Последнее расследование детектива Моро

Помедлив ещё несколько секунд и, наконец, придя в себя, я опустился за стол.

– Детектив Моро слушает.

– Ваше отсутствие стало меня беспокоить, и, признаюсь, я начал думать о вас плохо, детектив, – сказал властный голос, положение в обществе обладателя которого позволяло вести беседу надменно уверенно и неприлично неспешно. Я уже успел пожалеть, что взялся за работу, предложенную мне этим заносчивым снобом.

– Доброй ночи, мистер Итон. Не слишком ли поздно для переговоров? – мне ужасно не хотелось сейчас ему что-то объяснять и рассказывать.

– Я с нетерпением жду новостей, – всё также нарочито спокойно говорил он тоном, исключающим любое инакомыслие и всяческие попытки неподчинения. Подобное неравноправие в отношениях с заказчиком всегда меня раздражает и выводит из себя. Обычно я не работаю с такими клиентами, однако в этом случае можно утверждать, что меня надули, ведь первоначально я имел дело с его покладистым и вполне сговорчивым помощником, Стэном Бэндфордом. Не заметив ничего предосудительного в намечавшейся работёнке и не почуяв подвоха, я согласился, и мы ударили по рукам.

От меня требовалось найти Ларри Итона, младшего из двух сыновей Сириуса Франсуорта Итона, видной престарелой аркхемской шишки. Престарелой ровно на 94 года и 3 месяца, а видной настолько, что когда осенью 1894 года Аркхем собирался отмечать свой очередной день рождения, празднование срочно пришлось переносить из-за непредвиденной командировки Сириуса в Нью-Йорк.

Раньше его фамилия постоянно мелькала в списках высшей городской администрации, ему принадлежало много недвижимого имущества по округу Эссекс и за его пределами, он состоял членом в нескольких престижных закрытых клубах. Сейчас же, несмотря на преклонный возраст Сириуса, Итоны всё ещё на слуху, хотя Фрэнсису, его старшему сыну, прямо скажем, далеко до успехов престарелого отца.

До нежданно возникшей работы с Итонами мне было мало что известно об их семействе, поэтому прежде чем приниматься за расследование, я по привычке стал изучать заказчика и наводить справки о членах семьи и истории рода. Вот тут-то и появился Фрэнсис Итон и попросил меня не совать свой нос в их с отцом дела, а сосредоточиться на поисках Ларри. Общение с этим выродком не заладилось сразу, однако данное мною обещание и полученный щедрый задаток вынудили играть по их правилам.

– Я только сегодня вернулся из очень непростой командировки в Луизиану, где последний раз видели вашего брата. Может быть…

– Это было почти двадцати лет назад! – бесцеремонно оборвал меня Фрэнсис.

– Иных данных о более позднем местонахождении Ларри у меня нет. Зато я узнал, что по описаниям очень похожего на него человека в октябре 1907 видели сначала в Новом Орлеане, а ближе к ноябрю – уже в небольшом посёлке Жен-Лафитт, который затерялся в лесах и болотах немногим южнее, – я взглянул на остаток сигареты, затушил его и тут же закурил ещё одну. – От местных же я услышал о частых жутких оргиях и жертвоприношениях, до сих пор совершаемых адептами вудуизма, которые обосновались в болотистых труднопроходимых местах неподалёку от поселения. Именно в компании этих отбросов видели Ларри, однако похожий на него мужчина назвался другим именем.

– Этого не может быть! Это не он! – задетый за живое бизнесмен потерял-таки терпение и прокричал в трубку.

– Почему же? Учитывая его необычные увлечения и любовь к некоторым лекарственным препаратам, очень даже может. Собственно эту информацию мне подтвердил и инспектор полиции Нового Орлеана Джон Реймонд Леграсс, который 1 ноября 1907 года арестовал с полсотни этих дикарей, в том числе и первого уонси верховного жреца вуду, Соломона Моури – вашего брата.

– Вы его нашли!?

– Нет. Он был в числе тех, кого признали вменяемым и отправили в «Анголу» или, как её ещё называют, «Алькатрас Юга» – тюрьму в самом центре штата. Два года назад Соломона Моури выпустили из-под стражи, однако где он и куда направился, никто не знает, – закончил я, наблюдая за тем, как сигаретный дым, перетекая и видоизменяясь в свете электрической лампы, постепенно растворяется в воздухе.

– Это всё? Если «да», то я попрошу вас вернуть мне мои деньги. Работа не выполнена, отец будет недоволен, – казалось, что он жевал и выплёвывал слова мне прямо в лицо, однако я настолько устал, что на ярость и ссору у меня просто не осталось ни сил, ни эмоций.

– Леграсс сказал, что один из заключённых, метис, старик по имени Кастро, возможно, помог бы мне, однако он уже несколько лет как мёртв, поэтому я опросил остальных арестантов того дела, которые ещё остались в живых. По их словам, у вашего брата среди этих полукровок был достаточно близкий друг – Мари, чернокожий, который содержится в психиатрической лечебнице Восточной Луизианы неподалёку от города Джексон, – я замолчал и случайно взглянул на часы, показывающие час ночи: на мгновение мне показалось, что их тиканье стало громче.

– Ну и?

– Понимаете, мистер Итон, загвоздка в том, что он не идёт на контакт: в прошлом году при последнем визите некоего господина Тёрстона этот сумасшедший откусил себе язык. С тех пор персоналу запрещено устраивать с ним встречи, а это последняя нить, по которой можно выйти на Ларри, – мне хотелось с сожалением добавить, что я сделал всё, что мог, но вовремя сдержался, вспомнив, с кем я имею дело.

– Вам нужно увидеться с этим Мари.

– Это невозможно, – сказал я и тут же услышал, как собеседник на другом конце провода почти беззвучно засмеялся. – Ещё бы немного и меня самого посадили бы за взяточничество и угрозы!

– Значит, вам нужно зайти с другого входа, – как будто издеваясь, проговорил Фрэнсис.

– С какого!?

– С парадного, – ответил он, после чего повисло молчание, в ходе которого я, уже несколько часов как мечтающий о кровати, пытался сообразить, что этот ублюдок имеет в виду.

– Вам нужно сымитировать сумасшествие и попасть в лечебницу в качестве пациента, установить контакт с Мари, после чего я вытащу вас оттуда, а вы, найдя нужные сведения, продолжите поиски брата.

– Как это возможно!?

– В мире нет ничего не возможного. Тем более, насколько мне известно, вы до сих пор не можете оправиться от утраты и пережить смерть своей жены. Да-да, я в курсе этого зверского убийства. Кажется, с её лица сняли…

– Я не пойду на это, – коротко ответил я.

– Понимая всю трудность возникшей задачи, я увеличу оплату ваших услуг втрое, – слова Фрэнсиса звучали уверенно и невозмутимо. Этот человек без сомнения умел убеждать и добиваться своего, несмотря ни на что.

– Благодарю вас за оказанное доверие и подобную щедрость, но вынужден отказаться, – подытожил я, одновременно открывая ящик стола и доставая бутылку креплёного вина. – Завтра я отдам мистеру Бендфорду все документы, собранные мною по делу, и верну задаток.

Интересно, что, приняв такое решение, во мне не было ни раздражения, ни злости, только усталость и слабое горькое послевкусие только что выпитого напитка.

– Не стоит спешить, мистер Моро. Вижу, дело действительно непростое, однако мне бы не хотелось думать, что вам оно не по зубам. Подумайте, я вас не тороплю. Я позвоню на следующей неделе, – сказал Фрэнсис Итон и повесил трубку.

За время телефонного разговора кабинет успел наполниться табачным дымом, из-за чего и без того слабый свет сделался ещё более тусклым, а предметы вокруг – призрачными и расплывчатыми. Я сделал несколько больших глотков, достал очередную «Lucky Strike» и вновь закурил. Сигареты всегда возвращают мне немного бодрости даже в самом паршивом состоянии.

Что заставило с таким нездоровым и параноидальным рвением, спустя почти четверть века, пуститься на поиски неизвестно где сгинувшего неблагополучного родственничка? Секретарь Итонов при первой нашей встрече обмолвился, что это воля старика: мол-де хочет перед смертью знать, что стало с младшим отпрыском, объявленным в 1910 году без вести пропавшим…

Что ж, как будто похоже на правду, ведь Фрэнсису, судя по всему, абсолютно плевать на своего исчезнувшего странноватого брата, а поскольку Сириус до сих пор считается главой семьи, то старшему сыну ничего не остаётся, как покорно повиноваться и исполнять волю престарелого взбалмошного родителя, пусть даже для этого нужно будет запихнуть нанятого детектива в психушку и не в какую-нибудь, а по слухам в самую наихудшую, одну из первых, если не первую, в списке знаменитых исправительных учреждений штатов.

Ну, уж нет! Завтра же отнесу ему документы, и на этом всё.

Хотя, что это я? Неужели испугался и струсил?

Нет, нет, я на это не пойду. Доводы здравого смысла подсказывают, что нельзя доверять малознакомым скользким типам, особенно тем, которые предлагают баснословные деньги, вмиг удваивая и утраивая гонорар. Конечно, его бредовая идея сопряжена с большим риском… Да, Фрэнсис Итон производит впечатление сильного и делового человека, но это не то же самое, что «честный» и «порядочный».

Неужели в этом деле никак нельзя обойтись без этого всего, без всех этих сложностей? Стоит подумать ещё, может быть, я что-то упустил?

Эх, всё-таки приличное это новое пойло, подумалось внезапно мне, когда я двумя большими глотками осушил бутылку и аккуратно поставил её на стол прямо перед собой, глядя на фирменную этикетку с крупным названием ещё мало кому известного бренда дешёвого вина – «Ллойгор». Странный, прозрачный и в то же время насыщенный ни на что не похожий вкус, такой, что оторваться просто невозможно.

Я вновь взял бутылку в руки и уже в каком-то алкогольном забытьи и сонном и полубредовом от усталости состоянии начал рассматривать узоры и витиеватые линии названия в оформлении бирки, продолжая удивляться этим смышлёным сукиным детям, придумавшим такой великолепный напиток, как вдруг при развороте ёмкости на внутренней стороне ярлыка заметил бледные чуть заметные слабо переливающиеся сквозь стекло в слабом свете лампы и тлеющего конца сигареты мерцающие знаки.

С неимоверным усилием сфокусировав зрение и скинув пелену сна, одолевавшего меня, я приблизил её к себе: буквы различных алфавитов со всего земного шара проступили яснее и начали складываться в слова, которые в хаотичном порядке заполняли собой всю обратную сторону этикетки.

Чтобы лучше рассмотреть символы, я вытянул руку вперёд, так, чтобы электрический свет наиболее ярко освещал мою находку, но быстро обнаружил, что знаки исчезли! Под светом фонаря я крутил бутылку и так, и эдак, однако ничего не изменилось, ничто более не нарушало девственную белизну тыльной стороны наклейки.

Посетовав на собственное переутомление, озадаченный и окончательно обессилевший я вновь откинулся на спинку стула и уже без особых ожиданий приблизил к себе «Ллойгор»: в полумраке прямоугольная этикетка казалась пустым тёмно-серым прямоугольником, на котором неожиданно по одному, по два, а потом уже и все разом, слабо мерцая, проступили слова, снова занявшие свои прежние положения.

Сон отступил, и меня охватил небывалый прямо-таки детский азарт и любопытство: кому и зачем понадобилось прятать на обратной стороне этикетки вина послания на разных языках, а главное – зачем? Вполне вероятно, что это могли быть обозначения лицензии для продажи продукции в импортируемые страны, однако такой вариант показался мне слишком необычным и сложным в техническом исполнении, поэтому, стараясь не менять положения бутылки в пространстве комнаты по отношению к единственному источнику света, дабы вновь не потерять проступившие символы, я осторожно потянулся за бумагой и карандашом, желая переписать часть слов для последующего перевода.

Знакомые мне латинские буквы переплетались с арабской вязью, кириллицей, иероглифами и какими-то примитивными абстрактными рисунками. Возможно, присутствовало индийское письмо, однако не берусь достоверно это утверждать, поскольку моих познаний в области лингвистики было недостаточно для точного определения многочисленных разновидностей представленных здесь видов письменности.

В конце концов, алкоголь пробрал меня. В моих глазах так сильно зарябило, а голова разболелась настолько, что вскоре мне пришлось бросить это занятие. Однако прежде, чем погасла лампа, а моя кружащаяся голова коснулась подушки, я всё же смог продраться сквозь непроходимый лабиринт неопознанных буквосочетаний и рисунков и разобрать одно единственное слово на родном английском, которое вызвало изумление и повергло меня в шок, ибо это было слово «СДОХНИ».

Глава 2. Университет

Всю ночь шёл дождь, отчего утро следующего дня выдалось особенно холодным и промозглым, а сучий непроходящий туман только усугубил и без того унылый призрачный городской пейзаж, сгустив в нём все отвратительные и хмурые краски, какие только имелись в его скотской палитре.

– Блядство, – первое, о чём я подумал, проснувшись и взглянув в окно.