– Никогда, – сразу ответил Потрошитель. – Лучше просто не знать, или не задумываться об этом. Что ж, мне пора. А тебя ждут новые свершения, мой мальчик.
Джонатан проснулся в холодном поту. Задыхаясь.
7.
Джонатан стоял на краю палубы и обдумывал приснившиеся ему слова Косминского. Борясь с похмельем, Уильям поднялся на палубу. Он шагал неуверенно, держась за стены и пытаясь скрывать следы вчерашней попойки. Джонатан пару секунд рассматривал варианты дальнейших событий, взвешивал последствия сказанного в будущем. Он решил не говорить, по крайней мере какое-то время.
– Худшая ночь в моей жизни, – промямлил полицейский. – Никогда не думал, что алкоголь так размажет меня.
– Ты не умеешь пить. Неудивительно, что тебе так плохо.
– С чего это я не умею пить?
Келли промолчал, лишь поднял правую бровь. Уильям встал рядом с ним, опёрся о фальшборт.
– Хочется утопиться. Ух… И долго я буду так себя чувствовать?
– Зависит от твоего организма. Зная тебя, рискну предположить, что это навсегда.
– Очень смешно…
Мимо них, чеканя шаг, проходил высокий мужчина лет сорока на вид. У него были роскошные усы и короткие ухоженные волосы. Могло показаться, что он осматривает свои владения.
– О, доброе утро, мистер Осмонд, – поздоровался он величественным тоном.
Уильям ответил наклоном головы. Усач ушел.
– Это кто? – задал вопрос Джонатан.
– Да так. Мой знакомый. Джон Джейкоб Астор четвёртый. Хм, почему-то не вижу рядом с ним его супругу Мадлен.
– Знакомый?! Ты вообще знаешь, кто он такой?
– Он, вроде, не рассказывал.
– Да он, пожалуй, самый богатый человек на корабле. Ты даже не представляешь, насколько он влиятелен.
– Мне как-то плевать. Я думаю только о том, что многовато тут людей с цифрами в имени, – Уильям схватился за голову, пытаясь унять боль.
Джонатан громко выдохнул. Он решил начать говорить прямо сейчас, спонтанно.
– Мне тебе рассказать кое-что нужно. Ты способен сейчас воспринимать информацию?
– Разумеется… говори.
– Я долго обдумывал это, впрочем, до конца я не уверен… – Джонатан побарабанил пальцами по фальшборту.
– Ближе к делу.
Келли опять выдохнул. Сморщился, покачал головой.
– Джек-потрошитель, ну Аарон Косминский, говорил, что давно был знаком с моей матерью.
Уильям кивнул. Джонатан снова замялся.
– Да не тяни уже, – торопил полицейский.
– В общем… Джек-потрошитель вполне мог быть моим отцом.
Казалось, что похмелье Уильяма тоже удивилось и решило не портить момент, решило ненадолго отступить.
– И с чего ты это взял? – удивился Осмонд.
– Ну сам подумай. Убийца, сын убийцы. На наших руках кровь. Возможно, мы похожи куда больше, чем кажется на первый взгляд.
– Это многое объясняет.
Какое-то время они молчали, не зная, что говорить и стоит ли вообще.
– Пусть даже он – твой отец. Но что это меняет?
– Это меняет моё восприятие мира. Мне казалось, что я убивал ради великой цели. Теперь мне кажется, что я делал это, так сказать, по наследству.
– Потрошитель, как выяснилось, тоже убивал ради великой цели. И цель эта, на минуточку, идентична твоей. Такая уж беда в том, что вы родственники?
Молчание, схожее с предыдущим.
– А как ты теперь будешь относиться к нему? – спросил полицейский.
– Ничего не изменится, он – убийца моей матери. Косминский заслуживает такого отношения. Я бы убил его, не будь он прав.
– В чём же?
– Ты прекрасно понял. Жизнь в Уайтчепеле после его убийств действительно улучшилась. Отрицать это глупо.
– Пожалуй, хватит об этом. Впереди новая жизнь, жизнь в Нью-Йорке.
– Ты правда веришь, что Нью-Йорк даст мне новую жизнь? Нет, он лишь продолжит эту. А эта уже испорчена. Я посвятил себя очистке Уайтчепела. Я должен был сдохнуть, потому что свою миссию выполнил. Общее благо требует общих жертв, в том числе моей собственной жизни. По итогу кровь на моих руках и всё прочее. Клеймо убийцы. Я жалкий человек, который смог опуститься до такого.
– Очень странно. Тогда в Скотланд-Ярде ты показался мне человеком, который уверен в своей идеологии. А теперь… ты жалеешь о содеянном?
– Ты действительно думал, что я фанатик, получающий удовольствие от насилия? Открою тебе секрет: я всем сердцем ненавидел всё то, что делал. Я боялся, боялся лишать кого-то жизни. Особенно друзей. Я боялся смотреть умирающим в глаза, которые буквально кричали: “За что?”. Я долго не спал после первого убийства, буквально сходил с ума. Но того требовали обстоятельства. Конечно, я мог бы подождать, и кто-то другой наверняка бы совершил то, что сделал я. Но нужно было действовать. Общее благо требует общих жертв, с моей стороны тоже, ведь я испортил себе жизнь. Не в плане физического состояния или благополучия, а относительно совести, всего того, во что я верил раньше.
– И всё же ты веришь в своё дело?
– Верю. Лишая жизни одних, я давал её другим. Расскажу тебе немного о моём мировоззрении. У “жизни” есть два значения. Во-первых, это простое существование. Во-вторых, это полное удовлетворение всем своим окружением, всем происходящим, процветание, если угодно. И так вышло, что существование моих жертв не позволяло людям быть удовлетворёнными. Существование – есть удел животных, это они существуют для того, чтобы завтра существовать вновь. Я говорил тебе об этом, когда был за решёткой. Никто из людей не достоин жить, как животное. Но жизнь в Уайтчепеле сложно назвать процветанием, это просто жалкое существование. Пройдя через душевные муки, отдав свою душу на растерзание Господу, я дал людям процветание. Дал им человеческую жизнь ценой собственной.
– Вот только ты не учёл одного, – дослушав речь, сказал Уильям.