Три двустишия

– Я не с Кавказа. – Марьям всегда раздражало демонстративное невежество в этом вопросе.

– А-а, какая разница! Будь другом, скажи ему, когда позвонит, а? Ну, чтоб отстал. Не люблю я его, да замуж пора выходить, устраиваться как-то. Я так боялась, что какую-нибудь бабуську пришлют. Повезло. Вечером вместе на дискотеку пойдем.

Света взяла командование парадом на себя, и Марьям подумала, что так даже лучше. Она сидела на кровати и спокойно, удивляясь лишь про себя подобной откровенной расчетливости, слушала ее звонкий голосок, который доносился уже из прихожей:

– Ты не идешь обедать? Ну, если нет, то тут мне звонить должны, будь другом, ответь, пожалуйста. Только ничего не перепутай, умоляю тебя. Если позвонит Коля – это жених. Скажи ему, что я пошла по магазинам, и не вернусь до вечера. Если Саша, – я с ним вчера здесь познакомилась, – скажи чтоб часов в шесть позвонил, а если Леша, – чтобы обязательно перезвонил через пятнадцать минут. Для меня самое главное – это он. Не мальчик, а мечта. Могут еще двое позвонить. Это я так, на всякий пожарный, дала телефон. Скажи, чтоб вечером позвонили. Да, если Коля позвонит, не забудь сказать, что ты не разрешаешь ему ни звонить, ни приходить сюда.

Света ушла, а ошеломленная Марьям пыталась осмыслить обрушившийся на нее поток информации. Влюбленный до потери памяти жених, Саша – рак на безрыбье, Леша – мальчик-мечта… Да еще какие-то ребята. С этим в лифте познакомилась, когда поднималась, с тем – когда спускалась. И все это за один день. Неужели так может быть? Ну про жениха точно врет. Быть такого не может, чтобы караулил с утра, чтобы только одним глазком взглянуть на уродину эту. Марьям, как водится у женщин, была довольно безжалостна к дурнушкам, и просто ненавидела тех из них, которые не только не имели каких-либо комплексов по этому поводу, а напротив, были даже очень уверены в своей неотразимости и пользовались, кстати, большим успехом у мужчин, чем писаные красотки.

Раздался телефонный звонок. Это был Коля. Марьям ответила незадачливому жениху в точном соответствии с полученной инструкцией, опустив, однако, насчет того, чтобы не звонил. Значит, жених в самом деле существует. Олух царя небесного! Не успела она переварить эту маленькую горькую пилюлю, как телефон зазвонил снова. Это был мальчик-мечта. Надо же. Вот тебе и уродина. Поразмыслив немного, Марьям решила отбросить прочь предубеждения, женскую зависть, мелкое желание напакостить и поучиться у Светы, выяснить в чем же секрет. Этот великий секрет, овладеть которым не помогли ни классическая литература, ни современная иностранная (шокирующая своей откровенностью). Почему ee, такую красивую, умную, хорошо воспитанную девушку из приличной интеллигентной семьи, не любит такой же красивый, умный и хорошо воспитанный молодой человек, почему она одна? Что не так? Надо докопаться и понять, чтобы исправить или исправиться.

В тот же день Света повела Марьям на дискотеку в измайловский бар «Люкс». Эта дискотека, считавшаяся одной из лучших в Москве, была довольно дорогая, что служило в своем роде планкой, одолеть которую могли далеко не бедные любители потанцевать. Ковролит на полу, роскошная стойка бара с высокими табуретами, глубокие, мягкие, обитые матово отливающей кожей диваны, низкие деревянные столики, красиво оформленная площадка для танцев – весь интерьер до мельчайших деталей был выдержан в современном дорогом и элегантном стиле. В воздухе витал тонкий аромат изысканных французских духов. Марьям с удивлением смотрела на девушек, одетых не просто модно и дорого. Эти блестящие лосины невероятных пастельных тонов, чудные сапожки, умопомрачительные кофточки из тонкой, незнакомой и прекрасной материи, потрясающая бижутерия – все было прямо «оттуда», и никак не иначе как от «Кристиан Диора» и иже с ним… Света принесла коктейли в высоких бокалах и маленькие корзиночки с черной икрой, которые полагались по входным билетам. Коктейль показался Марьям необыкновенно вкусным, рядом со Светой она чувствовала себя защищенной, они танцевали, потом отдыхали, потягивая коктейль, потом снова танцевали. Вокруг были молодые, красивые лица, приятная и приветливая обстановка, и Марьям хотелось плакать от счастья.

От Светы не отходил высокий парень с каштановыми волосами и характерным украинским лицом, прямым пробором и усиками, спускающимися вниз вдоль подбородка. Весь последний медленный танец они оживленно что-то шептали друг-другу, и, видно, не дошептавшись, остались поговорить в вестибюле. Марьям решила, что глупо и нетактично стоять и ждать Свету, и поднялась в номер. Плюхнувшись в кресло, она закрыла глаза и расслабилась. Вскоре раздался стук в дверь. Открыв ее, Марьям застыла на месте. Рядом со Светой стоял кавалер из дискотеки с бутылкой шампанского в руках. Отодвинув оцепеневшую от неожиданности Марьям, Света потянула парня за собой и закрыла дверь.

– Ну, знакомьтесь. Это – Маша, а это – Витя. Ну, давай, Вить, открывай бутылку. Правда, здесь всего два стакана, но мы с тобой одним обойдемся, а второй отдадим Машеньке. Маш, ну ты че в коридоре стоишь? Проходи.

Марьям, очутившаяся в совершенно незнакомой ситуации и не отошедшая после зеркал и цветомузыки, не знала, что делать и как себя вести. Она молча прошла в комнату и села на кровать. Немного подумав, она решила, что ничего страшного не произойдет, если Витя немного посидит. Он оказался довольно остроумным парнем из Херсона, – пару раз Марьям даже рассмеялась, – и жил здесь же на пять этажей ниже. Дело приближалось к полуночи, когда Марьям не выдержала:

– Уже очень поздно, вы, наверное, тоже устали.

– Маш, а ты ложись и спи. Мы тебе мешать не будем. Немного еще поболтаем в коридорчике.

Они вышли в коридор, потушив свет. Марьям разобрала постель, стянула с себя джинсы и прямо в свитере растянулась в прохладной постели. Из коридора доносились шепот, хихиканье и причмокивания. Она начала уже было засыпать, как тихонько в комнату вошла Света и начала разбирать постель. Сон улетучился мгновенно, когда вслед за ней вошел Витя и начал стягивать с себя одежду. Марьям вся напряглась. Увидеть своими глазами то, о чем она знала только из литературы и фильмов, прошедшие к тому же советскую цензуру – это было страшно. Но в то же время какое-то странное чувство, нет, не любопытства, а чего-то другого, которому она пока не могла дать определение, охватило ее. Мысли перескакивали с одной на другую, и Марьям попыталась унять нарастающую внутреннюю дрожь: «Почему бы и нет, в конце концов, все здесь взрослые люди, лишь бы меня не трогали, пусть делают что хотят». Света прошла в ванную, донесся звук воды, струящейся из душа. Марьям лежала, затаив дыхание, но Витя не делал никаких попыток ни заговорить, ни подойти к ней, и она окончательно успокоилась. Минут через десять вернулась Света и до Марьям донесся тихий шепот:

– Света, ты бы проверила, может еще не спит?

– А хоть не спит, не такая как все, что ли?

Рано утром Марьям разбудил легкий шум. Это Витя встал, оделся и вышел из номера, негромко закрыв за собой дверь. Марьям вновь провалилась в глубокий сон. Так началась ее новая жизнь в «Измайлово».

Глава 2

Марьям поднялась на лифте на свой семнадцатый этаж, подошла к столику дежурной за ключом. Никого не было, на этаже вообще не ощущалось признаков жизни. «Выскочит кто-нибудь, ударит по голове, никто и не услышит», – подумала Марьям. Ей даже показалось, что за спиной у нее кто-то стоит. Вся похолодев, она резко обернулась, но никого в холле не было.

– Есть кто-нибудь? – громко спросила Марьям.

Ей было не по себе. Наконец, раздался мелодичный звоночек лифта, и из открывшихся дверей вышла дежурная.

– Ключа нет. Ваша соседка в номере.

К ее удивлению, дверь была не заперта и открылась от легкого прикосновения. Тихо прикрыв ее за собой, она прошла в комнату и увидела, что на полу, как-то неестественно запрокинув голову, лежит Света. Тишина и солнечный луч, падающий через окно на платье Светы, ярко освещая его, приобрели вдруг какое-то другое, иррациональное значение. Марьям вся похолодела и, словно не желая соглашаться с абсурдностью увиденного, как в тумане сделала по инерции еще шаг в направлении лежащего тела и вдруг, резко повернувшись, выбежала из номера.

Дежурная была на месте, говорила по телефону. Увидев белое лицо Марьям, быстро оборвала разговор.

– Что случилось? – Ответа не последовало. – Вам плохо? Вызвать врача?

– Да! – Глаза Марьям засверкали безумным блеском… – Надо врача… к нам… туда… Ей, наверное, очень плохо…

Дежурная сразу же кинулась к номер, а Марьям медленно опустилась на ее стул и безмолвно уставилась в противоположную стенку. Она словно со стороны наблюдала, как вернувшаяся дежурная начала деловито звонить по телефону и что-то говорить… Марьям совершенно потеряла чувство реальности и ничего не понимала, в прострации наблюдая, как дежурка заполняется людьми. Вскоре к ней подошел весьма неопрятный мужчина лет сорока в сопровождении двух милиционеров. Сунув ей под нос удостоверение, он сказал:

– Следователь Анисимов. Вы, гражданочка, пойдете сейчас с нами.

Собрав все свое самообладание, Марьям встала и не произнеся ни слова, последовала за представителями власти. Ее отвезли в отделение, провели в похожую на кладовку комнатушку и заперли. Обесиленно присев на скамейку, она приняла удобную позу и провалилась в спасительный сон. Проспав немного, Марьям была уже в состоянии осмыслить, что произошло. Перед глазами ясно встала картина прошедшего утра и дня, но то, что случилось в номере, казалось ей чем-то далеким, нисколько ее не касающимся событием. Марьям сразу же себя успокоила тем, что ее задержание носит временный характер. Она всего лишь обнаружила в номере убитую Свету и не имеет к происшедшему никакого отношения. Разберутся и отпустят. И все-таки Марьям нервничала. Она встала со скамейки, поправила одежду и снова села, откинувшись на спинку. Ясно, что она всего лишь свидетель, но и при всем при этом любой расклад дела будет для нее иметь неприятные последствия. Даже в лучшем случае, если попадется очень умный, честный, и, главное, очень добрый следователь, она обречена на все прелести общения с милицией. Неожиданно ворвалась шальная мысль: «А ведь могут и посадить. Сколько таких случаев было. Пиши потом в «Комсомольскую правду», Комитет советских женщин и в другие инстанции.» Марьям не питала никаких иллюзий относительно правоохранительной системы и хорошо знала о «телефонном праве». Конечно, друг отца – большой человек, и его руки дотянутся до «Измайлово», но как она посмотрит потом в глаза этому человеку и родителям, когда они узнают, что в номере с ней ночевали парни? Раньше надо было об этом думать. Свободы захотелось, приключений – вот они, получай. Это – конец.

Марьям вдруг спохватилась. За ней могут прийти в любой момент. Надо подумать, что говорить на допросе. Надо взять себя в руки, решила она, полный самоконтроль, никаких слез, бормотания, лишних слов. Все-таки она в Москве, где есть закон и порядок, куда приезжают искать справедливость из провинций.

Вскоре за ней пришли. Следователем оказался тот самый неопрятный мужчина, который и привел ее в отделение. Несмотря на свое незавидное положение, Марьям с удивлением отметила про себя, что мысль работает ясно, и она даже может спокойно наблюдать за следователем, который ей больше напоминал пьяницу-грузчика из гастронома. Из облезлого «пыжика» неопрятными сосульками свисали седые волосы. Одутловатое лицо с красными прожилками, багрово-фиолетовым носом и маленькими выцветшими глазками не оставляли никаких сомнений относительно любимого вида времяпровождения. Картину дополняла местами разошедшаяся по швам грязная дешевая куртка неопределенного цвета. Анисимов Павел Ефимович сразу взял «быка за рога», не отдав дань положенным в таких случаях протокольным вопросам.

– Имя-фамилию, откуда ты и зачем здесь – все это я знаю. Ты давай, рассказывай, как прикончила свою соседку. И без слез. Меня слезами не проймешь.

– Света… точно… умерла?

– Умерла, – хмыкнул Анисимов. – Убита Света. Может и непредумышленно. Виском об угол тумбочки. Так что, самое время для чистосердечного признания, потом поздно будет. Раскрутим на всю катушку. И надолго.

Следователь сделал паузу, чтобы дать Марьям время оценить всю серьезность сделанного им заявления и продолжил:

– Ну, что там было? Мужиков не поделили? Вцепились в волосья друг дружке, как это у вас, у баб водится. Так? Правильно мыслю? Ну давай, рассказывай, только без слез. От слез я злее становлюсь.

– Я приехала сюда по путевке, неделю назад, пятнадцатого ноября, – Марьям старалась говорить спокойно, преодолевая дрожь в голосе, – Света приехала за день до меня. Она была на год младше меня, мы ладили друг с другом.

– Ладили, говоришь? Кто ж тогда ее виском о тумбочку, а?

– Я после завтрака, в 8:45, ушла из гостиницы, зашла в Первомайский универмаг, потом поехала в ЦУМ, зашла в ГУМ и вернулась к обеду, – не меняя интонации продолжала Марьям, словно не расслышав реплики следователя. – Света не спустилась со мной к завтраку. Она хотела позавтракать попозже, а потом пройтись по магазинам. Когда я вернулась, в 14:30, приблизительно, то захотела взять ключ от номера, но дежурная сказала, что ключа нет, соседка в номере. Дверь была не заперта, я вошла… а потом сразу же побежала к дежурной. Ничего не трогала и ни к чему не прикасалась.

– Вы сделали какие-либо покупки в названных вами магазинах? – Марьям вздрогнула от резкого перехода на официальный тон и правильный русский язык.

– Нет, это был очень неудачный день. Я нигде ничего не купила.

– У Светланы Щербаковой были в Москве родственники, знакомые?

– Не знаю. Она мне ничего не говорила о них. Либо не было, либо просто разговор не заходил об этом.

– Кто вам звонил по телефону в номер?

– Мои родители. Не помню, чтобы звонили Свете. Я даже не знаю, есть ли у нее родители, где она работала и кем. Знаю только, что она из города Вача, что ей… было двадцать четыре года и что она была незамужем.

– А говоришь, подружились. Как вы обычно проводили свой день?

– Первые дни мы вместе ходили по магазинам, по городу, а потом каждая сама по себе – мне одно нужно, ей – другое. Вечером уже вместе шли на ужин, а потом на дискотеку, здесь же, в бар «Люкс».

– Знакомились там с кем-нибудь?

– Света любила танцевать, когда приглашали – танцевала, а так нет, не знакомилась.

– К вам в номер заходили гости?

– Нет. Никогда.