Алиса

Он закурил сигарету и предложил другую ей. Потом сказал, что из чая у него есть только жасминовый, а из еды – только овсяные хлопья с изюмом…

Тренажер пропищал, что время забега истекло. Алиса с гордостью отметила, как пятнами потемнела ее футболка.

В ту их первую ночь она так и не узнала, что он самец. Зато узнала про него много другого. С ним что-то произошло – он говорил почти безостановочно. Они выпили весь его чай, и в конце концов он отвез ее в Бруклин…

В бассейне Алиса оказалась через несколько минут. Она выбрала для себя дорожку с одиноким старичком, который все еще надеялся восстановиться от частичного паралича и плавал для этого, как морж в зоопарке, долгими часами, а потом стучал зубами в сауне.

Отлично – знакомых и здесь не было. Жалко конечно, что траурный купальный костюм не будет замечен, но это ведь не последний понедельник.

Первые 250 ярдов Алиса проплыла на одном дыхании, но руки стали тяжелыми – как не свои, и захотелось спать.

…На следующий день вечером Макс сидел на не слишком чистых ступеньках около ее квартиры, когда она возвращалась с работы.

Ей некогда было размышлять, как поступить или что сказать, – он властно взял мешок с продуктами и отработанно-нежно ткнулся губами чуть ниже мочки уха – в шею. Зайдя в квартиру, Алиса сказала, что за ней должны скоро прийти, но сказала, наверное, не слишком уверенно, потому что его это не остановило. Он помог ей с плащом и, не меняя темпа, взялся за пуговицы ее платья. Из услышанного вчера Алиса поняла, что Макс танцует не только для удовольствия, но и за деньги, и вовсе не танцы народов мира. Она остановила его руку и предложила для начала закусить, потому что была голодна. Но в предчувствии неминуемого кусок не лез Алисе в горло. Такое случалось нечасто. Макс тогда от еды отказался, а ел только йогурт из большого пластмассового контейнера. Алиса не останавливала его, хотя и подумала об этом в первую секунду. Чтобы хоть как-то разрядить напряжение, она спросила его о работе.

Такой вопрос, видимо, его удивил настолько, что йогурт был отставлен в сторону и Макс затравленно спросил: «Кто тебе донес про мою работу? Так ли тебе это важно?»

Алиса смутилась своей интуитивности – не в бровь, а в глаз, – но виду не подала, что имела в виду что-то конкретное. Она положила свою ладошку на его большую, все еще сжимающую белую пластмассовую ложечку руку и доверительно спросила: «Ты безработный?»

Что случилось дальше, Алиса не помнила точно: в ее памяти все выглядело довольно отрывочно и мелькало, как в черно-белом любительском порно, где все двигаются быстрее, чем в реальной жизни. Еще она называла это «эффектом четвертого измерения».

Алиса помнит, как две мускулистые руки перекинулись через кухонный стол и синхронно взяли ее под мышки. Она не испугалась высоты, но на всякий случай закрыла глаза. Как раз с этого момента и начиналось мелькание: мужчина, похожий на спиленное в неправильном месте дерево, двигался с нею на руках и заглядывал за каждую дверь в коридоре. Она понимала, что он ищет, но совета дать не могла.

Когда правильная комната была найдена, человек-дерево внес ее туда, но на лежачее место не положил, нет, он бережно-бережно раздел ее на весу, как заснувшего на руках ребенка. Это требовало определенного умения и опыта. Алиса подумала тогда, что это похоже на отделение белка от желтка: меренги – одним, гоголь-моголь – другим.

Потом были многорукие касания и поцелуи. Она сочно вонзилась в него зубами и почувствовала солоноватый от крови абрикосовый вкус йогурта…

Потом она оказалась наверху и никуда особенно не торопилась, а была осторожна, как грибник на минном поле.

Он был велик. Наверняка коллекционного достоинства и мог бы быть в книге Гиннесса, если бы туда уместился…

Еще Алиса подумала, что быть с таким мужчиной – это уже навык сам по себе и получать от него удовольствие значит владеть этим навыком. Этому надо учиться… Они лежали вполоборота друг к другу на узеньком диванчике, молчанием сохраняя равновесие своих тел. Когда Макс заговорил, то Алиса подумала, что голос приходит из соседней квартиры, но заметила, что его губы открываются синхронно со звуком, и заключила, что была неправа. Со временем в словах появился смысл. Ее и это вполне устроило – ведь необязательно смотреть кино с самого начала.

Из рассказа она поняла, что когда-то он был мастером спорта по спортивным танцам на льду. В ту пору выехать за границу было не так просто, но ему помогли в федерации – нашли девчурочку-партнершу, чей папаша вершил судьбы, а сама она весила 47 килограммов. Им поставили такую хореографию, что ей и коньки можно было не надевать: он все ее возил на руках да подкидывал к потолкам спортивных арен. Они плотно занимали вторые и третьи места на многих денежных состязаниях, пока его не обвинили в педофилии. Партнерше хоть и было шестнадцать лет, но выглядела она на двенадцать: ни сисек, ни попки. У него, конечно, ничего с ней не было, но их все равно дисквалифицировали как пару. Возвращаться домой на Украину они не хотели и устроились дорабатывать сезон в какое-то ледяное шоу. Но на очень странных условиях: он будет делать номер с другой и не только, а девчуру сделают льдинкой-снежинкой…

Алиса бесцеремонно рассматривала его лицо: телячьи глаза с ресницами, могучий, как мичуринская картофелина, подбородок, перебитый в нескольких местах нос и ямочки на щеках. В непосредственной близости нельзя было сказать, что он красив, потому что лицо было необъятно. Макс понял, что Алиса занята иным, и замолчал. Она накрыла ладонью его глаз и спросила:

– Какой размер шапок ты носишь? Тебе бы пиратом устроиться к Джонни Деппу. Я просто вижу тебя оскаленного в набедренной повязке по сезону. И меня бы пристроил маркитанткой или подносчицей фитилей. Чем кончилось ледовое побоище?

Макс продолжал:

– Новая партнерша была на 20 лет старше и на 10 кило тяжелее. Мы с ней работали антрепризу двух сексуально озабоченных клоунов, которые высматривают среди публики хорошеньких девушек, а сами в это время довольно провокационно трогают другу друга. Дело было в Германии, там такое в почете, и никаких полиций нравов. После номера бежали к ней в уборную для логического завершения. Директору труппы это не понравилось, и меня уволили.

– А что случилось с льдинкой-снежинкой?

– Она сошлась с троллем-лесбиянкой. Потом они вместе укатили в Сочи.

Вода в бассейне была теплее, чем обычно. Не иначе, кто-то пожаловался.

Циферблат на Алисиной руке показывал 34, и она предчувствовала, как будет блаженствовать на верхней полке в сауне.

Когда выходила из бассейна, навстречу попался Матвей. Он тронул ее за мокрое плечо и спросил:

– Как дела?

– На ловца и зверь бежит! Как хорошо, что я тебя встретила. Мне надо с тобой поговорить. У меня неприятности, я должна уехать из города на неделю. За животными моими не мог бы присмотреть? – выпалила одной строкой Алиса, чтобы не быть перебитой или неправильно понятой. Матвей ничего конкретного не ответил, просто предложил поговорить после.

В сауне никого не было. Алиса по-хозяйски подняла температуру, подкинула воды с эссенцией алоэ на камни и спирали.

Зашипело запрещенным и душистым.

«Запретный плод всегда сладок. Ну что может быть такого уж плохого в запахе растительного происхождения. Это ведь как ингаляция», – подумала Алиса, растягиваясь на лавке.

Не успела она прикрыть глаза, как история их отношений с Самцом вновь замелькала в ее памяти.

Итак, у него не было постоянной работы. Однажды он тренировал детишек в одной сердобольной русской семье за бесплатное жилье…

Полежали они тогда в молчаливом равновесии на узеньком ее диванчике почти до полного онемения. За Алисой никто не заходил.

Она надеялась, что Макс встанет во весь рост еще до полных сумерек – уж больно ей хотелось посмотреть на него в непринужденной обстановке.

В конце концов он встал. Она была удивлена, что не так уж сильно смутилась от его наготы. Он вел себя естественно. Было понятно, что бывать обнаженным ему приходится довольно часто.

Макс выглядел античным героем, за исключением одного места: героические пипочки выглядели бы, как детские свистульки по сравнению с его полноразмерным кларнетом.

На нем не было цветовых границ. Все тело было однородно-бежевого цвета, включая детородный орган.

Во время поисков своих сигарет он продолжал ей рассказывать, как попал из инструкторов фигурного катания в группу ритуального танца в черном Гарлеме.

Заметив, что он ни капли не смущен, Алиса просто поедала его глазами и засмеялась не к месту, оттого что нашла его член похожим по форме на бутылку из-под подсолнечного масла советского образца.

Макс поймал ее взгляд и, как ни в чем не бывало, продолжал, что именно благодаря своему органу он и был принят в труппу танцоров. Они исполняли ритуальные африканские танцы для женской публики в закрытых клубах. Единственным нарядом был замшевый носок, надетый на орган. Публика платила немалые деньги за представление и дополнительные чаевые за индивидуальные контакты.

Алиса сидела завороженная рассказом, а Макс по-хозяйски стоял у открытой форточки и курил.

Тогда то и возникла кличка «Самец».

Ей было интересно с ним, как в зоопарке или скорее как в цирке, куда приходишь посмотреть на дрессированных диких зверей, повосхищаться ими, но никогда не подумаешь взять их с собой домой для совместной последующей жизни: слишком много от них хлопот, вони и непредсказуемых неудобств. Пусть они живут, где живут, а люди будут приходить к ним в гости. Возможно, что и неоднократно.

Такие отношения у нее сложились с Самцом.

Она, правда, не смела звонить ему сама, но себя навещать разрешала. На его счет у Алисы не было угрызений совести и вовсе, а акты любви с ним она причисляла к опасным видам спорта, как затяжные прыжки с парашютом или гигантский слалом.

Для поездки к Асунте Самец явно не годился: ему может стать скучно от непривычного однообразия, он начнет искать развлечений и все испортит…

Прохладное прикосновение к коленке вернуло Алису к действительности. Над ней склонился Матвей. Сквозь сощуренные ресницы она в который раз смотрела на его поджарое мускулистое тело, и мысль про мальчика из соседской квартиры замигала в ее сознании.

«Если растут усы, еще не значит, что потеряно чувство ответственности. Парень живет с обоими родителями и должен быть вменяемым…»