В глубине полутемного зала перед священным ковчегом, где хранился свиток Торы, горела свеча. Рош-га-кнессет встал со своего места, приветствуя вновь прибывших. Пётр и Стефан по узкому проходу между скамейками направились к биме.
– Похож на Амоса, – прошептал кто-то, осторожно касаясь плаща Петра.
– Нет, на Исайю.
Люди приподнимались на своих местах, чтобы лучше разглядеть того, чьей тенью излечиваются больные, того, кто проповедует Воскресение своего Учителя.
Опасения Петра, как только он увидел эти лица, исчезли мгновенно. Сострадание к людям, живущим вдали от родины, захлестнуло его, и он уже знал, что скажет особую проповедь – силой Святого Духа. Он уже чувствовал нетерпение и дрожь во всём теле.
Пётр медленно поднялся на биму. Он начал хвалебным гимном Богу, но, вместо того чтобы сказать привычное славословие «Благословен будь Ты, о Бог!», Пётр произнёс по-гречески:
– Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа!
Пётр с трудом произнёс вместо арамейского «Мессия» непривычное для себя греческое «Христос».
– Иисуса Христа, – повторил Пётр, и многие до озноба осознали, что это будет молитва не к далёкому, незнакомому Богу, эта будет молитва к Богу, Который ходил по этой земле, был распят, воскрес, Которого знал Пётр и через Которого они могут довериться Отцу, как дети. – Я, Симон бар Иона, – вновь заговорил Пётр, – Кифа по арамейски, что значит «камень», или Пётр по-гречески, – улыбнулся он, – так назвал меня Сам Господь Бог Иисус. Я обращаюсь к вам, дорогие мои пришельцы из Каппадокии и Асии, благодать вам и мир да умножатся.