:

– Граждане, товарищи, куда вы?

Народ стихийно собрался, стихийно и разошелся. В зале остались одни учителя и деревенский актив. Председатель сельпо Валентин Галочкин подошел к Чистову и позвал обедать. Звал его и Ивлев, но Чистов отказался. Его не только возмутило, но и оскорбило такое поведение народа. Он думал: «Обождите, вы еще будете помнить меня». В сопровождении оставшихся он вышел на улицу и сел в автомашину.

– Ну как, Костя, дела? – спросил он шофера.

– Отлично, Анатолий Алексеевич, – ответил шофер. – Не пора ли нам пообедать?

Чистов на вопрос не ответил, лишь сказал:

– Поехали в Венец.

Миша Попов ждал Чистова в конторе колхоза. В ожидании не раз он измерил шагами контору от угла до угла. Было велено собрать народ на собрание, но народа он боялся больше, чем кипящей смолы в аду у сатаны. За бездеятельность, праздность и чванство народ его не любил. В конторе пьяные мужики часто высказывали ему все прямо в глаза. Он думал: «Будь что будет, а собрание собирать не буду». Секретаря партийной организации Кочеткова он отправил навстречу Чистову. Велел ему стоять на дороге, рядом с кучами торфа и навоза, вывезенного на поля. Этим показать: мы тоже работаем, и вот наши результаты.

Как-то внезапно подошла автомашина, Чистов и улыбавшийся Кочетков вылезли из нее. Чистов вошел в контору и спросил:

– Где народ собрали?

– Пока нигде, – ответил за Попова Кочетков.

– Как нигде? – удивленно спросил Чистов.

– Потому что сегодня в селе пьяных почти пятьдесят процентов мужиков и баб. Вчера в леспромхозе и в лесничестве давали получку. Сами знаете, что значит получка для нашего народа. После получки, как правило, день никто не работает.

Попов глядел на Кочеткова и думал: «Молодец, вот находчивость. Я до этого, пожалуй, и не додумался бы».

– Тогда поедем в вилейскую бригаду, – сказал Чистов.