– Сущий, – представился в ответ высокий господин, – что значит «существую». А впрочем, се одно-единственное, что вовсе тут имеет место быть. Но возвращаясь к твоему вопросу о собаках…
– Я просто хотел ему сказать… сказать… ну… что я люблю его. И что всё будет хорошо.
– Скажи ему сейчас, – и Сущий указал на лежащего пса. – И для того шанс время обернуть тебе был предоставлен, дабы изречь всё то, что ты не смог забыть.
Лохматое чудовище с готовностью подняло голову. Пёс даже попытался улыбнуться, слегка раздвинув челюсти устрашающей наружности. Получилось мило, но срочно убежать в туалет всё равно захотелось. Как говорил мой знакомый в таких ситуациях: «Хочется плакать и, кажется, какать!»
– Ну, он же ваш, а не мой, – печально сказал мальчик. – Я своему хотел успеть сказать…
– Се Зверь, – странник наклонился к парнишке, – и есть все те собаки, которых потеряли и забыли в пустоши ума, которых предали и в омут Леты бросили поспешно, стыдливо забывая имена. Их выбросили в грязь обочин жизни или отправили на гибель, умысел сокрыв в глубинах совести немой. Но ты не бойся, никто из них не сгинул, все они тут, лишь тронь его рукой.
Миша раскрыл и без того отнюдь не восточного уклада глаза, уставился на пса и исчез в нём медитативно, отбросив окружающее. И он увидел в Звере сотни и сотни кадров замерзающих лап, оскаленных в боли пастей, сломанных рёбер, перебитых хвостов, вой одиночества, тоску несправедливости, порванные чужими челюстями ошейники, откопанные в сугробах тухлые объедки. В Мишином взгляде не было испуга. Вот что я хотел сказать. Даже не знаю, удалось ли? Скорее, в Мише зажёгся огонёк удивления и надежды.
– Правда?
Пёс усиленно клюнул носом в пол, словно рапортующий комсомолец на построении, прикрыв лютые глаза, в которых застыл немой приговор миру.
– А как его зовут? – паренёк обернулся к Сущему.
– Се есть мой Зверь, – ответил тот. – То имя его в Книге Жизни.
Миша подошёл к псу и, несмотря на его жуткую акулистическую морду и торчащие во все стороны острые иглы зубов, внезапно обнял его за шею и уткнулся лицом в загривок.
Собакоящер поднял на Сущего ледяные глаза, но не дёрнулся.
– Прости меня, Зверь, – мальчик всхлипнул. – Я мог спасти тебя. Я мог бы остановить эту тупую дуру!
– Нет, не кори себя, – тихо наклонился странник, – не ты за то в ответе. Ты сделал многое и сердце не предал. И твоя мать «тупой» не наречётся. Бывает так, что сложится судьба в оплаченном билете и принимать придётся то, что Бог предначертал. У всех по жизни вьются свои тропы. Иди своей и будь самим собой. Когда-нибудь сойдутся тропы в пустошь, и повстречаешь всех, с кем был повязан на пути судьбой.
– Я люблю тебя, – тихо сказал Миша в ободранное собачье ухо, отпустил шею пса и поднялся с корточек, повернувшись к выходу. Зверь не шелохнулся. Холодные, потухшие глаза смотрели в одну точку.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: