Написано слезою. Сборник рассказов

Б: «Слушаю-с».

Сначала Балаболов налил всем чай (мы в это время все молчали, подготавливая мысли и слова), а потом начал дискуссию (мы пили чай в ходе беседы).

Б: «Ну что, товарищ Тихий, что вы скажете? Или за вас сегодня будет говорить гость?»

Балаболов иногда пытался шутить, но у него этого совсем не получалось, ибо шутки у него были глупые и тупые. А иногда он умудрялся своей шуткой оскорбить кого-то, за что Надеждин выгонял его. Председатель вообще относился к Балаболову строго, но в этот раз он как будто не обращал внимания на него.

Т: «Гость будет говорить, но не за меня, а за самого себя. Я за себя и сам могу, товарищ секретарь. Прошу вас отложить шуточки в сторону и записывать. Значит, нужно начать с глобальных тем, таких как любовные истории, коих очень много и коими уже мало кого удивишь. Истории про войну, которых ещё много нерассказанных, но уже уходящих из «тренда». Детективы, переездившие все преступления от и до. Исторические рассказы, повести и так далее. Их тоже много нерассказанных, но они уже наскучили и стали неинтересны народу. Различные пьесы, собирающие только интеллигенцию в свою аудиторию и никого более. Различного рода дневники, мемуары, автобиографии и так далее, далее, далее, которых тоже может быть ещё очень много разных, новых, но не уникальных, ибо у всех нас в жизни есть похожие моменты, уже изложенные на бумаге ещё давно, да и сами мы все похожи…»

Б: «Извините, что перебиваю, товарищ Тихий, но вы забываете упомянуть про истории «со слов», коих, как вы говорили, тоже есть много не рассказанных, но они все уже похожи на предыдущие, если хорошо «покопать». Тем более будет очень трудно искать людей, у которых есть не похожие ни на что истории. Но даже если вы их и найдёте, то всё равно окажется, что такая история уже была когда-то. Это вызовет у вас огорчение, и вы перестанете искать «индивидуумов» с “индивидуальными историями”».

После этой «выходки» председатель с укором взглянул на Балаболова, но тот сделал вид, что не заметил этого.

Я: «Давайте оставим тему «рассказов со слов» на потом, ибо вечером у нас будет шанс убедиться, правы вы, или нет, товарищ Балаболов. А пока не перебивайте нас и записывайте».

Б: «Всё как скажет председатель, товарищ Искалов».

Н: «Пишите, Балаболов, пишите, не забывайте нас поправлять. Тему, названную вами, не трогайте. Пока что».

Б: «Слушаюсь и повинуюсь».

Р: «Ваши слова напоминают мне о многочисленных историях о битвах на мечах, войнах кланов, глобальных сражениях в стиле средневековья, приключениях, поисках сокровищ, экспедициях и ещё…»

Б: «Записал! Товарищ Северов, а что у вас на уме?»

В этот раз я заметил, как Надеждин сжал руки в кулаки. Сделал он так, как я подозреваю, из-за Балаболова.

С: «Неприятно перебивать товарища Романова, но скажу, раз уж вы перебили его за меня. Есть очень много сказок, которые являются своеобразной фантастикой. А ещё можно наложить на любой жанр «эффект фантастики», и тогда это станут совершенно другие истории. Но, к сожалению, уже и этого очень много: фантастических историй. Только вот они ещё не все обузданы полностью, есть ещё что-то, что можно раскрутить».

Я: «Вы опять за своё, товарищ Северов. Ну, хорошо, пусть ваши слова будут нашим планом «Б». Возможно, вы думаете правильно. Только вот нужно найти эти самые «необузданные истории…»

Б: «Могу предложить инструкцию для поиска!»

На этот раз председатель не выдержал и крикнул на Балаболова.

Н: «Товарищ Балаболов! А что вы можете сказать, что мы упустили? Я вас внимательно слушаю! Говорите и записывайте!»

Б: «Вы не назвали самого элементарного, господа: есть уже очень много учебников, инструкций, пособий, энциклопедий, сочинений, писем и тому подобное. Многое из этого с каждым годом обновляется, появляются новые «научные книги» с изобретением или открытием нового. Прогресс, господа. Вот ваше НИУ. И…»

Н: «Довольно! Мы уже слышали это, но это не выход, товарищ Балаболов. Вы предлагаете нам сдаться… То есть вы не на нашей стороне? Я попрошу вас покинуть это заседание…».

Б: «Но…»

Н: «Я сказал вон!»

Балаболов быстро схватил со стола несколько вкусностей и вышел с хмурой и недовольной «миной». После того как секретарь вышел, председатель протёр медленно рукой лицо, опять облокотился на диван и изобразил на своём лице уставшее выражение».

Мы сделали тактическую паузу: все начали есть и пить. Затем соседи по дивану начали негромко говорить между собой. Все, кроме нас с Надеждиным. Но, спустя десять минут молчания, он вдруг заговорил со мной, не смотря на меня.

Н: «Я очень надеюсь на этого мальчишку, очень надеюсь. Если он действительно принесёт нам «ответы», я уволю Балаболова, а на его место поставлю тебя… Но всё-таки мне кажется, что мы что-то упустили…»

Б: «Библия! Вот что вы забыли!» – раздалось из-за двери.

Балаболов хотел войти, так как его манило наше чаепитие, но как только Надеждин увидел приближающегося Балаболова, он стукнул по столу кулаком, и тот резко «испарился». Весь чай был у нас в руках, а кружка Надеждина была пуста, поэтому ничего не разлилось.

Надеждин, как и я, был человеком верующим, и тот факт, что Балаболов, будучи атеистом, вспомнил про библию, взбесил его.

Н: «Чтоб я тебя здесь сегодня больше не видел!» – крикнул председатель, смотря в сторону двери.

Р: «А кто же будет «писарем»?»

Н: «Ты и будешь!»

Председатель был уже на нервах, но, когда я налил ему чаю и достал со своей стороны ему его любимую конфету, он успокоился, захлюпав быстро чашкой чая.

III

Н: «Господа, прошу извинить меня за этого человека и за мою несдержанность. Я, как вы заметили, сегодня задумчив. Это всё потому, что я хочу высказаться вам по поводу ваших мнений о решении нашей всеобщей проблемы. Начну с более короткого «комментария».

Товарищ Романов, даже если вы возьмёте сто романов и соедините их в один, вам будет очень сложно объединить их по смыслу. Но если у вас это всё-таки получится, то вы всё равно в итоге получите роман, просто очень объёмный и сложный. Сколько бы вы не брали романов, они или не будут сходиться по смыслу, или дадут вам новый роман, который содержит в себе существующие истории. Единственное, что можно предпринять – создать другой сюжет при взаимодействии больших историй и, конечно же, другую концовку… Ваша идея может и имеет шанс на реализацию, но шанс очень маленький.

Что же касается вас, товарищ Северов, фантастика, как уже сказал товарищ Искалов, может являться нашим с вами «спасением», но подумайте сами, всё равно углубившись в фантастику, вы не уйдёте от схожести сильно далеко, ведь уже, как вы знаете, и фантастику «переездили вдоль и поперёк». Не спорю, эта тема довольно хороша, можно «колдовать» сколько угодно и «наколдовывать» разные миры, существа и так далее, но всё оно одно и то же… Даже если у вас что-то и получится, то знайте, с вашей истории срисуют фильм или игру, и наши с вами читатели станут зрителями или игроками. Зачем тратить время на скучную книжку, в которой ничего не нарисовано, где нужно всё рисовать самому, если есть игра, в которой уже всё нарисовали и даже анимировали. И зачем читать книгу и тратить на неё много времени и сил, если можно посмотреть фильм, не напрягая себя и своё воображение. А вообще, товарищ Северов, вы смахиваете на предателя… Но я вас таким не считаю, хоть вы и принимаете поражение перед прогрессом, вы всё равно пытались найти решение именно для нас, писателей. Вы, слава Богу, не предлагаете и не намекаете полностью взять и сдаться, то есть всё бросить и примкнуть к «игроманам» и «телелюбам».

О вас, товарищ Тихий, я пока промолчу, ибо ваш подход не вызывает у меня сомнения, я очень надеюсь на нашего гостя… А вы, товарищ Искалов, считаете, что можно найти что-то в себе? Но что конкретно вы имеете в виду? Я знаю, что вы не говорите об обычных историях из жизни. На мой взгляд, вы хотите копнуть глубже: в душу. И что же? Излагать секреты? Да они вряд ли кому-нибудь будут интересны. Только если рекламным компаниям или секретным службам».

Я: «Нет, товарищ председатель, я не про секреты думаю. Я думаю, как вы уже сказали, нужно «копнуть душу». Нужно попытаться изложить душу человека, но не в том смысле душу – его музу, а саму сущность человека, его особенности. Книги по психологии что-то подобное пытались сделать, но это всё «земные факторы». Я хочу, как бы это глупо не звучало, попробовать затронуть «неземные факторы» человека. Вы скажете, что я хочу предложить создать какую-то биографию, но вы ошибётесь. На свете есть уникальные люди, заслуживающие внимания. Они много «сражаются» и многого добиваются. Я предлагаю описать путь этих людей от их лица: их поступки, чувства, мысли. Мне кажется, это будет очень интересно…»

В этот момент мы услышали быстрые шаги за дверью. Мы взглянули на часы, уже было 15:59. Через пару секунд в двери стоял юноша…

Юношу звали Путев. Невысокий, светлый, худой и улыбающийся парнишка лет девятнадцати. Он, наверное, был рад попасть на столь «важное» заседание. Он был в чёрном пальто без шапки, немного покрасневший. В руках у него был свёрток бумаги…

П: «Здравствуйте, дорогие господа литераторы! И вам здравия желаю, товарищ председатель!»

Надеждин нахмурился, не понимая, почему юноша выделил его. Неужели он не литератор?

П: «Не поймите меня неправильно, председатель. Просто я очень рад вас видеть, ибо вы единственный, кому моя история может принести пользу…»

Он говорил быстро, запыхиваясь из-за того, что, скорее всего, бежал к нам на заседание.

Н: «Успокойтесь, всё нормально. Раздевайтесь и присаживайтесь. Всем взять ручки и бумагу и внимательно слушать!»

Путев быстро скинул пальто на вешалку и уселся на место, где сидел Балаболов. Надеждин сам налил чай гостю, предложил угощения и, пожав ему руку, сел, уставившись на него очень внимательным взглядом.

П: «Извиняюсь за суету, торопился, боясь опоздать. Я бы пришёл раньше, но меня у двери остановил какой-то тип и стал расспрашивать меня о моих намерениях. Ну, я сначала дал слабину и начал было ему докладывать, но потом взглянул на часы и, осознав, что могу опоздать, пытался сбежать от него. Не пускал, представляете! Ну, я осмотрелся, нет ли кого по близости, и, недолго думая, как дал ему с колена… Тот загнулся, начал кряхтеть, но остался, слава Богу, цел. Вот я и улизнул…»

После этих слов Надеждин захохотал, за ним захохотали и остальные литераторы, в том числе и я. Парнишка улыбался. Досталось же этому Балаболову.

Н: «Не обращайте внимания на наш смех, юноша. Умоляю, расскажите уже историю».