Она помахала рукой на прощание, и отправилась в прихожую.
– Вы уже уходите? – от неожиданности Тамара слегка вздрогнула, боясь, что это окажется навязчивый Аркадий.
К счастью, нет, голос принадлежал Илье, который смотрел на неё с лёгкой, обаятельной улыбкой.
– Да, поздно уже. Всего доброго, – ответила Тамара, торопливо застёгивая молнию на сапогах.
– Разрешите, я вас провожу? Хотя бы до остановки.
Тамара посмотрела на него удивлённо, а он снова улыбнулся.
– Просто, время позднее. Ни за что не прощу себе, если на вас нападёт какой-нибудь придурок.
Тамара подумала несколько секунд, затем кивнула головой.
– Хорошо, пойдёмте.
Она торопливо направилась к выходу, всё ещё опасаясь встречи с крайне неприятным ей Аркадием.
На улице было свежо, и даже немного морозно. Поздняя осень уже давала о себе знать моросящими дождями и пронизывающим, холодным ветром. Но в этот вечер дождя не было, и находиться на свежем, прохладном воздухе после душной, прокуренной квартиры было очень приятно.
Они шли по безлюдной улице, слушая, как под их ногами шуршит опавшая листва.
– Всё-таки, в поздней осени есть своя прелесть, – сказал Илья, подняв лицо в беспросветно мрачное небо.
«Ещё один поэт»? – мелькнула мысль в Тамариной голове. Она опасливо покосилась на Илью, после чего он тихо засмеялся.
– Наверное, это звучит слишком банально? Не пугайтесь, я не буду раздражать вас глупыми разговорами. Я видел, вам их сегодня вполне хватило там, за столом.
– Честно говоря, да. Мой сосед, сидящий рядом, несколько перебрал, и его явно понесло.
– Да, уж. Это наверняка была идея Ирины, посадить вас вместе? Аркадий не женат, а это всегда является козырем для незамужних дам. Вы ведь не замужем, насколько я знаю.
– Нет, – просто ответила Тамара, – но у меня совершенно нет тяги к сомнительным знакомствам такого рода.
Они вместе рассмеялись, и это как будто сразу их сблизило.
Автобуса долго не было, и они решили дойти пешком. Погода располагала к неторопливым прогулкам, а Тамаре как-то просто захотелось закончить вечер, побеседовав с приятным человеком.
Неожиданно она почувствовала, что разговаривать с Ильёй ей легко и приятно. Они много шутили, и от души смеялись над шутками друг друга. Тамара даже не заметила, как они подошли к её дому.
– Спасибо, что проводили, сказала она, кивая Илье на прощание.
– Что вы, было приятно немного прогуляться. Сейчас вернусь к брату, со всеми попрощаюсь, и уже оттуда вызову такси.
– Что ж, до свидания, – сказала она, и уже направилась к своему подъезду.
– Тамара! – услышала она за спиной своё имя.
Оглянувшись, она увидела, что Илья всё ещё стоит на месте.
– Простите меня за дерзость. Просто вы мне безумно понравились, – было видно, что, произнося это, он слегка смущается. – Может быть, мы могли бы с вами встретиться, сходить куда-нибудь вместе? – он забавно улыбнулся, – просто, очень хотелось бы продолжить наше знакомство.
Тамара удивлённо наклонила голову.
– Илья, насколько я помню, вы женаты, – с лёгким укором произнесла она.
– Да,– сказал он, отводя глаза куда-то в сторону, – понимаю, как всё это выглядит. Просто мы с женой уже давно совершенно чужие люди. Она меня не понимает. Так уж вышло, не угадал я в своё время мелодию, и теперь живу с ней только ради детей.
Тамаре вдруг показалось, что она находится в каком-то театре пародий. Неожиданно для самой себя она подняла голову вверх, и громко, рассмеялась. Илья продолжал удивлённо смотреть на неё, не произнося больше ни слова.
Затем Тома вытерла слёзы, которые выступили у неё от громкого, немного истеричного смеха, и сказала, обращаясь к Илье.
– Простите, но, боюсь, что ничего не выйдет. Просто ещё одного человека с плохим слухом в своей жизни я просто не вынесу.
После этого она развернулась, и гордой походкой направилась к своему дому.
Умереть красиво
Сегодня Люба поняла окончательно, наступил предел. Больше у неё не осталось сил выносить тяготы семейной жизни. Мало того, что её драгоценный супруг Вовка бухал, как последняя скотина, так он ещё и завёл интрижку с кассиршей из соседнего магазина, грудастой, размалёванной курицей, которая к тому же была моложе Любы на добрый десяток лет. Об этом с язвительным выражением на толстом, конопатом лице ей поспешила сообщить их соседка по площадке, Мария Тимофеевна. Тётка обладала не только удивительно вредным, скандальным характером, но и поразительной способностью быть в курсе всех новостей, происходящих у них на районе.
– Смотри, Любка, потеряешь мужика, – говорила она, уперев руки в свои широкие, плотные бока, которые с трудом позволяли ей протискиваться в узкий дверной проём подъезда, – я была сейчас в магазине, видела, как там Вовка твой любезничает с этой кассиршей. Так и вьётся вокруг неё, хвост распушил, словно павлин. Тьфу, смотреть противно!
Люба слушала её молча, чувствуя, как внутри неё всё сжимается от нестерпимой обиды. И как только ему, паскуднику, не стыдно! Ведь и так счастливые денёчки, которые они прожили за эти годы, Люба могла пересчитать по пальцам. И то, это было во времена далёкой юности, когда оба они были ещё полны сил и надежд, далеко не всем из которых было суждено сбыться. В ЖЭКе, где Вовка работал сантехником, царили достаточно простые нравы. Поменял кому-то кран, устранил течь в ванной – люди сразу норовят бутылку преподнести, отблагодарить. Так и пошло-поехало, и Люба уже нечасто видела, чтобы её муж возвращался с работы трезвым. Надоело, хуже горькой редьки! Иногда встанешь утром, и чувствуешь, что уже и жить не хочется. Хорошо хоть, дочка уже выросла, вышла замуж, и ей не приходится ей каждый раз наблюдать пьяного отца.
А тут ещё и эта напасть! Кассирша из местного магазина, куда Вовка почти каждый день захаживал за очередной порцией горячительного. Не зря люди говорят, седина в бороду – бес в ребро.
Первым порывом было броситься в проклятый магазин, и застать там своего драгоценного супруга на месте преступления. Но потом накатила такая усталость, что Люба подумала: «Да гори оно всё огнём», и тяжёлой походкой отправилась в сторону подъезда.
Супруг явился где-то через полчаса. От него, как обычно, попахивало спиртным, а сам он находился в прекрасном расположении духа.
– Люба, ужинать давай, – потребовал он с порога, едва успел скинуть с себя тяжёлые ботинки, и выпрямить усталые ноги, усевшись на диване.
– На плите возьми, – ответила Люба, не желая вступать в диалог с вконец обнаглевшим мужем.
Вовка взглянул на неё удивлённо, но спорить не стал, сам себе разогрел приготовленный Любой борщ, который она торопливо сварила утром, собираясь на работу, и в скором времени уже с удовольствием его прихлёбывал, сидя перед телевизором. Рядом стояла неизменная четушка, из которой он периодически подливал себе водки в небольшую, гранёную рюмку.
– Семёныч запил, придётся завтра вместо него дежурить, – громко поделился Вовка планами на предстоящую субботу, – так что завтра на дачу сама поезжай.
– Понятно, – сказала Люба, чувствуя, как её окончательно придавила тяжёлая, беспросветная тоска.
Громким словом «дача» они называли небольшой садовый участок с крошечным домиком, наспех сколоченным из подвернувшихся по случаю досок. Шесть сток земли Люба старательно обихаживала, высаживая на ровных, прополотых грядках нехитрые насаждения. Обычно они ездили туда на стареньком, раздолбанном жигулёнке, который Вовка постоянно ремонтировал. Древняя техника сыпалась почти на ходу, и требовала постоянных вложений. Иногда же, когда супруг дежурил, или же слишком крепко выпивал накануне, Люба отправлялась туда на пригородном автобусе. Мысль о том, что завтра ей снова придётся трястись в набитом до отказа общественном транспорте, прихватив с собой тяжёлые сумки с собранным урожаем, вызвала у Любы такую внутреннюю подавленность, что у неё просто опустились руки.
Войдя на кухню, она окинула взглядом сумки, наполненные свежими огурцами, которые они только вчера привезли с дачи. Нужно было заниматься засолкой, но она понимала, что на это у неё нет ни сил, ни желания. Она оглядела намытые банки, стоящие рядами на кухонном столе.
«И кому это всё нужно»? – мелькнуло у неё в голове. Дочь, не так давно вышедшая замуж, домашних засолок не признавала. И она сама, и её муж, молодой, модный парень, программист по профессии, предпочитали покупать всё в супермаркете.
«Мама, ну, не нужно, куда всё это»? – говорила она каждый раз, когда Люба старалась сунуть ей с собой баночку с соленьями.