Пароль: «Тишина над Балтикой»

– Да, собственно говоря, я не об том вел речь…

Раскольников сделал рукой приглашающий жест, наполнил рюмки и добавил:

– Подходи, подходи! Не чинись!

Гость подошел и посмотрел на этикетку бутылки. Французское название «Martell» подсказало, что на столе у революционного комиссара стоит лучший французский коньяк. «Интересно, как насчет пресловутого аскетизма революционеров?» – с иронией подумал он, вдыхая аромат изысканного напитка, который отчасти можно сравнить с тонким ароматом дорогих духов.

Они подняли рюмки, Федор сказал:

– Будем здоровы!

Маленькими глотками Тихонов выпил коньяк, вкус его еще держался во рту, а струйки солнечной жидкости, казалось, уже растеклись по голове, груди, рукам и ногам. Хотелось спокойно насладиться этим ощущением. Но Раскольников, осушивший рюмку одним глотком, наполнил следующую и спросил:

– Мать-то как, жива-здорова?

– В феврале мы виделись, не жаловалась вроде…

– А моя что-то прихварывает. Давай за них, хорошие они у нас!

И вторую рюмку он опрокинул одним махом, но заметив, что гость только пригубил, высказался укоризненно:

– Ну что же ты, за мать следовало бы до дна выпить.

– У меня с первой в голове зашумело. Морская тюрьма, знаешь ли, не курорт.

– Ладно, ладно! Вот поешь бутербродов. Свежие совсем, утром из ресторана принесли. Не пьяней. Мне с тобой важный вопрос нужно обсудить.

Комиссар выпил вдогонку третью рюмку и тоже взялся за бутерброды. Между делом вызвал прислугу и заказал крепкого чаю в номер.

Прожевав, он официальным тоном сообщил:

– Теперь слушай! Старого флота более не существует. Штаб Балтийского флота, в котором ты служил, ликвидирован. Офицеры, состоявшие в его штате, отправлены в отставку. Сейчас формируется новый флот, рабоче-крестьянский, но многие морские офицеры высказали намерение снова поступить на флот в качестве опытных военных специалистов. Сам-то ты, Владимир, чем намерен заниматься в будущем?

Тихонов подумал и ответил прямо:

– Я, кроме флотской службы, ничем в жизни не занимался. Хотя, мог бы, наверное, пойти учительствовать, астрономии детей учить. Но лучше все же вернуться на флот, если мои способности, как специалиста, окажутся востребованы.

– Считаю, что ты высказался политически верно и дальновидно. Флоту ты понадобишься в ближайшее время. Более того, я обязан сообщить тебе следующее. Месяц назад, в марте, советское правительство в полном составе переехало из Петрограда в Москву. Да-да, не делай удивленное лицо. Этот факт – свершившийся, столица страны теперь вернулась в Белокаменную. Я назначен заместителем народного комиссара по морским делам. Создаю свой штаб, и мне требуется надежный и опытный специалист по военно-морской разведке. Должность как раз для тебя, согласен?

– Хорошо, Федор, я согласен, будь по-твоему. Но дай мне немного отдохнуть, побыть дома, начать соображать. Четыре года я провел на войне без отпуска. Ранен был в сентябре прошлого года, потом в политику попал нежданно-негаданно, в тюрьме сидел. Надо перерыв сделать небольшой. В общем, товарищ комиссар, нуждаюсь в непродолжительном отпуске по состоянию здоровья.

– Добро, даю тебе месяц. Находись дома в Петрограде. В Москву вызову телеграммой. Давай, товарищ Тихонов, еще по одной выпьем за твое назначение.

Новый глоток коньяка неожиданно просветлил голову, Тихонов почувствовал себя гораздо лучше, чем в начале встречи с Раскольниковым. Да и жизнь после конкретного предложения начала обретать перспективы.

Федор вдруг заявил, что ему срочно требуется подготовиться к важному совещанию, и отправил гостя на своей машине домой в Финский переулок. Меньше чем через час после разговора в гостинице Владимир Константинович сидел у себя и беседовал с матерью.

Первым делом он объявил, что приехал в отпуск и останется дома надолго. Обрадованная Ольга Антоновна решила приготовить на стол, но сын остановил ее, потому что с дороги (про тюрьму говорить не стал) непременно хочет помыться в бане. Мать подсказала, что Финляндские бани, которые у них по соседству, в девятом доме, сейчас работают, можно сходить туда. Быстро собрала узелок с чистым бельем, сунула в него кусочек мыла и отправила долгожданного гостя мыться.

После бани, наслаждаясь собственной чистотой и спокойной беседой с матерью, сын ел и нахваливал ее обед, а потом, усадив хлопотунью за стол, собственноручно занялся самоваром. Ольга Антоновна при этом расстроенно сообщила, что у нее совсем не осталось чайной заварки, которую по нынешним временам не купить ни в одной лавке. Зато вспомнила и достала из полотняных мешочков пучки с высушенным летним сбором и заварила такой душистый травяной чай с малиной, какого сын не пил с самого детства.

Тихонов, обливаясь потом, пил стакан за стаканом и пребывал в состоянии легкой эйфории, что после приключений, выпавших на его долю, было совсем не удивительно.

Ольга Антоновна, радуясь, что сын слушает, говорила о насущном. О том, что деньги в стране потеряли всякую ценность, хотя другой измерительной единицы нет: фунт хлеба в вольной продаже стоит 1200–1500 рублей, значит, прежняя копейка равна 700 рублям. Но это не совсем так, убедительно взглянула мать на сына, ведь дрова, которые стоили четыре-пять рублей, продают по 75 тысяч рублей за сажень. То есть прежняя копейка равна 150 рублям, закончила она простой подсчет. Сын слушал и молчал, не зная, как ей ответить, тогда Ольга Антоновна взглянула на часы, пробившие семь вечера, как бы ненароком спросила:

– Володенька, может нам Наташу, соседку, пригласить к чаю? Она уже с работы пришла…

Сын возражать не стал.

2

Через неделю домашнего отдыха Владимир Константинович вынужден был себе признать, что симпатичная соседка Наташа занимала все больше места в его молодой холостяцкой жизни. Ему нравилось разговаривать с ней, отвечать на ее вопросы, глядя при этом в синь ее больших глаз, на мягкий овал лица и подбородок с едва заметной ямочкой. Ее привычка перебрасывать тяжелую русую косу с одного плеча на другое, казалась ему довольно милой. Двадцатилетняя Наташа была начитанной и хорошо воспитанной девушкой, при этом скромной, порой до застенчивости.

Поначалу она заходила лишь на несколько минут, когда ее звала в гости Ольга Антоновна. Потом он сам стал приглашать ее чаевничать или поиграть вечером в лото, тогда девушка задерживалась у них дольше. Тихонов знал, что Наташа, по фамилии Устьянцева, живет в своей квартире в основном одна: ее родители-железнодорожники откомандированы начальством куда-то за Любань, где отец служил начальником станции. По делам службы отец очень занят, в Петроград приезжать не мог даже ненадолго, ждал возможности поехать в отпуск, но начальство и дела не отпускали. Мать безотлучно жила с ним. Чтобы не смущать девушку, Тихонов старался не задерживаться у нее дома, когда заходил с каким-то вопросом.

В выходной день Наташа согласилась пойти погулять. Молодые люди оживленно разговаривали и неторопливо шли к Неве. На середине Литейного моста остановились и с высоты наблюдали, как река собирается освободиться от тяжелого ледяного панциря. Потемневший к середине весны лед местами трескался, его поверхность покрывал ноздреватый, выжженный солнцем снег, а кое-где сквозь трещины наверх проступала вода, лужами растекаясь над ледяной толщей. Натоптанные за зиму на льду тропинки, проложенные прямым путем от одного берега до другого, тонули в этих лужах. Еще несколько солнечных и ветреных дней, и мощные невские воды унесут изломанные куски льда вместе с зимним мусором в устье и дальше в залив, а потом, высвободившись из тесноты, потекут спокойно и величаво, принося в город тепло и чистоту.

В воздухе пахло обновлением: чувствовалось, что на смену уходящей надоевшей зиме спешит молодая, словно новая жизнь, полная сил весна. Настроение Тихонова и его спутницы оказалось созвучным явлениям природы, молодые люди предчувствовали, что вот-вот и у них начнется в жизни что-то новое, хотя еще боялись признаться в этом друг другу.

С моста они вышли на Литейный проспект, дошли до «Паризианы» и обнаружили, что кинематограф работает. Постояли в очереди за билетами и были вознаграждены сеансом смешной комедии. Сели в конце зала и, когда выключили свет, Тихонов взял ладошку девушки в свою крепкую ладонь. Наташа откликнулась легким пожатием пальцев. Этого было достаточно, чтобы чувствовать себя на седьмом небе. Потом они гуляли по Невскому, по Садовой и говорили, говорили, говорили…

– Володя, я выросла в деревне, хотя с рождения считаюсь городской. Отец служил на железнодорожных станциях дистанции пути за Любанью. Больше всего ему нравилось, когда семья на лето останавливалась в деревне Померанье. Вы не слышали о такой, а я вам сообщу интересный факт: как моряк вы должны знать художника-мариниста Боголюбова. Так вот, Алексей Петрович Боголюбов родился именно в Померанье. Столь странное название у деревни возникло со времен императрицы Екатерины Великой, которая разрешила устроить там немецкую колонию, заселенную выходцами из германской земли Померания. Изумительные там места: поля, леса, речки. Летом по грибы-ягоды с подружками ходили, купались в пруду, зимой на салазках катались с ребятней. А иногда папа сажал нас с мамой на тройку, сам за возницу и катал по окрестностям. Вспоминаю Померанье, как чудесную сказку в своей жизни.

– Наташа, а когда вы в город переехали?

– Когда мне время подошло учиться, тогда и переехали. Мне десятый год шел. Родители отдали меня в частную женскую гимназию, и с этого времени мы только летом могли выбираться в Померанье. И то ненадолго. Папа в то время на Николаевском вокзале работал. Нам его начальство служебную квартиру выделило, где я сейчас живу. После учебы в гимназии пошла работать машинисткой-делопроизводителем в почтовую контору Финляндского вокзала. Работа как работа. Скучно, правда. Зато хороший продовольственный паек дают. А мечта у меня такая: хотелось бы поступить в институт путей сообщения и выучиться на инженера-железнодорожника. Да вот беда, девушек туда не принимают. Может быть, при новой власти будут принимать, как вы считаете?

Тихонов уклончиво сказал, мол, время покажет. Потом рассказывал, как сам учился в Морском корпусе, как стал офицером и попал служить на Балтийский флот. Наташа слушала своего спутника с большим интересом, несколько раз хотела задать вопрос, уточнить что-то, но стеснялась.

Так, ничего не замечая вокруг, они перешли по Троицкому мосту на Петроградскую сторону, а потом вернулись к своему дому. И долго стояли во дворе, прощаясь, словно перед долгой разлукой. Уходить первым никому не хотелось.

Дома Ольга Антоновна с улыбкой спросила сына:

– Ну что, герой-моряк, сделал предложение невесте?

Тот удивленно вскинул брови:

– Ну какое предложение, мамуся? Мы ведь первый раз гулять вдвоем пошли…

Мать упорно гнула свою линию:

– Володенька, я ведь к тому, что время бежит быстро. Вторая неделя твоего отпуска пошла. Скоро половина будет. А как вызовут тебя на службу? Что же, Наташенька и останется одна – ни жена, ни невеста? Ты же видишь, она хорошая скромная девушка, нравится тебе. И ты ей нравишься, я знаю наверняка. Чего же еще надо? Давай-ка, дружок, решай по-военному: делай девушке предложение! Обвенчаться успеете до твоего отъезда и свадебку скромную по нынешним временам справить, а потом жена она тебе будет. И тут уж, дело известное, жена за мужем, как нитка за иголкой. Детки, глядишь, у вас пойдут. Я хоть на старости лет с внуком иль с внучкой понянчусь.

Сын, удивленный решительным настроем матери, не стал продолжать сложный разговор, а оделся и вышел остудиться под невским ветерком и поразмыслить. Дошел до Сампсониевского моста, иззяб от порывов холодного вечернего ветра и поспешил домой, рассуждая про себя, что мать все же права. Наташа действительно очень хорошая девушка, к тому же красивая. Наверное, надо жениться, в самом деле. С такой мыслью пришел домой и сообщил о своем решении.

В дальнейшем события развивались, как в военной операции, где войсками командовала Ольга Антоновна. Следующим вечером она пригласила Наташу в гости. Как обычно сели пить чай и разговаривать о том о сем. Потом мать незаметно подтолкнула сына под столом. Тихонов понимающе улыбнулся, кивнул головой, а потом встал и без какого-либо пафоса просто сказал:

– Наташа, вы мне очень нравитесь, я прошу вас стать моей женой. Точнее, как говорили в прежние годы, предлагаю вам руку и сердце!