Кровь и Честь (сборник)

Ночью Рязанцев спал плохо. Задремывал минут на двадцать, просыпался, ворочался с боку на бок, курил, снова задремывал, опять просыпался и так до утра. Встал он в восемь часов с тяжелой головой, выпил подряд несколько чашек крепкого кофе и отправился к Ярославу. Ирина предложила свою машину, но Александр отказался.

– Похитители наверняка знают номер, марку и цвет твоей тачки, – пояснил он. – Можем спугнуть их раньше времени.

К приезду Рязанцева Ярослав успел позавтракать, одеться и сгорал от нетерпения.

– Долго возишься, – упрекнул он друга.

– Извини, общественный транспорт стал работать исключительно паршиво…

– Верно, – согласился Олейников. – Я как-то об этом не подумал. Кстати, хочешь расскажу прикол?

– Валяй!

– Вчера вечером Юсуфов пытался меня грохнуть!

– Серьезно?!

– Ей-Богу!!! Поджидал около дома и напал, едва я выбрался из машины. Самоуверенный идиот! Возомнил себя мастером рукопашного боя!

– А ты?

– Набил слегка морду да ручонку сломал, когда он нож вытащил…

– Куда ж делся потом наш джигит?!

– Пес его знает, смотался! Я не стал преследовать. Пусть живет пока. Авось пригодится!

* * *

Капитан Олейников ошибался. Юсуфов пригодиться ему больше не мог. Душу Мавлади терзали черти в аду, а тело сделалось объектом пристального внимания Бориса Зюськина, корреспондента одной скандальной газетенки, пробравшегося в морг благодаря знакомству с заведующим сего почтенного заведения. Жаждавший разоблачительных сенсаций корреспондент внимательно осмотрел трупы Юсуфова и Руслана Салманова. Предварительно он побеседовал с Нечипоренко, не поверив, естественно, ни единому слову капитана. Безобразное поведение и лживость милиции давно сделались «притчей во языцах». Корреспондент выстроил собственную версию, на первый взгляд вполне логичную.

– Стало быть, так, – размышлял Зюськин, прогуливаясь между цинковыми столами с покойниками. – У мальчишки свернута шея, у старшего разбито лицо и сломана рука. Нечипоренко брешет, будто старший чеченец тащил убитого им молодого в лес, не подчинился команде, попытался оказать сопротивление и был застрелен. Ха, ха! Кому вы парите мозги, гражданин начальник! Омоновцы, несомненно, схватили обоих (надо полагать, исключительно по национальному признаку!). Зверски измордовали (тут они специалисты!), но немного перестарались, и парень умер. Второго пристрелили, чтоб не проболтался впоследствии. Обычная практика!

Результатом умозаключений Зюськина стала обширная статья под броским заголовком: «Геноцид против чеченского народа продолжается!»

Люди читали и возмущались, даже не подозревая, что на сей раз на наших многогрешных ментов возвели напраслину…

* * *

Вместо оружия Олейников взял в дорогу две острозаточенные отвертки, в умелых руках успешно заменяющие нож, но в отличие от оного не попадающие ни под одну из статей Уголовного кодекса.

– Милиция часто тормозит и проверяет машины, – пояснил он Рязанцеву. – А в тех краях особенно. Правительственные дачи рядом. К отвертке же легавые при всем желании придраться не сумеют. Мирный, рабочий инструмент!

Александр не возражал. Во время войны старшему лейтенанту доводилось снимать часовых и вовсе голыми руками. В случае обнаружения пленника, друзья решили действовать по излюбленной спецназовской схеме – «бесшумность и внезапность».

– Задача номер один – найти болтливых, любопытных баб, проживающих хотя бы временно в нужном районе, – рассуждал Ярослав, ведя машину по ухоженному (по отечественным меркам) шоссе. – Это не представляется мне особенно сложным. Сейчас новые русские активно строят там дома, используя дешевую рабочую силу, в основном украинцев или молдован. Хохлушки славятся своей болтливостью. Главное найти к ним подход! Это я беру на себя. Итак, высматриваем строющуюся, вернее, построенную, но не отделанную дачу. Мужики, как правило, кладут кирпич, настилают крышу, а бабы занимаются внутренними работами: красят, белят, клеют обои и т. д.

Александр согласно кивал. Капитан Олейников являлся прекрасным тактиком, в чем Рязанцев успел неоднократно убедиться за период чеченской войны…

Глава 6

– Жри! – Аслан буквально швырнул в лицо Лапину кусок черствого заплесневелого хлеба.

Похитители кормили Петра Андреевича плохо и скудно. Только-только чтоб не умер от голода. Хлебные корки да вода. Лишь однажды Шамиль, по непонятной причине расщедрившись, кинул ему кость с ошметками мяса. Зато себе они в пище не отказывали. В настоящий момент через открытую форточку в комнату проникал аппетитный запах жарящегося в саду шашлыка. Лапин невольно сглотнул слюну. Аслан издевательски расхохотался:

– Что, русская собака, вкусненького захотелось?!

Петр Андреевич промолчал.

– У-у, тварь! – Перекосившись от злобы, чеченец с размаху пнул коммерсанта ногой в грудь. – Ненавижу!!!

В глазах Аслана читалось нескрываемое желание порезать пленника на куски. С трудом переборов искушение, он вышел во двор. Возле мангала возился Ахмет, переворачивая шампуры с нанизанными на них сочными кусками молодой баранины. Шипел падающий на раскаленные угли жир.

– Скоро будет готово, – заметив Аслана, сказал он. – Проголодался?!

Аслан буркнул нечто невразумительное и направился к Абдуле. Тот, облаченный в «адидасовский» спортивный костюм, упражнялся в метании ножа. Прикрепленная к дереву мишень представляла собой грубо намалеванную на куске фанеры человеческую голову.

– И-эх!!! – выдохнул в очередной раз Абдула. Нож вонзился точно в глаз мишени.

– Хорошо, – похвалил Аслан. – Однако с живым «неверным» было бы интереснее.

(Сам он во время войны упражнялся исключительно на связанных военнослужащих Федеральных войск.)

– Правильно, – согласился Абдула. – Но, к сожалению, мы не в Ичкерии.

– Идите кушать, – позвал Ахмет.

Ввиду теплой погоды (капризный апрель тысяча девятьсот девяносто седьмого года решил вдруг порадовать людей ясным деньком) чеченцы расселись за дощатым столом в саду. Один лишь Аслан, прихватив шампур с шашлыком, вернулся в дом, в комнату с прикованным к батарее коммерсантом.

– Почему не садишься с нами? – удивился Шамиль.

– Ты приказал не оставлять русского одного, – ответил Абдула.

– Верно, – улыбнулся Мамедов. – Молодец! Вот образцовый воин, – нравоучительно обратился он к остальным. – Берите с него пример!

В действительности поведение Аслана объяснялось не столько добросовестностью, сколько изощренным садизмом.

* * *

Петр Андреевич грыз покрытый налетом плесени хлеб, по твердости мало отличающийся от кирпича.

«Выродки, скоты! – яростно думал Лапин. – Залить бы напалмом ваше поганое гнездо!»

Раньше по простоте душевной Петр Андреевич, начитавшись демократических газет и наслушавшись по телевизору различных «правозащитников» типа иудушки Ковалева, искренне сочувствовал «бедненьким» чеченцам, борющимся за независимость, возмущался вводом в Чечню российских войск, ратовал за скорейшее прекращение войны и однажды в гуманистическом запале крикнул жене: «Твой двоюродный брат убийца, каратель, фашист!»

– Он солдат, – обиженно возразила Ирина. – Не тебе его судить! Сашины предки на протяжении веков сражались и гибли за Россию. Мои, кстати, тоже!

– Кровожадное казачье! – взбеленился Лапин. – Потомственное зверье! Без убийств жить не можете, даже бабы!