Одержимые наследники. Аравийская жемчужина. Книга 2

– Привет… Принесла тебе парного молока… Мама просила передать к ужину…–  опускает глаза… Откуда это стеснение? Оно умиляет его и в то же время… в то же время бьет по всему телу таким токовым разрядом возбуждения, что он сейчас впадет в кому… Резко затаскивает ее внутрь, в тепло маленькой баньки, мимолетом бросая взгляд на окно дома… Никого нет. Мать не видит, это хорошо…

Прижимает страстно к себе, скидывает фуфайку, чтобы тут же нащупать ее полную грудь сквозь тонкую ткань ситцевого халатика… Никакого лифчика… Он и не сомневался…

– Соскучилася пиздец, бабочка…–  шепчет жарко, трется щетиной о нежную холодную с морозца кожу… Зато тело теплое… Такое теплое… Ныряет под юбку, приподнимает ткань, нащупав белые хлопковые трусики… Его опять подбрасывает, как на раскаленной сковородке, от возбуждения… Есть в ее нелепом облике что– то невинное и порочное одновременно… Намного сильнее штырит, чем все эти блядские стринги с кружевами… Здесь, в этой удивительной среде, поражающей своей бедностью, искренностью и самодостаточной гордостью, самая желанная на свете женщина должна выглядеть именно так…

– Хочу тебя, Оксана… Пар сейчас из ушей повалит, как же хочу…–  сажает ее на стол, заставляет откинуться назад, разводит ноги, а она сопротивляется, брыкается…

– Мика, нет… Подожди… Неудобно… Я на пять минут… Молока принести… Мама не спит… Поймет, что что– то не так…

Он усмехается в ответ…

– Думаешь, мама думает, ты со мной даже не целуешься?

Смотрит на него своими огромными изумрудами. Видно, серьезная… Ей это важно… Раз важно, значит попридержит своих коней…

– Потерпи немного, Мика… Стыдно мне так, не могу… У мамы на глазах… Не так она нас воспитывала с Мариной… Завтра сестру из больницы заберем обратно домой, переедем в гостиницу с тобой… И там…–  снова глаза опускает, снова этот румянец невинный щеки заливает… Боже, и что с ней происходит… Только за эти ее изменения стоило ее сюда привести… Сам сейчас понимает, что именно такой хотел всегда видеть Оксану… Не наглой искушенной обольстительницей на сцене, а вот такой дико красивой, стеснительной, неопытной девочкой… Словно с нее слезли все эти защитные панцири, краска смылась, оголив ее суть, ее настоящую… Ту, кто смотрела на него восторженно там, на кедрах, ту, кто искренне прижималась к его груди, рыдая от переживаний за сестру…

Трясется всем телом… Он всегда ее хотел не по– человечески, всегда через край, но эти дни… Что– то происходило с ним необъяснимое… Непонятное… Она влекла его так сильно, что дышать было тяжело, грудь спирало от эмоций…И он знал определение этому чувству… Его дал давно его любимый Джибран Халиль Джибран… Это та самая «боль чрезмерной нежности…–  Быть раненным собственным пониманием любви»…

Задирает ей платье почти до шеи, спускается губами по нежной теплой коже, выбивая ее всхлипы. Накрывает губами ее лоно, не просто пьет, пожирает… Оксана выгибается, протяжно стонет, закусывая зубами свою руку… Вертит головой, разбрасывая по поверхности стола рыжие непослушные волосы, а он невольно то и дело поднимает на нее глаза, хочет видеть ее всю, не может оторваться от этой красоты…

Девушка уже не помнит себя от его смелых, подчиняющих действий, ее тело трясется, запускает руки в его непослушные волосы…

– Мика… Боже… Как хорошо… Еще… Еще… пожалуйста…

Кажется, еще чуть– чуть–  и она улетит, расщепится на миллионы атомов…

И тут вместо его горячих губ чувствует прохладу воздуха… Пустоту… Он отстраняется, выпрямляется, смотрит на нее хищно, продолжая тяжело дышать и в то же время искушающе улыбаться…

– Микаа… пожалуйста,–  молит она, желая продолжения его ласок, тянет к нему руки, еще шире призывно разводит ноги…

Он теперь скалится, открывая свои идеальные зубы.

– Нет, бабочка… Потерпишь до завтра… Только мне что ли мучиться… – вытаскивает из треников вздыбленный член. Проводит по нему ритмично пару раз с шипением,–  и только попробуй трогать себя сама ночью сегодня… Пойму, поверь мне… Тогда неделями оргазма не получишь, в ногах у меня будешь валяться, умолять…

Она порывисто дышит… Микаэл смотрит на это идеальное тело, распластанное перед ним, зажмуриться хочется, как она прекрасна… Ведьма, северная ведьма, на которую даже смотреть больно, так красива, так желанна… Или это он сошел с ума от ее колдовства… От этого сладкого яда ее губ, дыхания, прикосновений, теплоты и узости… Невольно накрывает руками аппетитные холмики, зажимает через тонкую ткань скрюченные узелками от возбуждения соски… Отрывает себя от нее клешнями, словно с мясом…

Не проходит и пяти минут, как Микаэл сам любовно натягивает на ее стройные ножки безразмерные валенки, одевает грубую фуфайку на плечи и накрывает волосы платком, неумело завязывая узел на шее.

Притягивает к себе, нежно, почти целомудренно целует в нос…

– Не застуди крылышки, бабочка… Ты нужна мне здоровая… Слишком много на тебя планов… Завтра отработаешь за все дни моего стояка и воздержания… Ходить не сможешь неделю, я тебе это гарантирую…

А она лишь смеется в ответ… Щеки все еще пылают… Он знает, она горит внутри… Торжествует от этого осознания…

– Так жаль…–  деланно надувает губки,–  придется тогда тебе лететь без меня… Как же я полечу, если даже встать не смогу…

Снова притягивает к себе, теперь не выдерживая, пожирая губы…

– Не переживай… Я тебя донесу…

Она убегает, получив игривый громкий шлепок по ягодице, звонко, но негромко смеется, чтоб мама не услышала, а получается удивительно по– юному… Микаэл ложится на твердую поверхность лавки, где ему постелили, глубоко вздыхает, пытаясь восстановить самообладание… Перед глазами она… Вспоминает сегодняшний день, в душе снова все переворачивается… Слишком много чувств, слишком много эмоций, нужно все осознать, переварить…

С раннего утра Оксана уехала в областную больницу к сестре. Делала так все три последние дня, как они были здесь… Марину готовили к переводу в Москву, в клинический госпиталь. Там ее ждали лучшие доктора и лучшее оборудование… Микаэл даже вызвал специально для оценки ее состояния какого– то светоча из Германии… Мать не могла поверить в счастье, то и дело щипала себя за руку, думала–  это сон… Эти новые врачи говорили какие– то удивительные, обнадеживающие вещи… Что и лечение возможно, что девушка начнет ходить сама, заживет полноценной жизнью…

Про себя Виктория Евгеньевна называла Микаэла добрым ангелом… Она прекрасно понимала, что с этим иностранным загадочным молодым мужчиной, так очаровательно, с едва уловимым акцентом говорящим по– русски, ее дочь связывают отнюдь не платонические отношения… Видела его взгляды на Оксане–  горячие, пожирающие… Но его щедрость и доброта… При том не унижающая, не подкупающая, а искренняя, просто не давали ей осуждающе или плохо подумать о них двоих… Было ясно–  Микаэл делал все это не чтобы купить Оксану. Он действительно хотел сделать ей приятное… Хотел решить ее проблемы…

Оксана наотрез отказалась ехать в госпиталь с Микаэлом. Оставила его досыпать на теплой печи в бане, куда его вынужденно поселили за неимением большей жилплощади в основном доме. Он порывался было забрать девушку с собой в гостиницу, но та не согласилась. Сказала, хочет быть рядом с мамой, пока сестры нет… Остался и он… Просто не мог уехать от нее, не мог оторваться, хоть это пребывание рядом и в то же время на расстоянии стало для него и его постоянно возбужденного мужского достоинства тем еще испытанием… Встал, как всегда поздно, спалось здесь хорошо, несмотря на спартанские условия… Встретил мать Оксаны во дворе со свежим хлебом и яйцами.

– Пошли завтракать, Микаэл,–  сказала она то ли строго, то ли стеснительно, отводя глаза.

Через пятнадцать минут он уже знал все… И что отца своего обе дочери не помнили, убежал, как только родился ребенок– инвалид… Что все всегда было на материнской шее, а потом Оксана начала помогать… Узнал, что его девочка всегда бредила музыкой и танцами, что будущее ей большое прочили, да только где у простой матери– одиночки с ребенком– инвалидом были возможности в этот талант вкладывать… Узнал про Паука, который домогался до подросшей красавицы….

Кулаки его сжимались, когда он слушал эту историю…

– Она ведь так туда к вам на Восток попала… Этот упырь ее и в Москве нашел, через соседку Виталинку… Страшный он человек, безбашенный, жестокий… Вот они и придумали этот переезд… Знал бы ты, Микаэл, как мое сердце болело тогда, как отпускать ее не хотела… Я и в Москву– то скрепя сердце, ведь тоже из– за него пришлось убегать… А что уж говорить про другой мир, другую страну… Особенная она, моя Оксанка, не создана для всего этой жестокой реальности… Она же вся воздушная… В мечтах до сих пор витает… Все бредит про какую– то там школу танцев в Париже новомодную… Денег на нее копит… Хоть и не говорит мне, но я знаю… Виталинка растрепала, да и я сама нашла у нее вырезки журнальные… Ох, девочка моя бедная… Красавица… Боялась, что сгорит она там у вас, на Востоке…–  на глазах женщины появились слезы, всхлипнула,–  а что было делать? Нужда–  страшная вещь, Микаэл… Не дай Бог кому из твоих близких познать нужду, особенно когда есть кто– то, кто от тебя зависит… Ради него ты на все пойдешь, себе на глотку наступишь… Вот так и мы с Оксанкой… Ради Марины на все готовы… Хоть я себя и ненавижу за то, что девочке моей приходится все это тянуть на своих плечиках хрупких…

У Микаэла не просто сперло дыхание… Он забыл, как дышать… Перестал… В один момент в легких закончился воздух, а новый набирать разучился… Он думал об Оксане, вспоминал их первые недели… Его грубость, насилие, жестокость… Хотелось подойти к стене и со всей силы начать бить себя об нее башкой.. Так, чтоб до сотрясения, до кровавых брызгов… Чтобы эта боль хоть немного перекрыла боль душевную… Ненавидел себя за то, что был так легкомысленно жесток, так циничен, так высокомерен… Он, рожденный в роскоши и достатке, избалованный вниманием и деньгами… Кто он был такой, чтобы выносить приговор маленькой сильной девочке, оказавшейся один на один со стаей поганых, похотливых хищников, готовых в любой момент ее разорвать в клочья… Нестерпимо больно… Неимоверно стыдно…

А еще он понимал, что совсем не знал свою девочку… Не знал о ее мечтах, о ее переживаниях… О страхах ее не знал, да и о радостях не особо… Она не открывалась ему, да и он как– то не особо стремился открывать… Да, пару раз заводил разговор о жизни, но встретив равнодушие или отчужденность, сразу соскакивал с темы, предпочитая переводить их общение в горизонтальную плоскость… А сейчас вдруг захотелось сесть с ней и часами говорить… Чтобы все ему рассказала… С самого начала…

Дверь скрипнула. В сени нырнула Оксана в аккуратном по фигурке черном драповом пальто с пушистым меховым воротником, принесла с собой зимнюю свежесть и пирожные… Они пересеклись глазами… Девушка едва заметно вздрогнула… Словно почувствовала, словно увидела, что с ним что– то не то… Что изменилось что– то, в том, как смотрел, как дышал прерывисто… Опустила молча глаза на стол. Там детский альбом с их фотографиями… Невольно покраснела…

– Мама тебе уже все скелеты из шкафа повытаскивала?–  смущенно сострила.

Микаэл улыбнулся… Нежно, пронзительно…

– Вот сижу и думаю, чем теперь тебя буду шантажировать, фотографией с беззубой улыбкой или с сотнями косичек на голове?

В ответ девушка тоже улыбнулась. Скинула с себя пальто, бережно повесила его на вешалку… И он снова поймал себя на мысли, что даже в этом жесте читалась ее ответственность, ее серьезность и привитая с детства нуждой бережливость. Микаэл относился к своим вещам, как в тряпкам… Швырял, кидал, вечно не помнил, что и где оставил… Оксана была другой… Она теперь всегда будет другой, всегда такой останется, какой роскошью ее ни осыпай… А ему хотелось…. Страшно хотелось одарить ее всем тем, что делает счастливыми других женщин… Он хотел сделать свою северную бабочку счастливой… Больше всего на свете теперь хотел…

Глава 3

Амаль

Прошло уже более трех недель, а стоило ей вспомнить о том, что было между ней и Анваром, губы начинали гореть… Тело начинало гореть… Ровно в тех местах, где он трогал… а ведь через одежду, даже не задевая открытую кожу… Амаль не могла понять свои эмоции и чувства… Стыд, смятение, страх, жар… Она стеснялась того, что было… Ей хотелось забыть эти порочные губы, эти наполненные страстью и запретными желаниями темно– зеленые глаза, напоминающие опасную, засасывающую заводь, из которой уже не выбраться живым… Фахд пугал… Пугал именно этими своими метаморфозами… В обычной жизни, на экранах, официальных мероприятиях, торжественных ужинах он был воплощением благородства, сдержанности и воспитанности… От него веяло стабильностью, добром и величием… В тот вечер, в тот момент же, смотря в ее глаза на расстоянии пары сантиметров, опаляя ее своим горячим прерывистым дыханием, перед ней был другой человек… Искушенный и искушающий, обещающий грех и сам его не раз совершивший, способный вознести в небеса и утянуть с собой в преисподнюю…

Фахд был другим, не таким, как Анвар… Анвар заставлял сердце учащенно биться, наполняя его юной радостью, каким– то беспричинным счастьем, он окрылял, дарил эйфорию, Фахд же это сердце останавливал… Парализовывал, словно самое опасное, ядовитое насекомое, укус которого останавливает работу всего твоего организма и все, что ты можешь сделать–  это просто смотреть широко раскрытыми глазами на свою незавидную участь во власти его силы и желания… Он отключал мозг, он заставлял все тело холодеть и покрываться мурашками одновременно…

Снова и снова прокручивала тот вечер в голове… Как только самоконтроль вернулся к ней, сорвалась с места, не оглядываясь, убегая по улицам шумного Парижа, словно она мелкий воришка, скрывающийся от погони… Но, конечно, никакой погони не было… Амаль в тот вечер просидела на кухне их квартиры больше часа, вздрагивая от каждого шороха, доносящегося из подъезда… Почему– то ей казалось, что вот– вот он должен прийти, объясниться… Извиниться… Конечно, Его высочество так и не пришел… Ругая себя, то и дело просматривала его инстаграм–  и уже через два дня увидела его в традиционной национальной кандуре посещающим какое– то благотворительное мероприятие в Дубае… Значит, он уехал, не посчитав нужным хоть как– то оправдать свое поведение… Прошло еще пару дней –  и она получила звонок от курьера. Ей передали аккуратный пакет, на котором она без труда узнала официальную голограмму королевской семьи Дубая… В нем не было ни открытки, визитки с подписью, ни извинений. Просто маленький тканевой пакетик, а внутри–  жемчужина… Нет, не украшение… Именно одна– единственная маленькая жемчужина… Амаль положила ее на свою руку, поднесла к свету и невольно залюбовалась идеальной формой, нежным и в то же время ослепительным перламутровым свечением… Невинным, нежным, первозданным… Сама не понимания своих действий, она поднесла жемчужину к губам и поцеловала… И на секунду ей показалось, что на ухо ей прошептали таким знакомым чувственным, нежным, но властным и подчиняющим голосом… «Люльти»…

***

Сессия подошла к концу… Все экзамены были сданы. Впереди почти месяц передышки перед тем, как с последними зимними деньками снова погрузиться в учебный процесс… Вся Сорбонна оживленно гудела, предвкушая легкий непринужденный отдых в барах шумными стайками, неизменно самый проверенный и верный способ сбросить стресс после бессонных ночей и сотен заученных страниц текстов… Обычно в это самое время завязывались новые отношения, или наоборот, разрывались старые…

В тот вечер Амаль собиралась присоединиться к одной из своих институтских компаний, весело провести время в любимом баре. Дома торчать совсем не хотелось, тем более, что Маду уже какую неделю не было в городе… Сначала она улетела в Дамаск –  повидать отца и урегулировать какие– то финансовые вопросы с родственниками матери, а потом решила подзависнуть в Швейцарии на одном из курортов, покататься на лыжах с подружками… Амаль подумала об этом и усмехнулась про себя… Она, как никто другой, знала, чем закончится это «катание» сестры…

Девушка уже была почти готова к выходу–  все пыталась накрутить непослушные волосы на плойку… У кого– то проблема в том, чтобы выпрямить волосы… У Амаль, как и у матери, они были от рождения идеально прямыми… Зато целой историей было заставить эти идеально прямые, как медовый шелк, пряди хотя бы немного, хоть на кончиках, закрутиться в нежные, легкие локоны, как это сейчас было модно… С одной стороной она более– менее справилась… Зато другая так и не поддавалась неумелым манипуляциям девушки… Услышала нетерпеливый звонок в дверь. Решила, что это Сандра, подружка– однокурсница, живущая по соседству… Плойка все еще в руках, намотала на нее прядь, проверяет руками степень нагрева… Распахивает дверь, не глядя в глазок. И вдруг замирает… Смотрит широко раскрытыми глазами… Палец невольно соскакивает с волос и соприкасается с раскаленной поверхностью стали. Одергивает руку, обжигаясь, и сама дергается…