Вост-Сибирград

Это был зверь. Коля сделал два шага назад, подбежал, прыгнул, зацепился здоровой рукой за подоконник с той стороны окна и перевалился. Свитер непоправимо затрещал: какая-то из его вязок зацепилась то ли за краешек стекла, то ли за обломанную рейку.

Коля вскочил. Зверь, полный ненависти, со стекающей с оттопыренной губы слюной и кровью на разбитой голове, бросился следом в окно. Коля выставил вперед перекладину, которую все еще сжимал в руках, попал в раскрытую пасть, навалился. Дерево надломилось, но зверь отпрянул. Коля победоносно закричал.

Рядом стоял неширокий шкафчик – часть комплекта с сервантом. Коля аккуратно стал его двигать, ловя глазами движения возле окна. Если тварь заберется в дом, будет худо.

Не забралась. Он успел прикрыть окно шкафом – тот не закрывал проем полностью, но, если стоять и подпирать плечом, баррикада сработает.

– Точно, есть же волкособы… – Стоило чуть успокоиться, и в сознание пришел термин откуда-то из закромов памяти. Помесь собаки и волка, хрен знает для чего выводимая. Крупнее и злее собаки, но спокойнее волка. По идее спокойнее.

Едва он ослабил нажим на дверь шкафа, тварь будто почувствовала это и кинулась. Он сдержал натиск, потом второй, третьим ударом его прилично толкнуло, но он снова удержал баррикаду. Еще несколько попыток, уже не таких интенсивных. Потом за окном все затихло.

Коля подпер шкаф столом и стульями. Пошел осматриваться – в первую очередь в поисках бинта и связи.

Телефона не было, зато в ванной комнате нашлась аптечка. Он убрал куртку, задрал промокший в крови рукав. Рваные раны на руке вызвали легкую тошноту. А может, это адреналин уходил.

Он залил всё перекисью. Глубокую рану, видимо нанесенную клыком волкособа, оттянул мизинцем. Она сразу закровила, и кровь вспенилась из-за перекиси. Коля заранее приготовил бинты и начал мотать. Если выживет, уколов от бешенства не избежать, а они, говорят, болючие. Интересно, настолько же, как раны сейчас? Он пошевелил пальцами – сжимаются, но предплечье, помимо того, что горит огнем, начинает нудить тупой болью. Словно штырь застрял.

В аптечке нашелся обезбол. Он закинулся, запить было нечем.

Из гостиной, через которую он проник в дом, раздались шум и лай. Тварь снова попыталась пробраться внутрь. Коля кинулся к баррикаде. Сдержал натиск.

По идее, можно тут переночевать. Но если кровь не унять, он здесь умрет. Через сколько месяцев вернутся хозяева? В марте? В мае? Вдруг они вообще из другого города, а сюда прилетают летом, в туристический сезон…

Продолжив исследование дома, он отправился в прихожую. Где-то должна быть кладовая с инструментами, а среди инструментов – топор; быть ей надлежит поближе к выходу. А значит, либо прихожая, либо тамбур.

В узком тамбуре была боковая дверь, ручка поддалась, и он оказался в кладовой. Топор стоял сбоку, у двери.

В гостиной Коля стащил плед-покрывало с дивана. Вновь закатал рукав, проверил рану. Бинты пропитались кровью, но она вроде подсохла. Ничё, до свадьбы заживет.

Опять удар по баррикаде с улицы. Злая тварь. Но какая-то не особо резвая. Может, самка? Болеет? Сейчас бы еще разгадывать анатомические особенности твари, пытающейся его загрызть.

Коля решил: пусть бьется. Накинул висевшую в тамбуре куртку-робу, зажал в левой подмышке плед, правой рукой схватил топор и дернул входную дверь. Закрыто. Зажмурился, коря себя за глупость. Положил топор, провернул замок, услышал страшный шум в гостиной, схватил топор, выбежал.

Никаких мыслей. Только движение, дыхание, надежда добежать до улицы и встретить людей.

Он побежал. Боль в руке от натуги усилилась, в груди поднималась буря, из горла вырвался раскатистый рокот.

– Врешь, не возьмешь! Сука-а-а!

Тварь преследовала его: то ли баррикаду не пробила, то ли кровь чуяла. И была, конечно же, быстрее.

Николай развернулся к ней, отпустил топор так, чтобы тот упал металлом вниз, а ручка стояла вдоль ноги. Распутал плед, приготовился ловить чудовище.

У того замерзла кровь на морде – казалось, россыпь рубинов в темно-бурой шерсти запуталась. Красиво.

Зверь подпрыгнул на месте, Коля наклонился, чтобы накинуть плед, словно сеть, но животное метнулось в сторону и бросилось, метя в горло. Он не успел ничего предпринять – только развернулся, выставив руки вперед. Его повалило наземь. Началась борьба.

Коля ловил пледом морду твари, та неистово билась, рычала и лаяла, горячая слюна попадала на лицо, пасть щелкала, лапы без разбора скребли. Инфернальное нечто, явившееся в образе волкособа, пыталось окончательно подмять под себя человека. Плед никак не помогал, отполированные кровью многочисленных жертв клыки точно знали, в какой стороне их цель. Волкособ качал мордой, как маятником, норовя укусить. Коля полусидел, поймав правой рукой лапу, а левой пытался отбиваться от прыткой головы. До топора не дотянуться. Казалось, когти на задних лапах сейчас порвут штаны и оставят ужасные продольные раны на ляжках. Стало страшно за мошонку.

Николай попытался завалить тварь на бок, оказаться сверху. В этот момент увидел, что у той под густой шерстью на шее скрывается ошейник из темной кожи. На вид крепкий.

Отвлекся.

Зверь почти дотянулся до горла, остервенело лая. Коля перехватил нижнюю челюсть животного левой рукой, на которую был наброшен плед. Силу укуса тот не смягчил.

Почувствовав кровь на языке, зверь забился еще ожесточеннее, наконец-то закусил рукав Николая, дернул в сторону и перевернул человека, схватил еще раз, уже за руку, стал пятиться, дергая мордой. Коля орал от боли, страха и ярости – и последней было больше всего. Взбешенное животное подтащило его к топору. Отполированная за много лет рукоять нежно легла в руку. Коля ударил наотмашь.

Задняя лапа зверя хрустнула в колене. Еще удар – челюсть на руке разомкнулась. Коля попятился, тяжело, по-совиному, выдыхая. Посмотрел на месиво, которое еще утром было его левой ладонью. Два пальца он точно потерял. Вместо них свисали куски мяса, безобразно отслоился шмат кожи, кровь лилась как из-под крана. От шока даже маты в голову не лезли. Он стоял с полуоткрытым ртом и пытался выдохнуть боль.

Тварь, пригнувшись, скользнула поближе к Коле, что-то уцепила в снегу и отошла. Начала грызть, запрокинула голову, с хрипом проглотила. Кажется, это был его безымянный палец. Ну, теперь точно никакого развода.

Человек продолжил пятиться, чувствуя, как боль оглушает. Словно тысяча лесок с крючками на конце зацепились за его ладонь и начали тянуть вниз. Безобразная, беспорядочно переливающаяся боль. Такое он чувствовал впервые.

Поймав легкими побольше морозного воздуха, Коля немного пришел в себя. Он стоял спиной к забору, ведущему на улицу. Тварь держалась подальше, но уходить не собиралась. Подогнув заднюю левую лапу, наматывала круги. Не отпустит, сука. Не отпустит.

Коля посмотрел наверх. Небо молочно-белое. Падает мелкий-мелкий снег, словно кто-то разбил вселенские часы, внутри которых серебряным песком отмерялось время, и тот теперь плавно ложился на землю, обещая покой.

Боковое зрение зацепилось за забор. Дощатый, частоколом. Высокий: хотя форма удобная, так просто не перелезть.

Дальше Коля уже не думал. Он истекал кровью, чувствовал себя песочной статуей, которую размывали подходящие с моря волны, и желал кружащему перед ним созданию смерти. Он не собирался сдаваться. Не хотел умирать. Жизнь бросила ему вызов – и он его принял. Теперь надо окончить битву. Окончить битву. Окончить битву…

– А ну иди сюда, гнида! С кем связалась, тварь?! Я человек! Че-ло-век! А ты – какой-то карликовый волк! Убью!

Он демонстративно сделал выпад, расставив широко руки. Зверь тоже не собирался сдаваться – как и его противник, он пылал желанием убить и выжить. Поэтому бросился вперед, дико скалясь, словно желал одним махом проглотить Николая.

Тот набросился на волкособа, стал бить топором – сначала промахнулся, потом саданул твари в бок. Та заскулила, отпрыгнула, снова бросилась, снова получила. Коля взглянул на лезвие топора – понятно, почему кровь только с него самого льется. Хозяин за инструментом явно не следил, тот давно затупился. Примерно тогда же, когда его рукоять приобрела отшлифованную гладкость.