– Ты почему вчера не была на обзорной экскурсии по лагерю?
– Вы не поверите, – девушка озорно улыбнулась, – после обеда мы пошли скупнуться и, вот ведь чудеса! на обратной дороге заблудились вчистую.
– Я даже знаю, почему, – невозмутимо добавила Саша.
Василиса покраснела и опустила глаза долу.
– Вчера, между прочим, пока вы квасили у моря, был генеральный инструктаж, – смягчаясь, продолжила Саша. – Все вожатые разбились по парам, выбрали себе отряды. Сегодня прибывают дети. Как ты подготовишься к их приему, если даже не знаешь, с кем в паре встанешь на отряд?
Василиса молчала.
– Что молчишь?
– Я ж не знаю, кто еще остался без напарника, – еле слышно произнесла девушка.
– Ну, спросила бы хоть у меня, в конце концов.
Настроение старшей вожатой менялось. Она уже готова была расхохотаться: настолько искреннее раскаяние выплеснулось на физиономию Василисы.
«Блин, а ведь я не могу долго сердиться на нее, – подумала про себя Саша, – и она, чертовка, кажется, это чувствует».
– Что в итоге отрицательно скажется на общей дисциплине, – вслух добавила старшая вожатая.
– Что?
– Есть тут, говорю, один достойный тебя кандидат – вчера полдня на горшке сидел. – Саша не выдержала и улыбнулась. – Макаров, кажется, его фамилия. Такая жестокая диарея его вчера мучила! В общем, жалобу бедняга на наших поваров начальнику лагеря накатал.
Тайная Страсть изрыгает на двойника Сталлоне страшное обзывательство и чуть не получает по морде
– Седьмой отряд?! – взвыл Алексей Макаров. – Да это же дети восьми-двенадцати лет, самый хулиганский возраст! Головорезы!
– Тише, Алёша, тише, – Василиса заботливо поправила сбившуюся на лоб великого аккуратиста прядь. – Мы же с тобой будущие учителя. Это только укрепит наши педагогические навыки, потом в школе проще будет.
– Это всё из-за тебя! – истерично заорал новоиспечённый напарник и выскочил из вожатской.
Получать постельное белье на весь отряд Василиса пошла одна.
Кастелянша, сухая старушка с греческим носом, посочувствовала:
– А где ж твой напарник-то, дочка?
– Он… у него проблемы с животом, – нашлась Василиса.
– Этот засранец скоро всю канализацию в лагере забьет! – во все горло прокричал подскочивший Антон Петрович. – Детям какать некуда будет!
Василиса кряхтела под тяжестью волглых простыней и улыбалась. Пользы от этого типа никогда никакой не было, но настроение неизбежно поднималось уже от одного его присутствия.
Семён Чернов оттолкнул скачущего вокруг девушки хиппи, взял у неё из рук тяжёлую кипу белья:
– Привет, Сашкина!
– Ага! – лукаво прищурилась Василиса. – Это тот самый злодей, который меня вчера нокаутировал!
– Извини, – смутился Семен. – Мы за тебя волновались.
– Однако никто из вас не поплыл спасать меня из пучины, – заметила девушка.
Чернов покраснел. Он ни за что бы не признался, что не умеет плавать.
До корпуса Василисы они дошли в молчании.
– Спасибо, Сём, – сказала девушка, когда Чернов аккуратно сложил на ее кровати последний комплект белья.
Он отрывисто кивнул и направился к выходу.
– Сёма! – остановила его уже на пороге. – Скажи, мы же вчера вместе были там, на берегу. Как ты ухитрился найти себе напарника?
Чернов плутовато улыбнулся, открыл было рот, но тут в вожатскую буквально влетел Алексей Макаров.
– Так, Василиса, – деловито начал он. – Нам нужно распределить обязанности. Я, так и быть, возьму на себя бремя казначея, буду выдавать детям деньги…
– Какие деньги? – удивилась Василиса.
– Детки богатенькие, из Сибири, – пояснил Чернов. – Каждый везет с собой тысяч по десять – так, на карманные расходы. «Бабки» по прибытии у детишек изымут и положат в сейф бухгалтерии. А казначей потом потихонечку будет их ребятишкам…
– А тебя никто не спрашивал, – оборвал Макаров. – Иди, командуй в своей вожатской. А тут нечего… карлик.
Чернов побагровел и затрясся. Кольнул, гад, в самое больное место. Сейчас по морде схлопочет наверняка. И схлопотал бы великий аккуратист, как пить дать, если бы между ними не встала Василиса:
– Иди, Сёма. Не надо.
И Семён покорно вышел.
– Так, – продолжил распоряжаться Алексей Макаров, – кроме того, я составлю списки прибывших детей. А тебе остается самое легкое – вымоешь коридор, в каждой палате протрешь влажной тряпкой и застелешь кровати.
– Слушай, а…
– И ради бога, не мешай мне – я дописываю план мероприятий на всю смену. Ты ведь, наверняка, этого сделать не сможешь как надо.
– Но…
– Так, всё, иди.
Она послушно вышла под обжигающее солнце.
Над землей, над сверкающим внизу морем колыхался и дрожал полуденный жар. Вдохни полной грудью смолистый аромат распаренных зноем можжевельника, краснодеревки, кавказского кедра, и ты поймешь, что воздух тут волшебный. Им не дышишь, его пьешь – настолько он осязаем и вязок.
На усыпанном розовыми цветами дереве заливаются какие-то пестрые птички, с моря доносятся визг и смех купающихся. Откуда-то издалека, пульсируя, льется музыка. Что за мелодия, разобрать трудно – так причудливо фильтрует звук гористый ландшафт и плотный влажный воздух. Криков детей почти не слышно: большую часть наотдыхавшейся малышни увезли сегодня в четыре утра три вместительных «korozo». Оставшаяся ребятня ушла на море.