Чужая измена

– Пока мы в одной лодке, в одном доме, ты ничем не рискуешь. Но дело завершится гораздо быстрее и в твою пользу, если ты посвятишь меня в детали.

Венди вздыхает, а я неожиданно обнимаю ее. Прижимаю к себе, не обращая внимания на кулачки, которыми она упирается мне в грудь. Сам удивляюсь своему порыву, но, как обычно, сработала чуйка. Спасаешься, потом оцениваешь. Мы не закрыли двери в апартаменты на ключ и сейчас на пороге нарисовалась Ада.

Я не оборачиваюсь, достаточно приторного запаха духов. Можно передвигаться бесшумно, на цыпочках, только какой в этом смысл, если от тебя несет как от парфюмерной лавки. Венди порывисто обнимает меня за шею, чтобы позлить мачеху. И добивается нужного эффекта.

– Голубки прямо, – раздраженно бросает Ада. – Открой мою спальню. Могла бы и догадаться, что у меня нет ключей. Зачем все позапирала?

– Не твое дело, заперла, значит, было нужно, – Венди с вызовом смотрит на меня. – Сейчас открою.

Я умею расшифровывать чужие взгляды, целую Венди в теплые, сладкие после торта, губы. Сначала легко касаясь, потом с напором. Мелькает мысль, что могу вспомнить на вкус девушку, если был с ней близок. Но телесная память не отзывается. Любовниками мы со Венди не были. Жаль, что не были, многое бы объяснилось.

Подхватываю медведя и усаживаюсь с ним в обнимку на диван в гостиной Венди. Тайники часто делают в игрушках, но этот чист. Не видел раньше таких огромных, на заказ, наверно, изготовили. Порадовали дочку. А потом кто-то кому-то перешел дорогу и маленькая избалованная девочка лишилась своего уютного мирка.

Так начинаются все сказки. Жили ладно и складно, да не всем это нравилось. Не стало лада. А я вот зачастую на стороне тех, кому чужое хорошо поперек горла. Но и тем, кто хочет отомстить, я тоже помогаю. Завтра придется с нечаянным братцем потолковать. Мамы дружили, детки вместе играли и что дальше?

– Вот, – Венди приносит постельное белье. – Диван в твоем распоряжении.

– Лучше, наверно, в твоей спальне лечь, на полу.

– Нет, – ответ слишком поспешный.

– Сомневаешься в моей выдержке?

– В своей сомневаюсь. Прибью еще спросонья.

– Зато Вальтера ревновать не станешь. Он предпочтет со мной ночевать.

– Ладно. Надувной матрас есть.

Мы толкаем друг друга, я шутливо, Венди всерьез. Лупит меня подушкой. Предал ее Фомчик, а достается мне. Так всегда и бывает. Отвечают по счетам не должники, отвечают те, кто рядом. Сопливый пацан в школе дергал девочку за косички и портил тетрадки, но виноват муж. Ему приходится отдуваться за сопливого пацана, терпеть придирки. Сейчас мне приходится отдуваться за всех.

Поэтому я на Венди не досадую, не отвечаю всерьез. Даже не уворачиваюсь от ее ударов. Если могу хоть немного продлить ей детство и скрасить юность, то поддамся, промолчу. Котя рад будет. И Наталья. С ней бы тоже надо поговорить. Она основной источник полезной информации. Завтра улучу момент, чтобы Венди не слышала.

– Спокойной ночи, – Венди гасит свет и раздевается в темноте. Я все вижу, шторы полупрозрачные, а луна яркая. Венди смотрит на меня. – Не вздумай храпеть.

– Постараюсь, а то еще пристрелишь.

– Я тебя раздражаю?

– Ты меня веселишь, – говорю истинную правду и опять получаю подушкой по голове. Правду редко кто способен без злости воспринимать, вот и Венди еще не научилась.

– Гад ты, Горыныч.

– Гад Горыныч все равно что молоко молочное.

– Ты мне спать мешаешь.

– Муж и должен мешать жене спать.

– Ты мне не муж!

– Что ж Аде об этом не сказала?

– Иди сам скажи. Горыныч, – Венди рычит, а мне смешно. Представляю, как ее глаза сверкают от ярости. Меня это заводит.

– Хочешь мужиками поменяться с Адой? Димка ничего такой, симпатичный.

– Цену себе набиваешь?

– Моя цена нулевая, один чих не в ту сторону и налетят буйны молодцы по мою душу.

Венди не откликается, а жаль. Препираться с ней забавно. Чувствую себя молодым оболтусом. Можно спросить напрямик, чем я ей не угодил, на какую мозоль наступил в молодости, но не спрашиваю. Или сама проговорится ненароком, или косвенными путями узнаю.

Делать мне все равно нечего теперь. При бывшей мачехе Венди держит фасон, не хочет, чтобы я искал документы. А меня, наоборот, тащит в поиск. Я лежу молча, продолжаю рассуждать сам с собой. Если есть мачеха, значит, мама куда-то делась. Куда? Развелись родители? Увлекся отец молодой девахой? Но Ада не молода. Отсюда и антипатия? Месть за мать?

– Моя мама погибла в аварии, – шепчет вдруг Венди. – Мы ехали на машине и мама не справилась. Дождь начался, а она резко повернула. Нас выкинуло в кювет.

– Давно это случилось?

– Три года назад.

– Дом был на мать записан?

– Да. Было завещание. На меня. Оно пропало. Поэтому Ада настаивает на дележке. Ей от отца типа должно достаться.

– А нотариус? Или не регистрировали завещание?

– Дед говорит, что регистрировали. Только нотариус тоже в машине с нами была. Мамина подруга. Мать Димки. Мы поэтому с ним решили быть вместе. Поддерживали друг друга поначалу. Я доучивалась за границей. Вернулась, а тут Ада. Разом и отца охомутала, и Димку.

– Заковыристо. А Леха откуда взялся?

– Я же говорила. Из-за Димки он со мной. Пожалел.

– Не хочешь, не говори. Врать необязательно.

– Я не вру.

– Врешь. Но дело твое.

– Что опять тебе не так? – Венди резко садится на постели.

– Все так.

– Бесишь ты меня. Убила бы.

– Убивай, – я стаскиваю Венди за лодыжку на свой матрас. – Доставь мне такое удовольствие.

С минуту мы барахтаемся как два медведя, но силы неравны и Венди затихает в моих объятиях. Я жду, что она оттолкнет меня, уйдет на кровать, но строптивица лежит смирно. Наклоняюсь над ней, сдуваю прядку с лица. Кажется, мы поладили? Надолго ли? Я приподнимаю за подбородок ее лицо, чтобы заглянуть в глаза. Венди зажмуривается.