Жила, была: Историческое повествование о Тане Савичевой

Настенные часы-ходики показывали без пяти десять.

– Через минуту чтоб ни крошки, ни капли! – приказала бабушка и ушла переодеваться.

Таня посмотрела в окно. Напротив кухни глухая стена другого дома, слева арка – проход во второй внутренний двор. Ничего интересного.

– Кушаешь или опять в облаках витаешь? – донеслось из глубины квартиры.

– Ем! – И Таня, чтоб не огорчать бабушку, совладала наконец с несчастной глазуньей.

– Ну и молодец. Убери за собой, а я поехала.

– Маня! – крикнула уже из передней. – Я поехала к Дусе!

– Счастливо, мама, – отозвалась Мария Игнатьевна.

И Таня пожелала доброго пути.

– Ну, с богом. Бабушка рассмеялась:

– «Богомолка»! А еще в пионерки готовишься. Таня надула припухлые губы:

– Сама же так говоришь всегда.

Кто и куда ни уходил бы из дому, обязательно докладывал: «Я пошел», «Я пошла, бабушка». А та неизменно напутствовала: «Ну, с богом».

– Ну говорю, ну привычка такая, – оправдалась бабушка. – Я же когда родилась и росла? В прошлом столетии! И в церкви венчалась. Тогда иначе нельзя было, незаконно. Да и мама твоя еще в старое время замуж выходила.

Таня знала, что в лакированной шкатулке с красивой палехской росписью хранятся как фамильные драгоценности мамины свадебная фата и свечи. А еще там лежит небольшой листок с безысходным названием «Свидетельство о смерти», где написано, что Савичев Николай Родионович умер 5 марта 1936 года.

Жара

Такого жаркого лета не помнила и бабушка, уроженка Ленинграда. Коренная жительница, она считанные годы была в разлуке с родным городом. И Танины родители, поженившись, еще в начале века переселились в северную столицу. Так что, как полагала Таня, Савичевы жили в Ленинграде всегда. Правда, она и большинство ее братьев и сестер появлялись на свет в Дворищах, ныне Псковской области.

С маминых слов выходило, что она специально ездила туда за своими детьми: «Природа там красивая, молоко парное и дышать легко. Зимой не холодно, летом не жарко».

Ленинградский климат от Псковского мало чем отличается, но в том, тысяча девятьсот сорок первом году лето в городе было действительно тяжелым.

Запотевший стакан с «газировкой» приятно холодил руку. В подкрашенной лимонным сиропом воде метались пузырьки, выскакивали на поверхность, лопались в пене, щипали в носу.

– Еще? – щедро предложил Миша. Таня отрицательно качнула головой:

– Колется.

– Тогда все, с-спасибо.

Продавщица, женщина средних лет с бородавкой на щеке, толстая, жирная – весь халат в буграх и складках, – выудила из тарелки мокрые медяки.

Миша ссыпал сдачу в кошелек и заглянул в бумажку.

– Та-ак, мука пшеничная – два пакета, макароны для Дворищ… Ладно, м-макароны легкие, они с дырками.

Таня не поняла шутки, спросила:

– А как в них дырочки делают?

Брат посмотрел на нее сверху вниз, улыбнулся:

– На расточных с-станках или дрелью, вручную.

– Каждую макаронину?!

– Персонально! – И не выдержал, заулыбался: – Какая ты еще маленькая!

Миша давно окончил фабрично-заводское училище и работал слесарем-сборщиком на заводе. Таня надула губы: «Большой, а обманывает».

– Ладно, не обижайся. Не спец я в м-макаронной технологии. Спроси чего полегче.

– А почему в этому году лето такое жаркое?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – выкрутился Миша.

– А я про все хочу знать. И не состарюсь никогда! – с вызовом заявила Таня.

– Фантазерка ты, верно бабушка говорит. Все люди в стариков и старух обращаются, а ты, з-значит, будешь вечно молодой?

– А вот и не состарюсь!

– Л-ладно, – уступил милостиво брат, – живи вечно!

Поезд Ленинград – Кингисепп отправлялся вечером. Жара к тому времени отступила, хотя солнце висело еще высоко, как и должно в разгар белых ночей.

На вокзал Мишу провожал только Лека. Таня с Василием Родионовичем дошли до трамвайной остановки у моста Лейтенанта Шмидта.

Трамвай шестого маршрута «Кондратьевский проспект – Балтийский вокзал» подошел почти сразу же. И поговорить на прощание не успели. Брат уже с площадки прокричал:

– Танечка, жду тебя с мамой через две недельки!

Скрежеща и тренькая, вагон укатил по мосту через Неву.

Сфинксы

Попрощались на две недели, а расстались будто навсегда, так стало тяжко. Обратно шли молча, по набережной, вдоль каменной береговой ограды.

У гранитного спуска несли караульную службу сфинксы.

Дядя Вася изумленно поднял мохнатые брови, словно впервые увидел сказочные фигуры:

– Эт-то еще что и откуда?