Петля. Том 2

Я вопросительно посмотрела на Алессандро, и так же, не проронив ни звука, он ответил мне едва заметным жестом – «Нет, не стоит. Молчи».

Тем временем Анхель, продолжая осмотр своих «королевских владений», наткнулся на изящную бутылку, красовавшуюся на зеркальном трюмо в окружении кристально прозрачных стаканов из тонкого богемского стекла. Решительно подошел, и, не сильно вдаваясь в чтение этикетки, стал откручивать черно-золотой колпачок.

– Эй, приятель, вот этим лучше не увлекаться, – окрикнул его Алессандро.

– Да ладно тебе! Что такого? – наполняет один из стаканов терракотовой жидкостью на половину, подносит к носу, – Вроде, не отрава. Пахнет алкоголем.

– Вот именно. А тебе лучше иметь трезвую голову. Все-таки у нас тут серьезное дело намечается.

– Я не собираюсь напиваться. Просто попробую. К тому же у нас еще уйма времени – сто раз успею протрезветь.

– Один бокал – не больше, – нехотя уступает Сани.

– Один. Честное слово, – подносит к губам, осторожно отхлебывает, поморщившись: – А ничего так… Жжет. Но на вкус вполне сносно, пить можно.

Я усмехаюсь:

– Анхель, эта бутылочка стоит пять сотен баксов.

Он закашливается. Изумленно уставился сначала на меня, потом на Сани.

– Она ведь шутит, да? Скажи, что шутит.

Алессандро пожимает плечами:

– Нет, не шутит. Где-то около того и стоит, если не дороже. Я точно не знаю – это подарок гостиницы.

– Офигеть можно…– бормочет Анхель и делает еще один крошечный глоток. Потом медленно и серьезно: – Хочешь сказать, что вот эта бутылочка – это полгода моей работы на шахте без выходных и перерывов?! Хочешь сказать, что вот за это смачивание языка, я должен был бы вкалывать в две смены, несколько недель?!

– Боюсь, да…

– И они готовы вот так просто отдать даром то, что для меня приравнивается к полугоду работы – работы в поту и грязи, работы на пределе – до последних сил? А они отдают это, только чтобы угодить очередному богатенькому клиенту?!

Сани разводит руками, удрученно покачивая головой.

– Все так и есть.

Анхель замолкает. Кажется, он слишком потрясен, чтобы говорить, и вместо слов и возмущений делает еще несколько глубоких глотков. Потом замирает, уставившись куда-то в пространство.

– А знаешь, что добивает больше всего? – наконец, проговаривает он, медленно, немного заплетающимся языком, – Не моя нищета. Нет. С ней я уже смирился… привык. Но вот это все… – он окидывает убранство комнаты небрежным взмахом руки. Глаза поблескивают пьяной горечью – пробужденным желанием излить душу, высказаться…– Вот это все добивает! Эти шелка да бархаты, эти стулья, столы, картины, шкафы… Каждая, бля, хрусталинка на люстре добивает, потому что стоит больше моей чертовой жизни! Добивает разница между теми, кто живет в таких условиях, и нами! Что они сделали, чтобы получить это?! Разграбили нашу страну? Отобрали наши земли? Создали компании, превращающие соки этих земель и кровь наших людей в их хреновы баксы? Или просто уродились детишками грабителей и убийц?! А что же мы сделали такого, чтобы жить хуже бродячих псов? За что нам это?! Чем мы заслужили нищету?! Я спрашиваю, чем?!

Залпом допивает оставшиеся виски.

– Если бы мы заслуживали это, то не пришли бы сюда с пушками и бомбами, – подытоживает Алессандро ледяным голосом. Опускается в кресло, закуривает сигару. А я сижу на полу, стыдливо потупив взгляд, и отчаянно пытаюсь понять, что же заставило меня – лично меня – дочь грабителя и убийцы – примерить образ нищеты и прийти сюда с пушками и бомбами…?

– Правильно. Все правильно, – шепотом произносит Анхель, – А знаешь, с кем они обошлись несправедливее всего? С моей сестрой. Тере этого точно не заслуживала. Я уже убивал за нее этих гадов, и готов убить снова.

Он возвращается к трюмо, чтобы снова наполнить стакан. На сей раз Сани его не одергивает: только наблюдает грустным сочувственным взглядом. Молчит.

– Анхель, плесни мне тоже, – прошу я.

– Да, сейчас…

Наполнил и еще один. Подошел. Присел рядом. Протянул. Не могу не заметить, как нервно плещется поверхность жидкости по стенкам стакана, когда он передает его мне, как нездорово дрожат его сильные мускулистые руки. Не ускользает это и от внимания Алессандро.

– Приятель, что у тебя с руками? – мягко спрашивает он.

Анхель ставит свой стакан на пол и с недоумением демонстрирует ему обе ладони:

– Вроде ничего… Руки как руки. Ты на свои посмотри.

– У меня они, по крайней мере, не трясутся.

– Зато, похожи на жирных каракатиц.

– Это для образа – для нашего дела. А вот твое волнение нам совсем не нужно. Рука, берущая оружие, должна быть уверенной и твердой.

– Я уверен в том, что собираюсь делать.

– Это хорошо. Но, тогда из-за чего ты так нервничаешь? – Сани подходит к нему, осторожно заключает одну из его вытянутых ладоней меж своих, пытаясь унять дрожь. Со стороны это выглядит немного жутковато, особенно после этого нелепого но меткого сравнения с каракатицам, словно теперь эти жирные белые каракатицы пытаются заглотить темного трясущегося паучка. Все кажется излишне…хищным? Но доверительный голос Алессандро мигом развеивает эти образы животного мира: – Не стоит переживать, – тихо произносит он, – Все хорошо, Анхель. Все спланировано до мелочей, никаких заминок не будет.

– Я знаю! Я не переживаю. Это не волнение – это… Просто хочу, чтобы все поскорее закончилось. Хочу убраться отсюда как можно быстрее, – пытаясь скрыть неловкость, он притворно усмехается, – Видно, жить по-королевски – не для меня. Ужасное место, оно меня бесит!

– Прекрасно тебя понимаю, приятель. Знал бы ты, как мне здесь все осточертело за три-то дня. Только, надо потерпеть и успокоиться. Остались считанные часы, но это время ожидания не следует отдавать эмоциям, иначе потом ты просто не сможешь обуздать их, – проводит пальцами по смуглому запястью, отпускает, – Давай, сделай глубокий вдох, закрой глаза… А теперь сожми пальцы в кулак, раздави все то, что мучает тебя и не дает покоя.

Анхель послушно следует его указаниям, и в это время, Сани тянется к его стакану, опустошает его залпом, брезгливо поморщившись, ставит обратно.

– Так, теперь открой глаза, – продолжает он, как ни в чем не бывало, – Успокоился?

– Кажется, да…

– Сейчас проверим. Покажи мне свою твердую сильную руку – руку, в которой ты собираешься держать револьвер, – с этими словами он вытягивается на полу, приминая свое сползшее накладное пузо, сгибает руку в локте и жестом призывает Анхеля к поединку армрестлинга.

– Ты серьезно? – смеется паренек.

– А что тебя смущает? Считаешь, меня недостойным соперником?

– Нет…Просто ты одет, как дряхлый старикан, вот и…

– Но это просто одежда. Так, что?

– Ну, ладно… – Анхель следует его примеру: ложится на пол, ставит локоть, обхватывает опухшую ладонь Алессандро.

– Подожди, ответь сначала, кто, по-твоему, победит?

– Не знаю…

– А ты, Иден, как считаешь?