Юность. Автобиография… почти. Книга третья. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»

– Послушайте, – негромко сказал я, медленно поднимая на него глаза, – если вы не верите нашим словам – поговорите с директором! Там должны знать, что мы сегодня здесь выступаем.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Тогда покажите что-нибудь из своей программы!

Все посмотрели на меня.

Так-так, значит, когда кто-то виноват – это всегда я, когда нужно из беды кого выручать – тоже я, сразу идут и моментально забывают кто прав, а кто виноват. Что ж, хорошо, помогу! Заведя руки за спину, я спросил:

– И что же вы хотите посмотреть?

– Я же сказал, что-нибудь!

– Ладно.

Я показал пустые ладони, сложил их вместе и через пару секунд, разведя в стороны, раскрыл два карточных веера. Затем опять сложил руки, и вот у меня осталась только одна карта. Взяв ее двумя пальцами, я запустил ее вперед и она, будто превратившись в бумеранг, описала дугу за мужчиной и полетела в сторону Ани. Поймав ее в метре от девочки, я показал всем, что это туз пик, но в следующее мгновение он поменялся на трефовый, а потом и вообще исчез, вслед за «растаявшей» основной колодой.

– Потрясающе! – произнес он. – Но я все равно спрошу у организатора, есть ли сегодня какой цирк.

– Зачем далеко ходить? Вон и объявление висит, – и я указал, через стекло, на приклеенную к стене нашу персональную визитную карточку – афишу.

Мужчина вошел в здание и подошел к указанному месту.

Почти в это же время появился автобус с остальными артистами. Выгрузились быстро и весело, так весело, что Иннокентий чуть не пришиб чемоданом Настю. Та даже ничего и не заметила.

Войдя в актовый зал, я понял, что это не тридцать четвертая школа и даже не одиннадцатая: кулис не было вообще – одно пустое пространство; одна единственная штора криво висела и прикрывала стену, чтобы присутствующим не так страшно казалось. Зал располагался не ступеньками, как в некоторых школах, а прямым ровным полом, который страшно скрипел. Сцена на удивление была ровной, но постоянно вибрировала и выгибалась то в одном, то в другом месте. «Ох, и не повезет же сегодня нашей моноциклистке!»

Представление началось вовремя, хотя некоторые артисты и не успели к началу переодеться. Несмотря ни на что, народу собралось много, заняли все имеющиеся в наличии скамейки, да еще и стулья у некоторых классов принесли. Скажу Вам по секрету, оказалось их всего-навсего шестьдесят восемь человек. В детских садах и то больше бывает, за сотню иногда переваливает.

В ударе сегодня отчего-то оказалась Фоменкова. Видимо, мои мысли дошли до ее подсознания, и она блестяще справилась с «Пластическим этюдом», отчего получила безусловно заслуженные аплодисменты. Не подкачала она и в «Акробатическом дуэте», завершив его не по отдельности, как это часто бывает, а синхронно с Настей, чем порадовали Любовь Васильевну, которая давно ждала от этих девочек настоящей цирковой работы. Сегодня они доказали, что цирк, скрипя зубами, еще пока может называться профессиональным.

Вот моноциклистка Вероника чуть не загубила всю программу, едва не свалившись со своего «велосипеда»: на третьем кругу ее поездки подвела одна из ненадежных дощечек, и девочка практически отлетела от своего реквизита. Но ей все же удалось сделать практически невозможное (оказывается, не один я иллюзионист в цирке). Зрителям, да и нам в том числе, показалось, что такое сошествие с моноцикла было запланировано и все, как обычно, идет по заранее продуманному сценарию. Одна только руководитель заметила ее ошибку и укоризненно покачала головой. Завершив номер, Вероника отложила в сторону одноколесный «велосипед» и села на стул, укрывшись за поставленную нами ширмочку. Ее настроение, из радостного и веселого моментально преобразилось в хмурое и подавленное. Я знал, что сегодня ей не повезло. Она глубоко переживала свой срыв и вскоре на ее розовом, от косметики, лице, выступили слезы – первые слезы, которые я увидел от Вероники (или вторые… эх, склероз-склероз). Девочка просто сидела с закрытыми глазами, обхватив голову руками и плакала. Она не спешила переодеваться на жонглеров не потому, что те были самым последним номером, а из-за того, что ее, по всей вероятности, мучили угрызения совести. Она – мастер езды на моноцикле – облажалась, испортила хорошее настроение Любови Васильевны и чуть не ударила в грязь лицом перед зрителями. Да, эта девочка любит подолгу поспать; да, она иногда ведет себя неэстетично, иногда спорит по пустякам с руководителями, но самое главное ее качество – отношение к своим номерам. Вероника понимает доверие и возложенную на нее ответственность, старается, по мере сил, делая невозможное, не подводить и показать себя во всем великолепии и красоте. Она безусловно, достойна называться профессионалом!

«Ее сентиментальность, пожалуй, превзошла мою, – подумал я, наблюдая за ней. – Никогда бы не поверил, пока не увидел собственными глазами. Обычно…»

– А теперь – фокусы. Встречайте! Игнат Белов!

«Прощай мысли! Никогда не дадут высказаться. Что за привычка перебивать в самый неподходящий момент?»

Выйдя на сцену, я взял со столика большой красный платок, окантованный желтой бахромой, и накинул его на левую руку. Взял там же палочку, окрашенную под цвет платка и, сделав в нем небольшое углубление, попытался палочкой пробить материал. Как ни странно, но она прошла сквозь платок, не сделав ни одной дырочки. Я показал зрителям целый и невредимый платок и опять накинул на руку. В этот момент я стал вынимать из-под него платочки. Первый, второй, третий, все разного цвета и с блестками, хотя в таком полумраке разобрать что-либо было сложно.

Вынесли сачок. Обыкновенный. Показав его со всех сторон, даже изнутри, я положил в него по очереди эти три платочка, сделал пару пассов и вытянул их уже связанными, а следом еще и полутораметровую веревку (где-то в середине зала послышалось: «Ух ты!»). Когда забрали «волшебный» сачок, я стал проделывать с веревочкой следующие манипуляции: завязал на ней четыре узла, не забыв показать их аудитории, но потом покачал головой и, сложив их в кулак, потянул за кончик свисающей части веревки – узлы исчезли. Тогда я завязал одно колечко (это тот же самый узел, только не затянутый до конца), второе, продел конец в одну петлю, в другую и у меня в руках вновь ровная веревка. Намотав ее на четыре пальца левой руки, я потянул за один из концов и на ней вновь четыре узла. Сделав недовольное лицо, и второй раз покачав головой – потянул… узлы растворились. Затем вновь обмотал вокруг руки, встряхнул, держась за один кончик, и на ней уже настоящие четыре неразвязывающихся узла. Скомкав ее – положил в карман, а достал оттуда пятидесятирублевую банкноту.

Порывшись по карманам дальше, я вытащил прямоугольный конверт и убедил публику в том, что он пуст (то есть раскрыл его и потряс). Потом положил в него деньги и… разорвал. В зале прошла волна удивления (мол, как это так, разорвать пятьдесят рублей). Но в следующее мгновение я «склеил» из останков первой совершенно новую и не порванную денежную купюру. Все облегченно вздохнули, так как поняли, что фокус удался. А вдруг бы нет?

На сей раз мне вынесли алюминиевый треугольник в красно-желтую полоску. Закинув туда полсотни, сделал взмах рукой и, улыбнувшись, вновь достал ее. Отдал ассистентке, улыбнулся, осматривая мальчишек и девчонок, ждущих эффекта и… достал другую, а потом еще и еще… В общем, собралось таким образом не меньше тысячи рублей. Аплодисментами зрители как бы сказали, что это самый лучший трюк из всех предыдущих, но у меня оставался еще финальный, к которому я незамедлительно и перешел.

Вызвав двух добровольцев из зала, я дал им в руки по два конца от двух длинных веревок, на которые повесил четыре кольца, завязав каждое по отдельности. У третьего одолжил, ненадолго, разумеется, костюмчик, более или менее напоминающий пиджак, продел в него рукава веревки, перевязал для большей надежности и… достал сначала одно кольцо – дал девочке, потом второе – дал мальчику, третье и четвертое, а потом костюм вдруг сам собой соскочил с веревок ко мне в руки, оставив в недоумении стоящих на сцене детей.

Отдав его обратно, взяв кольца и веревки, я отправил всех обратно по местам и, сделав завершающий комплимент, удалился вглубь сцены за собственную ширмочку.

«Вроде получилось все», – подумал я, переодеваясь на жонглеров.

Не скажу, что «Муха» прошла удачно (Подчечуйкина опять забыла свои слова), но зрители все равно смеялись, видимо, не обратили на это никакого внимания. В отличие от нее, «Ваза» и «Жонглеры» поразили публику больше, к тому же искусство жонглирования показывал ученик этой школы – Александр Продвинутый. Далеко же он продвинулся! Пришел в цирк еще полгода назад, а научился только мячи да булавы кидать.

Больше всего в представлениях Любови Васильевне нравилось говорить такие слова: «До свидания! До новых встреч!», так как выступление закончилось и не надо суетиться, бегать туда-сюда и волноваться за артистов, пройдет успешно номер или нет. После этого, мы, как и сейчас, быстренько собирались и выходили на улицу, где нас уже ждал автобус. В школах, как и в детских садах, мы не стремились долго задерживаться, ведь неизвестно, с какой стороны может выскочить ученик-другой и стащить что-нибудь особо нужное.

Идя по длинному коридору, мы прошли мимо ряда висящих полок, на одной из которых самой ближней к окну, сидела черная кошка, а, может быть, и кот. «Где-то я уже видел такую картину, – подумал я не останавливаясь. – Точно, на кухне у Вероники, когда однажды проходил мимо. Только там еще какой-то кактус с листьями стоял. Значит не та картина».

Оказавшись на крыльце школы, Любовь Васильевна, как всегда, по традиции, наверное, остановилась и обратилась ко всем нам, в то время как Сергей Дмитриевич вместе с водителем заносил реквизит в автобус:

– Хочу поблагодарить вас за сегодняшнее, для некоторых последнее выступление на этой неделе и в этом месяце. В целом оно прошло удачно, намного лучше, чем те, которые были раньше. Да, в некоторых моментах все шло не так хорошо, как должно было быть, но вы сегодня показали как раз именно ту программу, которая должна быть в настоящем профессиональном цирке. Особенно меня удивил Паша, который все-таки пришел один раз за всю неделю и не стоял у плюшечной, а направился сразу сюда, хотя и опаздал на пять минут. К сожалению, Подчечуйкина со своей ролью в «Мухе» не справилась. Оля, что случилось? Текст забыла или кого из знакомых в зале увидела?

Девочка пожала плечами и тихо (говорить громко у нее что-то редко получалось, по большей части все шепотом и как только в клоунскую группу попала):

– Извините! Этого больше не повторится!

«Неужели… неужели первый раз извинились за неудачное выступление?» У меня чуть бейсболка с головы не слетела. «Кто бы мог подумать, что Оля такое скажет? Это все-таки Подчечуйкина, а не кто-либо другой. Она только хихикать с девчонками умеет, а больше ничего! Но тут… Слов просто нет, да и мыслей тоже».

– Неужели хоть кто-то извинился, – будто прочитав мои мысли, воскликнула руководитель.

– Брось, быть такого не может! – изумился Сергей Дмитриевич.

– Да нет же, было! Все подтвердят!

Мы закивали головой, а мужчина заулыбался.

– Потрясающе!

– Теперь насчет завтрашнего выступления. Будет то же самое, что мы показывали в субботу, то есть дуэт акробатов и «Жонглеры». Значит, Иннокентий, Павел, Вячеслав и Ольга Микробывая приходят в четверг. Остальные в свое время, и раз все согласны на поездку, а родители не против, то тридцатого будем детально оговаривать план наших репетиций. До завтра!

Она вместе с Фоменковой, Скалкиной и Романовым села в автобус и поехала к шатру, намереваясь по дороге, то есть в центре, высадить эту троицу. Я же в сопровождении Кеши, Веры, Ани и Светланы направился… Никогда не догадаетесь куда! На остановку трамвая! Всю дорогу мальчик травил анекдоты, рассказывал всевозможные байки и истории, да еще пару раз пытался привязать Светину кофточку к сиденью трамвая, но каждый раз бдительная подруга Аня предотвращала диверсию. Такой вот веселой и шумной кучкой мы доехали до конечной остановки и разошлись по домам, обещая встретиться, может быть, даже и завтра, часа в три.

Вообще-то, по числу опрошенных респондентов, о которых я вычитал в одной очень интересной газете, понедельник считается очень тяжелым днем. Может, потому что он открывает новую рабочую неделю, может, это связано с какими-нибудь биомагнитными полями Земли, а может, это все корнями уходит в давно минувшие годы, когда один умник придумал эту дребедень? Так или иначе, но у меня, да и не только у меня, понедельник не такой уж и плохой день, как о нем говорят.

Как всегда, к трем часам прибежал Саня.

– Ты только представь, я сегодня такого леща поймал… О-о-о! Это нужно было видеть. Правда, он с крючка сорвался, да к тому же кусок удочки отломал, но зато какой красавец! Загляденье. Вот только не помню, был ли это действительно лещ.

– Я тут насчет шеста с руководителями разговаривал…

– И что?

По его лицу стало ясно, что он весь во внимании.

– Все в полном порядке. Шест с твоим, да и с моим участием будет, только не сейчас, а как минимум в сентябре.

– Тогда этот номер пролетает.

– Пролетает? Ты ведь сам набивался.