Жила, была: Историческое повествование о Тане Савичевой

– Какие у меня новости, – досадливо произнесла Женя. – Сижу в архивных бумагах, как мышь в норе. Позови-ка Леку, пусть уберет свою музыку.

Стол был занят инструментами: гитары, банджо, балалайка, мандолина. Мандолина итальянская, с инкрустацией, на ней Лека играет. Вчера здесь была очередная репетиция. Самодеятельные артисты струнного оркестра – Лёкины друзья-товарищи. Неспособные в музыке тоже при деле. Игорь Черненко считается «директором», а Вася Крылов – «администратором».

– Сейчас все будет чин чином и чин чинарем! – весело заверил Лека.

«Чин чином» – любимое присловье, а если добавляется еще и «чин чинарем», то, значит, настроение распрекрасное.

«Музыка» перекочевала на кровать и диван.

– Вот и полный порядок. Вопросы, предложения, просьбы? Нет? Следовательно, я свободен.

– Свободен, свободен, – подтвердила Женя. – Без тебя управимся. Посуду я сама, Танюша. Ты приборы раскладывай.

Это она умеет, и не только это, всем по дому помогает.

– А почему, как мышь? – возвратилась к прерванному разговорю Таня.

– Какая мышь?

– Которая сидит в архивных бумагах.

– Ну, это же не в буквальном смысле, – улыбнулась Женя. – Образное сравнение.

– Как в театре, когда артисты просто наряжены в костюмы крысиные, – вспомнила сразу «Щелкунчика» Таня. Женя, заядлая театралка, сводила ее как-то на балетный спектакль.

– Ох, как ты испугалась вначале!

– Я же маленькая еще была, – оправдалась Таня. – И не догадалась, что то ненастоящие крысы.

– Да, все мы и не всегда сразу обо всем догадываемся, – непонятно заговорила Женя. – А потом – поздно, поздно, поздно.

Почему сестра вдруг так расстроилась?

– О чем ты, Женечка?

– Да так, накатило, не обращай внимания на старуху.

– Какая же ты старуха! Тридцать два года! – рассмеялась Таня.

Дяди

Что-то они запаздывали сегодня. «Дядя Вася, наверное, уснул только под утро, а дядя Лёша еще с прогулки не вернулся», – решила Таня.

Василий Родионович давно страдал бессонницей; Алексей же Родионович, напротив, засыпал мгновенно и вставал чуть свет. «Привычка – вторая натура, – объяснял он. – Василий кем был? Директором букинистического магазина, а книжные лавки когда открываются? То-то и оно. Заводскому снабженцу залеживаться никак нельзя, с восхода ноги в руки – и пошел добывать то, без чего производству тормоз и крах».

Выйдя на пенсию, дядя Леша добывал только свежие газеты, первым занимал очередь у киоска на Большом проспекте. С пачкой газет под мышкой заходил на Андреевский рынок, долго и придирчиво осматривал прилавки в торговом зале под стеклянной крышей, справлялся о ценах, но покупал редко. Просто удовлетворял любопытство.

В то утро он появился с букетом рыночных гвоздик.

– Дорогая и многоуважаемая Евдокия Григорьевна! – начал со старомодной церемонностью.

– Премного благодарна за внимание, Лексей Родионыч, – в тон ответила бабушка и вежливо осведомилась: – Почем нынче капуста на Андреевском? И какие разные новости вычитали спозаранку? Поделитесь, пожалуйста.

Они всегда так шутливо беседовали.

– На капусту внимания не обратил, хотя урожай в этом году и на нее отменный, а новостей – никаких. Если не считать учения МПВО, местной противовоздушной обороны. Дворники все с красными повязками и противогазными сумками через плечо. Милиционеры при револьверах и противогазах.

– Вот оно что, – облегченно вздохнула мама, – оттого и самолеты ночью гудели.

– Странно лишь, что прессу до сих пор в киоски не подвезли. Очередь выросла, как за хлебом в карточные времена.

– Ну, Леша, вспомнил что, – сказала бабушка. – Слава богу, шестой год без норм обходимся, всего вдоволь.

Тане разговор о нормах и карточках был не ясен. В магазинах, продовольственных и промтоварных, не всегда купить все можно, но то, что есть на полках и витринах, пожалуйста, без ограничений.

– Садись, Леша, завтракать сейчас будем, – пригласила мама.

– Бежать надо, прессу не прозевать, – не без сожаления отказался дядя.

– Жениться бы ему в свое время, – не впервые высказала такое суждение бабушка. – Мужчины, особливо вдовцы, плохо к самостоятельности приспособлены.

– А Василий? – поддержала разговор мама.

– Он, Маня, однолюб.

Василий Родионович после трагической гибели невесты – она утонула на его глазах – поклялся всю жизнь хранить верность любимой.

– Все Савичевы – однолюбы, – убежденно сказала мама. – Женя разошлась с мужем, он давно женился, а она так и не полюбила другого человека.

Война!

Таня никогда не видела дядей такими. Бледные как смерть.

– Слышали? Война! Мама схватилась за сердце:

– Как – война?

Дядя Вася показал на черную тарелку «Рекорда». Таня поняла, включила радио. Духовой оркестр играл боевой марш.

– А мы в Дворищи собрались, – растерянно произнесла мать.

– Поездку отложить, – категорически распорядился дядя Вася, тяжело придыхая.

И бабушка обрела наконец голос:

– У нас же с ними договор…

Странно, а может, и совсем не странно, что никто еще не назвал агрессора, но все и так понимали, кто напал на СССР.