В руках богини

– В таком случае, напишите всё, как было, – судья одной рукой вынул из стола и протянул мне свиток пергамента, а другой придвинул поближе чернильницу с пером.

Я взяла перо и вдруг с ужасом поняла, что вряд ли смогу написать им хоть что-нибудь – мои руки слишком привыкли к клавишам и шариковым ручкам. Вдобавок, до меня дошло, что, хоть я и вытребовала у цыганки дар понимать все языки этого мира и разговаривать на них, однако про знание алфавита и грамматики, увы, не подумала. Что же делать? Эврика! Судья сам сказал, что не знает эльфийского, да и слово «фаербол» не показалось ему подозрительным… Так что напишу-ка я чистосердечное признание по-русски! А там, пока найдётся эльф, который согласился бы перевести мои каракули, пока выяснится, что это ни разу не эльфийский, пока то, да сё – глядишь, всё уляжется, и мои показания уже станут никому не нужны.

Я обмакнула перо в чернильницу. Писать было адски неудобно, буквы лепились вкривь и вкось, строчки ползли вверх-вниз, словно на кардиограмме, но я всё-таки справилась с задачей. Коротко изложив суть инцидента, я пододвинула пергамент судье. Тот взял пригоршню песка из коробочки на столе, насыпал на свиток и стряхнул.

– Что ж, мне всё ясно, – произнёс он, убирая пергамент. – Увы, вам придётся вернуться в камеру, а завтра состоится суд.

Цепи на меня таки не надели, но даже без них сидеть в камере было невыносимо как для тела, так и для души. Поэтому я чуть было не кинулась на шею надзирателю, когда тот принёс обед – какую-то жидкую бурду в деревянной плошке. А потом снова потянулись томительные часы. Я размышляла над тем, как следует вести себя на суде. Прикинуться бедной овечкой и давить на жалость? Или наоборот, устроитиь скандал, взять судью на понт и пригрозить, что будет хуже, если он меня не отпустит? А может попытаться задействовать женские чары? Я ведь сейчас хоть и помятая, но всё-таки эльфика!

Выспаться почти не удалось. Поэтому на суд я снова тащилась нога за ногу. Вдобавок, похоже, меня всё-таки угораздило простудиться, так что я то и дело кашляла и чихала. Мда, с таким бэкграундом судью не соблазнишь…

Помещение, на этот раз, было другое больше и светлее. По стенам головы зверей и цветные гобелены; самый большой из них – с двумя серыми конями на золотом фоне. Стол побольше и побогаче, чем у коронного судьи. За столом – металлическое кресло, а в нём – тощий человек с острым носом и острой бородкой, одетый в пышный костюм серого и жёлтого цветов.

Поднимаясь из подземелья, я немного пришла в себя, так что догадалась, что это какой-то местный правитель. Не король, потому что без короны. Наверное, какой-нибудь граф или барон.

Рядом с креслом возвышался длинный, лысый человек, также одетый в серо-жёлтое, но скромнее – явно какой-то слуга. В руке он сжимал резной деревянный посох. Заметила я и вчерашнего судью, но не сразу – сейчас он скромно приткнулся на стуле у стеночки.

– Князь Тибор из дома Халоб, держатель Гогара и окрестных земель, своею властью свершает суд над девицей Маржинель Скиар-Тойнур из народа эльфов! – звучным голосом объявил лысый и стукнул посохом в пол.

– Признаешь ли ты себя виновной в злонамеренном поджоге леса? – произнёс князь, уставившись на меня.

– Не признаю! – с вызовом произнесла я, кое-как собравшись. – Поджог не был злонамеренным, и вообще всё случайно вышло!

– Признаешь ли ты, что намеренно не подчинилась моим добрым слугам, облечённым властью от меня?

– Нет, не признаю! Они мне ничего не сказали о своей власти, так что я не обязана была им подчиняться!

– Итак… – князь огляделся на присутствующих. – Я вижу, ты признаешь свои деяния, но упорствуешь в отрицании своей вины, тем самым отягчая свою участь… Сообразно твоим делам и словам, я, князь Тибор, глава дома Халоб приговариваю тебя, девицу эльфийских кровей Маржинель Скиар-Тойнур к телесному наказанию в виде пятидесяти ударов палками…

Меня словно ледяной водой окатили. Пятьдесят палок? Мамочки!

– А также уплате вергельда в размере ста золотых крон, – продолжал князь. – Телесное наказание будет исполнено немедля, а вергельд, в силу невозможности его выплаты будет взыскан из твоей платы за исполнение принудительных работ, на которые ты будешь определена, сообразно твоему умению, как только позволит твоё здоровье. Такова моя воля!

– Сие не противоречит законам, установленным правителями нашего государства, от его основания до сегодняшнего дня, и достойно вступления в законную силу! – добавил коронный судья, до сих пор не проронивший ни слова.

У меня подкосились ноги. Охранники швырнули меня на холодный пол и принялись стаскивать с меня одежду. Я задергалась и заизвивалась, скорее инстинктивно, чем осознанно, но один из охранников, тот, что потяжелее, наступил мне сапогом на шею, прижав лицо к полу. Я начала задыхаться и прекратила сопротивление.

Раздался ни на что не похожий свистящий звук, и моя спина вспыхнула огнём. Удар. Ещё удар. Я попыталась вскрикнуть, но изо рта вырвалось лишь жалобное поскуливание. Удары сыпались один за другим, и вскоре я потеряла сознание. Меня облили водой, приведя в чувство, и наказание продолжилось. На полу, под моим лицом расплывалась лужа слёз, я то проваливалась в беспамятство, то вновь выныривала из него, вздрагивая всем телом. Когда меня, наконец, перестали бить, я поняла это далеко не сразу. В голове мелькнула мысль о том, чтобы встать, но тело никак не отреагировало. Болело всё, что только могло болеть.

Меня в очередной раз облили ледяной водой, но вместо того, чтобы вскочить (как я сделала бы, если б это произошло в обычной жизни), я смогла только слабо пошевелить головой.

– Жива! – раздался над головой голос охранника.

– В камеру её! – отозвался князь. – Эй ты, беги за врачом!

«Какой врач?», – вяло подумала я. – Зовите могильщика, я сейчас сдохну…».

И сознание, в который уже раз, покинуло меня.

Глава 4

Когда я пришла в себя, то обнаружила, что лежу в кровати, лицом вниз. Стоило мне пошевелиться, как взорвалась от боли спина, а следом и всё тело. Я слабо застонала – на большее сил не было. С трудом приподняв голову, огляделась по сторонам. Это была уже не тюрьма. Небольшое темное помещение с двумя дверями. В стену, над моей кроватью, была зачем-то вделана железная скоба. Из небольшого окна под потолком пробивался неяркий утренний свет. А ещё я почувствовала, что на мою шею надето что-то тяжёлое и металлическое. Ошейник?

Открылась дверь, и в комнату вошёл крепкий лысый мужчина в длинном халате. В руке он держал деревянный ящик с ручкой.

– Кто вы? – прошептала я.

– Мессир Линген, магистр врачевания.

«Врач?» – вяло удивилась я, но вспомнила, что князь и впрямь кого-то послал за врачом, перед тем, как я окончательно отключилась.

– Я умру, доктор?

– Во-первых, я ещё только магистр, – ответил врач. – Во-вторых – нет. Ты не умерла сразу, Маржинель-как-тебя-там, а значит, теперь уже точно будешь жить. Завтра-послезавтра встанешь на ноги и пойдёшь, куда следует.

«Куда это? – хотела было спросить я, но тут же сама себе ответила. – Долг отрабатывать. Вот только как? На каких-нибудь местных урановых рудниках? Или на бойцовской арене?»

Врач тем временем откинул одеяло, и я поняла, что моя спина чем-то замотана. Страшно подумать, на что она сейчас похожа! Я скрипнула зубами, когда врач начал снимать повязки, по щекам потекли слёзы.

– Ральф! – крикнул врач. Послышались шаги, хлопнула дверь, я хотела было взглянуть, что это за Ральф, но от боли не смогла пошевелиться.

– Зинарский отвар остыл? – спросил врач.

– Да, мессир, – отозвался Ральф. Судя по голосу, он был немногим старше меня. – Попробуйте сами.

Они начали вдвоём обрабатывать мою спину, а затем забинтовали её по новой. Боль слегка отпустила и, я, обернувшись, попыталась разглядеть Ральфа. Это был плотный, коренастый, черноволосый парень с широкой физиономией, мрачной и бледной, как бумага.

«Готично…», – вяло подумала я.

– Потом принесешь ей обед, – распорядился врач, обращаясь к Ральфу. Тот коротко поклонился и вышел.

– А тебе, Маржинель, сегодня ещё придётся спать на животе, – врач обратился уже ко мне.

– А… где… моя… одежда…? – выдавила я из себя.

– Останется здесь. За исключением ошейника. Его надел на тебя княжеский маг, мэтр Шемин, чтобы ты не могла колдовать, и снять его имеет право только он, по велению князя. Всё прочее, что было на тебе пойдёт в счёт оплаты. Лечение ведь денег стоит, особенно моё. Да, кстати, перед уходом ты подпишешь долговую расписку на оставшуюся часть!

«Час от часу не легче!» – подумала я, а вслух жалобно произнесла. – Я что, совсем голая останусь?

– Не беспокойся, в борделе тебе выдадут одежду, приличествующую твоему положению, – врач издевательски усмехнулся и вышел из комнаты.

«В борделе?! – меня обдало ужасом. – Нет, лучше бы урановые рудники!».

Я осталась одна. По-хорошему, надо удирать отсюда без оглядки. Но как, если шевелюсь-то еле-еле?! Я уткнулась лицом в подушку и тихонько заплакала. Почему с самого моего появления здесь всё идёт не так, как я ожидала?! Почему мне не удалось не то что убить, а даже поцарапать лесничего Харефа?! В аниме любая девушка, моего возраста, способна положить кого угодно обычной шваброй. Почему на князя не подействовали мои ехидные реплики, и он не отпустил меня с миром?! В книгах стоит героине что-нибудь сказать, так все вокруг роняют челюсти на пол, а героиня гордо разворачивается и уходит, пока те не опомнились. А у меня что получается?! И почему магия меня не слушается?!

Время шло, а ответы на вопросы никак не приходили в голову. От очередной волны тяжёлых мыслей меня отвлекло только появление Ральфа. Он вошёл в палату с небольшой корзинкой. Поставил её возле кровати (до меня донёсся вкусный запах) и вытащил нечто вроде странно выглядящего стакана, светло-коричневого цвета. Я нехотя вытащила руку из-под одеяла и взяла его.

– Это хлеб, что ли?!