Горбуны1.Калашниковы

Наташа Айванова – натуральная блондинка, в группе ее считали очень красивой – маленькие серые глаза, нос картошкой, небольшой рот, очень худая. Ее рост тогда был уже метр семьдесят два, и она могла еще вырасти. В группе муж из семейной пары, не помню, как его зовут, называл ее просто красавицей. Ее называли «львицей» и говорили, что у нее был инцест с дедушкой под наркотическими веществами, но она ничего не помнила. Ее пятки были очень плоскими…

Наташа Айванова после школы поступила на географический факультет. После четвертого курса она уехала по студенческой рабочей программе в Америку, где ей очень понравится. После пятого курса, уже защитив диплом, она опять поехала в Америку по студенческой программе, нарушив правила программы, что можно уезжать только после четвертого курса, не закончив образование. Для поездки по таким программам нужна кругленькая сумма, которую Наташа набрала, разменяв квартиру матери с двухкомнатной на однокомнатную. Итак, она уехала после пятого курса, только защитив диплом, в жаркий Лос-Анджелес поближе к океану и там устроилась работать фотомоделью. Диплом об окончании высшего образования она забрала через пятнадцать лет, уже легально вернувшись в Россию, тогда же она растворила матери онкотаблетку, вызывающую рост раковых опухолей различного вида, и поставила себе из-за матери гейзер. Через пятнадцать лет она также будет работать моделью и официанткой – подрабатывать на вечеринках у звезд Голливуда. Жить она будет в совместных квартирах, которые будет снимать с другими моделями и официантами. Будет встречаться то с одним молодым человеком, то с другим. Уже после сорока после смерти матери Наташа получит небольшое наследство, но оно будет мизерным в Америке из-за высокого курса доллара. В России в Краснодаре это однокомнатная квартира, а в Америке – даже не комната в коммуналке. Наташа вступит в ипотеку для покупки однокомнатной квартиры, продав однокомнатную квартиру матери в России. Некоторые говорили, что в Америке она стала проституткой…

К сорока все еще будет не замужем и бездетной. Как я уже сказала, в сорок она вступит в ипотеку в Америке. Зато фото ее со всемирно известными знаменитостями, актерами и музыкантами, которым она прислуживала, разносила напитки на элитных мероприятиях, иногда вручала статуэтки на разных церемониях вручения, часто будут украшать ее новостную ленту в социальных сетях. В сорок ни семьи, ни детей – ипотека на много лет вперед.

Наташа Айванова станет знаменитостью на своем географическом факультете – ее «история успеха», знакомство со знаменитостями будет вдохновлять многих девушек вуза покидать Россию в поисках лучшей доли. А мы все надеялись, глядя на ее фото с чужими позолоченными наградами-статуэтками, что в Америке в сорок ее все-таки хоть кто-то «подберет» или хотя бы ребенка сделает… и ее не будут только «таскать» и передавать из рук в руки и американские мальчики и русские…

Джессика Рэбитс

Джес показывала нам водительсике права, на которых было напечатано красное сердечко – если она попадет в аварию, Джес давала согласие на пересадку своих органов.

Джес рассказывала, как вешала на потолок в комнате своей маленькой племяннице над ее кроватью блестящие звезды, которые она лежа могла рассматривать.

С Джес Рэбитс я познакомилась в четырнадцать. Она, как и большинство американок, о чем я узнаю намного позже, была достаточно полной. Джес была светловолосой и синеглазой, с узким лбом и очень короткой стрижкой «под мальчика». С постоянной улыбкой в крупные ровные тридцать два зуба. В Россию она приехала на пару месяцев на каникулы. Она уже встречалась с русским мальчиком и ходила по гостям – частные и школьные учителя и репетиторы английского любили потчевать ею своих подопечных. Ростом она была, как и я, – метр шестьдесят четыре, только в свои девятнадцать в три раза шире. В Америке Джес играла в хоккей. Она уже жила половой жизнью с русским мальчиком Леней – он недавно лишил ее девственности – девственности она приехала лишаться в Россию. Она называла его Леонидом, а не Леней и, наверное, этим превозносила его в своих глазах и его собственных. Я несколько раз видела этого Леню в молодежных организациях лидеов с младшей сестрой. Он вел группы лидеров в здании женского училища. Это был очень высокий и очень худой длинноносый брюнет двадцати трех лет. Его родители работали в администрации, поэтому он был активным членом молодежных организаций. Я его знала из детского лагеря лидеров, куда ездила с той же одноклассницей Соней, куда опять же попала через ее маму-директора. Признаюсь, Леня мне не нравился и казался неприятным. Мне было четырнадцать, и Джессика была на пять лет меня старше. Небольшая разница – подумаю я сейчас, но тогда это была пропасть.

Виолетта Генриховна пригласила Джес домой. Джес пила чай у них дома на кухне. И Николай Владимирович предлагал ей налить чай в сахарницу. А не наоборот. – No, thanks

, – сказала Джес рассмеявшись. Она любила сладкое.

– Можно потрогать настоящую американку? – спросила я ее тогда и пару раз слегка сдавила ее полное плечо… Ее плечо не отличалось от всех остальных полных плеч. Джес только рассмеялась – она чувствовала себя звездой среди англоговорящих русских.

У Джессики было два старших брата, самый старший уже был женат и имел дочь – Джессика обожала племянницу и постоянно корила брата, что тот плохо обращался с женой: – Если бы я была его женой, я бы уже от него ушла. – Кстати, жена брата Джессики действительно ушла от него через несколько лет.

Перед поездкой Джессика растворила таблетку с раковой опухолью в чай матери, которая ее «продавала» в детстве, «дубинила» медикаментозно, «продавала» ее мозги и знания. Медикаментозно тупят – продают знания своих детей, дают таблетки, тормозящие интеллектуальное развитие. Так Джес отомстила матери, как говорится. Убив ее, но отсрочив ее смерть на долгие годы… На самом деле ее мать умерла именно тогда, в тот день, когда Джессика растворила в ее чае таблетку с раком. В ее организм попал яд, который уже никогда ее организм не покинет и когда-нибудь обязательно вызовет смерть. В наш цивилизованный век медицины убийства стали более гуманными и отложенными во времени. Хотя гуманными ли?

Итак, Джессика растворила матери в чае «раковую опухоль» и поехала в Россию лишаться девственности. Попала на Леонида, все сложилось удачно, девственности лишилась. Дурное дело – нехитрое…

Джес понравилась дочка Виолетты. Джен писала Виолетте Генриховне потом сообщение, что Дана «sweet and smart» – милая и умненькая.

Потом Джессика еще долго писала Виолетте Генриховне интересные, длинные письма, которые мы вместе читали, подчеркивая слэнговые выражения. Виолетта их даже заучивала. Терпению Джес не было предела – нам с ней очень повезло!

Потом мы ездили ко мне на дачу, там собирали ягоды и нюхали цветы. Джес очень нравилось, что эта дача построена на «моем глазе» – за эту дачу мне потом закроют глаз, я ослепну или буду плохо видеть одним глазом. Еще до моего рождения дедушка подписал, что «продаст» глаз один глаз внучки и ему дали деньги на покупку этого участка, а дом они с бабушкой построили сами. Джес очень льстило, что родственники продают органы, которые им не принадлежат, детей и внуков – это обеляло ее в собственных глазах и делал ее поступок – чай с опухолью матери – менее преступным.

Джессика потом еще раз приезжала, когда я была в десятом классе, и говорила нам о теракте одиннадцатого сентября, что сначала после теракра она боялась ходить в крупные центры, но потом поняла, что не может всю жизнь бояться, поэтому через год после теракта она опять стала ходит по многолюдным торговым центрам.

Кстати, Джессика до сих пор общается с Виолеттой Генриховной, и поэтому я знаю, как сложилась ее судьба. Она вскоре рассталась с русским мальчиком Леней – любовь по переписке не сложилась. Потом вышла замуж за русского мальчика в Америке Ваню, он был то ли детдомовский, то ли усыновленный. Родила от него дочь, но он к ней плохо относился, и они развелись. Потом Джессика опять влюбилась и вышла замуж… за Эмили. Я видела ее приглашение на свадьбу в социальной сети. И они вместе стали воспитывать дочь Джессики от первого брака.

Лесбийский брак был воспринят моими знакомыми и родными по-разному.

– В этом есть что-то противоестественное: женщине любить женщину, – оценила ее поступок моя двоюродная сестра словами своего мужа. – Это как болезнь. Это физиологическое.

– Представляешь, как этот Ваня к Джес относился, что после развода с ним она стала лесбиянкой? – сказала моя мама, двадцать пять лет в разводе с папой.

– Какие американцы все-таки свободные! – сказала Виолетта Генриховна. – У них возможны однополые браки! Все-таки России до Америки далеко!..

Итак, имея небольшой положительный опыт общения с англоговорящими американцами, я на первом курсе в октябре впервые переступила порог Американского центра…

Americancenter

Американский центр находился в новом корпусе, Интернет-центре на первом этаже государственного университета. Каждый год американцы-протестанты приезжали в Россию с религиозной миссией – наш университет активно сотрудничал с иностранцами. Здесь они жили в общежитиях при университете, учили язык, русский, и пропагандировали свою религию, что было их главной миссией. Они рассказывали о своей религии, приглашали в баптистские церкви. Другими словами – вели студентов-лингвистов к их баптистскому Богу. Если в православии верующие поклонялись триединому Богу, то в протестантстве чтили больше его сына Иисуса Христа. В православной России баптисты были малочисленны. Многие их опасались именно из-за их навязчивости – они верили, что, приведя нового человека в веру, спасают его от ада и любой неверующий автоматически попадал в ад.

Некоторые американцы центра уезжали уже через год, некоторые через несколько лет, некоторые оставались на всю жизнь. Новые партии американцев приезжали в начале года и через год, ближе к осени, уезжали. Когда я попала в американский центр, новая партия американцев как раз прибыла в Россию…

Иностранцы жили в элитных общежитиях около Интернет–центра. Не в обычных однокомнатных с двумя туалетами на этаж и желтой от сожженной эмали ванной, а в комнатах по два человека, с туалетом и ванной на две комнаты.

В коридоре висели разноцветные красочные объявления с разными студенческими программами по обмену, учебными и рабочими, программами стажировки, иностранной магистратуры, вторым высшим за границей – американский центр предлагал разные возможности уехать за рубеж. Напротив комнаты американского центра была комната Интернет центра с бесплатным интернетом для студентов.

Встречи происходили в американском клубе. Это была огромная светлая конференц-комната с огромным столом из красного дерева посредине со стульями вокруг него.. Когда я попала туда впервые, все пришедшие сели за этот огромный стол и знакомились друг с другом, беседовали, брали бейджики со стола и писали свои имена на английском, чтобы остальные знали, как к ним обращаться.

Потом огромный красный стол убрали, наставили светло-желтых низких учебных стульчиков кружочками и разбили всех на группки. По понедельникам в дни обсуждений они стояли в кружочках по группам, а по средам, в дни фильмов, в несколько рядов напротив большого телевизора – формат американского клуба поменялся.

Кто видел плохо, старался сесть поближе. Иногда около последнего ряда ставили второй экран-монитор. Вообще по сравнению с другими классами американский центр был хорошо укомплектован, на порядок выше.

По понедельникам у американцев было обсуждение важных, заставляющих задуматься, взрывающих мой мозг тем. А по средам мы смотрели фильмы на английском с субтитрами, а потом обсуждали их. Встречи начинались в пятнадцать или шестнадцать часов и длились по два часа. Мне повезло: встречи как раз начинались после моих пар.

Когда я в следующий раз появилась в Американском центре, попала в понедельник на дискуссию о музыке. Я попала в группу к Аманде и хорошо запомнила американскую пару – Аманду и ее мужа…

Аманда была невысокая русоволосая шатенка с каре по плечи. Ее волосы были распущены. На ней было свободное платье болотного цвета, длинная коричневая юбка, скрывающее живот – она была на шестом месяце беременности. У нее было красивое лицо – карие подвижные глаза, аккуратный, маленький, острый, немного вздернутый нос и широкий рот. Она казалась милой, красивой и чем-то напоминала мне мышку.

Ее муж Джон был высоким – Аманда была ему по плечо – среднего телосложения, темноволосым. У него был большой нос с горбинкой и светлые глаза с опущенными уголками. Его прическа была взъерошенной, волосы не прилегали к голове. Помню, что тогда он показался мне очень красивым. Через год он сильно поседел…

Я, во-первых, поразилась одежде американцев – они были одеты очень просто, даже безвкусно: мешковатые джинсы, футболки и рубашки. Аманда сидела в больших бесформенных деревянных сабо. Я обратила внимание на ее обувь, потому что никогда таких не видела ни до, ни после. Они были старомодные, такие бывали только в мультиках или фильмах о средневековье.

Эта американская пара собиралась уехать через пару месяцев – Аманда была на шестом месяце беременности, ей было скоро рожать. Они говорили, что в начале зимы должна прилететь новая партия американцев, и те уже останутся точно до следующей осени.

Аманду и Джона я плохо запомнила. Я была только на паре их встреч: они быстро уехали рожать в Америку – лечиться американцы предпочитали на родине. Боялись, что в России их будут не лечить, а заражать – сказывались годы «холодной» войны и вечное противостояние между Америкой и СССР.

Как они и говорили, в октябре приехали новые американцы из Колорадо, замужняя пар Эдам и Морген Хейсонд, две девушки-протестантки, уже закончившие университет Шерил и Дженнифер. В центре также оставался высокий парень в очках Майкл, который жил в России второй год. Майкл в начале лета собирался уезжать в Новую Зеландию продолжать религиозную миссию, а Дженнифер и Шерил оставались до конца года, дальнейшие планы они не разглашали.

Эдам Хейсонд – американец среднего роста под тридцать, относительно худой, только начинающий лысеть, красивый, с тонким прямым носом, серо-синими глазами и большим тонким «безгубым» ртом. Его жена Морген, натуральная блондинка, была выше и толще его, шире его в костях. Уголки ее синих светлых глаз были опущены вниз. У нее был маленький аккуратный нос и широкий рот. Сейчас у нее был ровный пробор и волосы по плечи. Думаю, до этого у нее была челка и ровные распущенные волосы. Улыбка не сходила с ее лица. У нее был очень широкий таз – такой широкий таз я редко видела в жизни – узкие плечи и маленькая грудь. Она постоянно носила черные или темные брюки или джинсы, визуально делающие таз меньше. Ее фигура скорее напоминала грушу. Она тоже чем-то напоминала мышку из американского мультика. Эдам и Морген говорили, что поженились несколько лет назад, но у них пока не было детей.

На встречах с американцами мы разбивались на кучки – малые группы. И всегда начинали со знакомства, вкратце рассказывали о себе, произносили свое имя, место учебы и хобби. Например, я – Арина Симоненко, факультет информатики, люблю изучать английский. – И одно и то же мы повторяли из встречи во встречу, из раза в раз. И говорили это скорее для себя, чем для других. Я как будто приучалась к звучанию своему имени: – My name is Arina

…

Обычно в большом зале стояло несколько столов, и студенты были разбиты по группам, в которых шло обсуждение разных животрепещущих тем, от кинематографа и музыки до книг. Иногда играли в игры. Мы обсуждали музыку, которую тут же слушали. Эдам ставил разные песни, особенно его трогала песня о человеке, потерявшем ребенка. Исполнитель этой песни был тезкой Эдама. Этот факт Эдам с песней просто сроднил.

Иногда на встречу с американцами заходили и плохоговорящие по-английски русские с физики, химии или филологии. Они тупо улыбались и больше не приходили. Задерживались все-таки русские, говорящие по-английски.

По средам мы смотрели фильмы на английском иногда с субтитрами, иногда без, чаще с субтитрами. Эдаму очень нравился американский фильм о мечтах. Именно тогда я увидела несколько известных блокбастеров, фильмов о жизни после смерти и путешествии по аду и раю. Американцы затрагивали темы, о которых я раньше даже не задумывалась. Эти американцы-миссионеры всегда смотрели вглубь, если в каком-то фильме я следила в основном за сюжетом, то они рассказывали о скрытых смыслах, как будто все видели эти скрытые значения, и русские, и американцы. Все кроме меня. Эдам часто ставил рок, ему нравился этот стиль в музыке. Он сам немного играл на гитаре, как и Майкл.

Эдам всегда был на позитиве, в приподнятом настроении и постоянно улыбался.

Эдам старался запомнить имена всех новых знакомых русских, что было непросто, потому что познакомился он с двадцатью сразу, не меньше, всеми кто в этом году ходил в Американский центр. Все в первый раз представились Эдаму, что-то типа: Маша, Даша, Коля, Катя, Ваня, Витя, Илья, Арина… и еще десять разных и повторяющихся имен. Эдам тут же повторил все имена в том же порядке. Чем очень удивил меня. И он ни разу не назвал меня чужим именем.

Как говорил Эдам, русские отличались от американцев гостеприимством:

– Если у русского спросить, когда он может увидеться, посидеть в кафешке, то русский обычно отвечал, что он круглосуточно свободен. Он может в любое или почти в любое время… – Эдам говорил это эмоционально и воодушевленно и невольно заряжал энергией нас. Я думала, что священник как раз и должен быть таким! – А если зад ать этот же вопрос американцу, то он обычно заглядывает в свой блокнотик с расписанием и отвечает, что он свободен только в пятницу с шести до семи. А все остальное время он занят. Американцы круглосуточно заняты. А русские все время свободны. Просто у русских есть время для дружбы! – такой вывод делал сам Эдам.