– Один раз поймали, – напомнил Аксенов. – И еще раз поймаем.
– А тут еще какая-то тварь в ментуре в прессу подробности сливает, – Хохлов потряс газетой, на обложке которого ясно читалось «Крим-вестник». – Про побег, про мокруху, сегодня вот уже про убийство опера вчерашнее…! А я за это, вашу мать, тоже пистон получил. Найду урода – порву, честное слово.
Аксенов украдкой покосился на Фокина. Тот кашлянул, возмущенно кивая шефу и выражая тем самым полную солидарность.
– Ладно… Что с любовницей?
– Сегодня отпускаем, – сказал Аксенов. – Вчера технари поставили у нее дома микрофоны, а в подъезде мини-камеру закрепили. Внутри щитка, так что ее никто не срисует. Если Жила как-то обойдет наружку и нарисуется у Кибиревой – мы сразу об этом знает.
– А наружка?
– Наружку заказывал ФСИН, но они теперь ее не снимут. После убийства Долгова для них это дело святое.
Хохлов хмуро покосился на висящую на стене ориентировку на Жилина.
– В общем, так. УФСИНовцы уже объявили вознаграждение за шкуру урода. Мы не можем оставаться в стороне. Из фонда УВД мы тоже объявляем награду в 200 тысяч за любую информацию.
– Курс Жилы по отношению к ментуре продолжает расти, – хмыкнул Колокольцев, но поспешно заткнулся и отвел глаза под холодным взглядом Хохлова. Майор хотел еще и что-то сказать, но на его столе зазвенел телефон.
– Хохлов, – раздраженно буркнул он в трубку. – У меня совещание, не сейчас. Что?… – Хохлов помолчал, слушая, и на его лице отобразилось удивление. – Где? Понял.
Положив трубку, он обвел взглядом оперов.
– На Просторной нашли труп. Убит ножом, ему горло перерезали. При жмуре были документы, – Хохлов сделал паузу. – Его фамилия Молотов.
По пути на место преступления Аксенов не выдержал.
– Серег, завязывай ты уже со своими журналистами, а. Прикинь, что будет, если Хохлов прочухает? Минимум уволят. Это если статью какую-нибудь не пришьют.
Фокин каяться не собирался.
– Я не говорю журналюгам никакой секретной информации – что я, совсем придурок? Только то, что они и так через пару дней узнали бы. Просто благодаря мне они узнают об этом… чуть раньше.
– Если вычислят, тебе реально кирдык. И я тебя не буду прикрывать.
– Дэн, отвали, а? Ну да, я знаю, что это не круто. А что мне делать? Тебе хорошо рассуждать: у тебя и хата, и тачка новая, а у меня что? Я в угрозыске уже пять лет почти, и все это время живу на съемных хатах, как бомж.
– Бомжи не живут на съемных хатах.
– Ты меня понял! – поморщился Фокин. – Я коплю на жилье, Дэн, понимаешь? Я хочу свою квартиру. Мне надоело менять хату каждый раз, как очередной хозяин решит, что я ему мало плачу. Или еще что-нибудь решит. Как тот урод, Семеныч, который резко вдруг заявил, что я ему ремонт в квартире должен замутить. Я устал от этого. Мне нужна квартира.
– А кредиты на что?
– А кредиты на что? – передразнил Фокин. – Там первый взнос нужно делать. А потом двадцать лет знаешь сколько банку выплачивать придется? На четыре таких квартиры хватит!
Настал через удивляться Аксенову.
– Погоди, ты хочешь за наличные купить? Без кредитов? Это сколько же тебе журналисты платят?
– Мало, – зло буркнул Фокин и, выудив из кармана зубочистку, принялся остервенело ее грызть. Аксенов невольно подхохотнул:
– Бросил курить?
– Отвали, – Фокин отвернулся к окну.
Они были почти на месте.
Улица Просторная находилась на окраине города, за жилым массивом. Солидную часть улицы занимали гаражные кооперативы. А за ними располагались пустыри, поросшие кустарником и местами заваленные грудами мусора. На одном из таких пустырей подъезжающие Аксенов и Фокин и обнаружили опергруппу.
– Где жмур? – спросил Аксенов у охраняющего подступы к пустырю ППСника, показав ему удостоверение. Тот махнул в сторону зарослей, около которых топтались люди в штатском. По пути туда они наткнулись на участок земли, где криминалист заливал гипсом еле заметные следы протекторов шин.
– Привет, – кивнул Аксенов криминалисту, они были знакомы. – Они здесь тормознули?
– Так точно. Вон следы волочения, – криминалист ткнул пальцем в сторону. – Выгрузили из багажника труп и отволокли в кусты.
– Какая тачка, определить сможешь? – тот лишь пожал плечами. – Ладно. Если что всплывет, сразу звони в разбойный, хорошо?
Фокин тем временем уже осматривал труп. И, обернувшись, крикнул:
– Дэн, посмотри!
Аксенов протолкнулся мимо коллег к мертвецу. Худощавый тип средних лет, с залысинами. Почерневший нос, вокруг которого проступали темные пятна. Рана на горле почернела, в ней роились насекомые. На лице проступали пятна. Аксенов поморщился.
– Черт… И давно он здесь?
– Пару дней точно, – сказал кто-то из местных оперов. – Может, чуть больше.
– Обрати внимание на рожу нашего Молотка, – Фокин ткнул пальцем в лицо покойника. – Видишь нос? Ему его как следует расквасили. Нос распух, вокруг синяки. А это значит, Молотку кто-то как следует врезал по роже еще перед смертью.
Аксенов сразу же вспомнил запись с камеры наблюдения в офисе «Почти даром». Убийство охранника, который не побоялся оказать сопротивление и, врезав локтем в лицо одному из налетчиков, попытался отобрать его дробовик.
Аксенов кивнул.
– Молоток был с Жилой во время разбоя. Это ему охранник локтем в лицо двинул.
– Из-за него разбой чуть не сорвался, – согласился Фокин. – А такие вещи Жила, походу, тоже не прощает.
Фокин и Колокольцев заявились на адрес, где был прописан Молотов. Это был частный дом в старой части города. После минуты стуков в окно к калитке прошамкала пожилая женщина в халате.
– Молотов Женя мой внук, да. Но его нет. Он здесь просто прописан.
– То есть, он здесь не жил… не живет? – уточнил Фокин, решив, что о смерти внука женщине пусть говорят убойщики, на которых повесят расследование мокрухи. Пусть помучаются! Да и бабуля какая-то вредная, сразу видно… Фокин с утра не курил, и сейчас его раздражало решительно все.
– Говорю же, Женя просто прописан здесь. А что? Зачем вы его ищете? Он натворил что-то опять, засранец?
– Просто хотели задать ему пару вопросов, – недовольно буркнул Фокин. В разговор вступился Колокольцев:
– То есть, ваш внук живет в другом месте? А где, вы не знаете?