Отель «Забытие»

– Мне 38, сладкий. И 38 раз я уже переживала «Конец».

– Я совсем запутался. С какого момента в этом городе появились жнецы?

– Жнецы были тут с самого начала, с самой застройки. Просто не все их помнят. Да и раньше их называли по-другому.

– Как?

– Да черт его знает, не помню уже. Да и не важно это, милый. Главное, что живы мы тут все, пока что, и на том спасибо.

– Нет ощущения приближающейся смерти?

– А у тебя?

– Вопросом на вопрос?

– Привыкла, извини. Привыкла себя защищать. Нет вообще никаких ощущений. Абсолютно. Как и предыдущие 38 лет. Знал бы ты всю мою историю жизни, не стал бы спрашивать чувствую ли я смерть. Я всегда ее желаю. Постоянно.

– Все было настолько тяжело?

– А как ты думаешь? Легко выживать оперной певичке в таком-то городе? Кругом разбой, разврат и потасовки. Разве это жизнь? Приходится чем-то жертвовать, чтобы иметь хоть какой-то кусок хлеба.

– Мне очень жаль вас. Искренне жаль.

– Да что мне с твоей жалости, столько таких жалеющих было, и что с того? Пользовались мной, как вещью, а потом уходили в закат, оставив на столе пару тысяч.

Женщина начала плакать. Разумов стоял в ступоре. Дверь в номер открылась. Показалась знакомая фигура Массалова.

– Андрюха! Друг мой!

– Давайте выйдем в коридор, Григорий, даме нужно побыть в одиночестве.

– Конечно-конечно, пройдемте.

Разговор 10.

– Почему Аллочка плачет?

– Видимо, я поднял больную тему. Я не хотел, правда.

– Ничего-ничего, это не твоя вина. Нервы у нее расшатаны жутко. Плачет чуть ли не каждый божий день.

– Это ужасно. Почему вы не заботитесь о ней?

– А зачем? Она пропащая, что с нее возьмешь? Да и нужна она кому-нибудь разве? Да никому. Она же пустая. В голове ветер.

– Зачем вы так про нее? Что она вам сделала?

– Мне – ничего. А вот друзьям моим она здорово насолила. Её ведь хотели в Москву на гастроли отправить, лет десять назад это было. А что в итоге? Проспала такой шанс. Встала в позу, мол, не поеду и всё тут! Мы ей путь протоптали, выложили, а она, чертовка! Все бабы, Андрюха, дуры полнейшие! В голове пусто, в сердце пусто. Вообще пустые. Каждая такая, Андрюша, каждая.

– Не соглашусь с вами. Не все, далеко не все подходят под ваше описание.

– Да я столько таких перевидал, я ж депутат, Разумов, депутат. У меня столько этих баб было, на пальцах не пересчитаешь. И что? Каждая денег отхватила и поминай как звали.

– Вы несчастный человек, Массалов. Абсолютно несчастный. И несчастье ваше не в окружающих, а в вас самом. Вы разочаровались в женщинах потому, что не смогли удержать каждую, которая была с вами. Поэтому вы обозлились на жизнь. Пытаетесь оправдать себя, поливая всех грязью. Нельзя так жить, я сочувствую вам.

– Зря ты это, Андрюха, ой зря! Я же злопамятный, я твои слова запомню.

– А если умрёте сегодня? Что тогда?

– А я тебя и с того света достану. Несчастный? Я несчастный? Насмешил, насмешил. Кто из нас-то еще несчастным будет.

Массалов немного оттолкнул Разумова и зашел в 715 номер, громко захлопнув за собой дверь.

Разговор 11.

– Мужчина! Мужчина! С вами все в порядке? Мужчина!

Разумов замотал головой в разные стороны, затем остановился и устремил взгляд в сторону, откуда исходил голос. Перед ним стояла женщина-консьержка, только другая, немного моложе той, которая была внизу, и посимпатичнее.

– Мужчина, вы меня слышите? Из какого вы номера, мужчина?

– А? Что?

– Из какого вы номера, спрашиваю.

– Простите, я немного задумался. Я из 413, а что?

– Просто делаю обход перед «Концом», вы должны быть в номере. Судный день с минуты на минуту начнется.

– Что, повторите?

– «Конец» скоро, говорю. У вас со слухом проблемы?

– Нет, я все прекрасно слышу, просто не понимаю.

– А что тут понимать? Вернитесь в свой номер и ждите начало «Конца». Если повезет, то спустя полчаса вы уже сможете выйти из комнаты.

– Мне ждать в своем номере?

– Ну что вы, ей богу, как слабоумный. Я же всё вам объяснила. Идите в свой номер и ждите. Идите же, мужчина, идите!

Разумов поспешил удалиться подальше от странной консьержки, сбегая по лестнице на свой этаж.

Разговор 12.

Дверь в номер была открыта. Из комнаты выливался свет. Разумов осторожно подошел ко входу и неспешно вошел внутрь.

Комната, некогда маленькая, тесная, стала вдруг огромной. Посередине в круг выставлены были десять стульев, а в центре круга стоял еще один.