Дорога в Спадри

– Это – лучшее у вас? – принюхался я.

– Да, господин.

– Точно?

– А это ваш конь? – перевел он разговор в другое русло.

– Не продается.

– Конина, самое…

– Это не лошадь.

– А кто?

– Кентавр.

– А-аа, – и он сделал вид, что понял, что я сказал.

Вино на вкус и запах было уксусом. А мясо… в общем, я никогда не был поклонником корейской кухни. За соседним столиком новые посетители употребляли уксус и живо общались. Слова «сто золотых» заставили меня прислушаться.

– Неужели на самом деле этому идиоту так повезло?

– Да, за такой путь он и десятка медяков не собрал бы, а тут один вагон его сделал богачом.

– А что в вагоне?

– Не знаю, но представь что это за человек, которому золото так безразлично. А сначала он хотел с ним бумагой расплатиться.

– Да, за сто золотых я бы этот вагон на луну затолкал бы. Везет дуракам.

– А этот-то сразу так: «Сто монет до Мальнорки», я бы и серебряной не дал.

Я снова подозвал «мальчика»

– Позови, пожалуйста, хозяина, – натянул я на свое лицо улыбку. Я достал из кошелька золотой и стал разглядывать. Это маленький неровный кружочек грамма в три. Ни одной буквы или цифры, только странный узор, ни на что не похожий, на одной стороне и несколько вмятин на другой. Значит, «монета» это у них медь.

– Сейчас, господин.

Через пару минут разговора с хозяином, тот попробовал свое «лучшее» вино и извинялся, что оно застоялось в погребе. Вместо паренька меня стала обслуживать дочь хозяина, вино стало более-менее приемлемым, а собачатина, что прикидывалась бараниной, превратилась в свинину с рисом и овощами «из самого Кронадана». Но нож был тупой, а про другие столовые предметы здесь вообще не знали.

Хозяин с дочерью подошли узнать, не желаю ли я чего-либо еще. Я, продолжая играться с монетой, хотел было отказаться.

– Золотой, – прошептала девушка, а глаза отца хищно блеснули, и он предложил комнату и ночлег. Но, уловив легкое движение моей руки в карман с медью, блеск начал меркнуть.

Он готов был раздеть свою дочь прямо здесь, лишь бы эта монета осталась лежать на столе. Пока я доставал медяк, декольте платья девушки увеличилось, а она сама приблизилась ко мне при помощи толчка в спину. Хозяин хотел было что-то прошептать мне на ухо, когда я хлопнул обеими монетами по столу и заказал пива всем, а сам быстро покинул кабак. Толпа взревела от счастья, девушка облегченно вздохнула и вытерла покрасневшее лицо грязным передником, а ее папаша, проверяя золотой остатками зубов, давал наставления дочери.

На улице возле коня стоял какой-то доходяга и гладил грязной ручищей гриву.

– Эй, блох не занеси, – грубо окрикнул я его.

– Блох я не иметь, – ответил он мне и внимательно осмотрел меня. – Do you speak english? Parlez-vous Fran?ais? Deutsch? Или, как все здесь, говорить на странном языке?

– Вроде здесь все говорят по-русски. – Я прислушался и никаких расхождений с родной речью не услышал.

– Вы есть ошибаетесь. Я жил в Британии, я – Майкл Норт. Был брокер. Вы тоже здесь давно?

– Нет, всего несколько часов.

– А я потерять все. Не сдержал слово и потерять. Мне доверили дело, я его не сделать, теперь я voyager. Буду здесь, пока не умирать.

– Что случилось? – ёкнуло у меня сердце.

– Я уже все сказать. Я продать то, что доверил мне человек в Британии. И пока не найти это, и не верну, я буду здесь. Вам поручили лошадь. Берегите его, он принести вам счастье и вернет домой.

И этот несчастный поплелся куда-то по грязной улице.

Я расплатился с мальчишкой, что сторожил коня, поинтересовался, где рынок, и отправился туда.

Слова вояжёра заставили меня задуматься. Где же я все-таки? Кругом вроде говорят по-русски, но нет ни единой надписи на нем. И главное, я «ошибаюсь», когда думаю, что говорю на своем языке.

– Почем тапочки?! – вывел меня из раздумий торговец у входа на торговую площадь.

Я посмотрел на свои итальянские полуботинки и не спеша подошел к лотку, где была выставлена всевозможная обувь. Владелец лавки что-то весело мне говорил, а я рассматривал представленный на продажу товар. На улице было слишком грязно, чтобы ходить в обычных ботинках. Мне приглянулись высокие сапоги, почти ботфорты из красно-коричневой кожи со шнуровкой на голенище.

– Покажи-ка вон те сапоги.

– Это самый дорогой товар, посмотрите, как сшиты, какая нить и стежка, – начал нахваливать коммерсант.

– Я их меняю на свои… тапочки.

Продавец поперхнулся от такой наглости:

– Ваша обувь хороша, но…

– Эти ботинки из кожи самого Квазимодо!

– Кого?!

Эх, врать так врать! Где я, что за сон со мной происходит, я не знаю, но хоть поразвлекаюсь.

– Ни разу не слышал о таком? Жутко дорогая кожа. Квазимодо в Париже только водится, охота на него запрещена. А я вот за эти «тапочки» кучу денег отдал.

– Сколько?

– Пять золотых, – у торговца глаза округлились, а я продолжил врать. – А что ты хочешь, на прием к императору в простой обуви не пойдешь, надо раскошелиться. За те переговоры он жеребца подарил.

– !!! – собеседник потерял дар речи.