В смерть не убежишь

Через три месяца голос вернулся, и совершенно неожиданно для всех Вадим стал просить, чтобы его обучали пению. Никто не мог понять, откуда у четырехлетнего ребенка такая блажь. В семье музыкой и пением никто не увлекался. Измученная настойчивым нытьем, мама отвела мальчика к учителю музыки. Тот был слегка удивлен малым возрастом ученика, но, проверив его, вынес вердикт: абсолютный слух и необыкновенно широкий для такого маленького мальчика диапазон голоса. Учитель, заинтересовавшись способностями Вадима, согласился заниматься с ним практически бесплатно, вспоминая при этом историю маленького Моцарта, который тоже очень рано проявил свои музыкальные способности.

Семья Вадима жила тогда в небольшом военном городке на юге Советского Союза. Отец был военным врачом. Уже через несколько недель занятий с учителем мальчик выучил ноты и тексты многих песен. Вернее, ноты ему были как бы и не нужны. Ни один праздник не обходился теперь без выступления юного дарования. Его стали ласково называть «наш Робертино»*.

*Робертино Лоретти итальянский мальчик-певец, начавший выступать очень рано, и в десять лет уже прославившийся по всему миру. В 60–70-е годы был очень популярен в Советском Союзе. Обладатель уникального по чистоте и звучанию так называемого «белого голоса». (Примеч. автора.)

Со временем Вадим стал местной знаменитостью. Многие говорили, что его пение оказывает волшебное, исцеляющее действие и на тело, и на душу.

Вадим очнулся от воспоминаний, разминая слегка затекшее тело, которое иногда ощущалось как вполне физический объект, прошелся по поляне в поисках Сима. Надо сказать, что по мере того как Вадим занимался воспоминаниями, окружающее его пространство менялось, расширяясь и пополняясь новыми деталями пейзажа. Теперь это была не просто поляна, а кусочек леса с отрезком журчащего ручья и небольшим домиком на манер охотничьего. Хотя зачем тут домик, было непонятно, погода стояла все время хорошая. Но по старой земной привычке было удобно и приятно спать в настоящей постели, а не свернувшись калачиком на травке.

Домик состоял из небольших сеней, где стояли лавка и сундук, просторной кухни с русской печкой, овальным деревянным столом и стульями, и небольшой смежной комнатки с кроватью. Везде на полу были положены деревенские половики-дорожки, белые с лиственным узором занавески создавали ощущение уюта. Вадиму казалось, что все это он уже где-то видел, но вспомнить где, пока не мог. На кухне висело небольшое зеркало. Разглядев себя в нем, Вадим не нашел никаких изменений. Из зеркала на него смотрел черноволосый симпатичный юноша с карими глазами, широкими скулами, четко очерченными губами. Волосы сзади и с боков подстрижены довольно коротко, длинная челка падает на лоб.

Сим нашелся на берегу ручья и выглядел слегка обеспокоенным. Вадим присел рядом, рассказал последнее воспоминание и спросил:

– Так это у меня голос появился, когда меня в детстве блюдом с вишнями шарахнуло? А мне не так все рассказывали. Говорили, что папа самоотверженно занимался со мной пением и развил мой талант.

Сим ответил, не глядя на него:

– Нет, конечно. Голос у тебя не от удара блюдом появился и не папиными стараниями. Твой дар был заложен и заслужен всеми прежними воплощениями. Просто история с вишнями послужила толчком, чтобы он проявился. А остальное уже детали.

Далее он добавил совсем уже непонятное: «Что загадано, должно свершиться. Сроки меняются, предназначение остается неизменным. Только бы нам успеть. Я немного вмешался в события».

Глава 6. Янта

Янта некоторое время сидела молча, приходя в себя. Спаситель выдернул ее из опасной ситуации как репку из грядки. Потому, наверное, она себя репкой и чувствовала, ни эмоции, ни мысли не включались. Сначала она беспокойно оглядывалась, ожидая погони, но странная размытость пейзажа за окном не давала ничего разглядеть, слегка закружилась голова, и Янта закрыла глаза.

По ощущениям они ехали довольно быстро и несколько раз круто поворачивали, затем машина плавно затормозила и остановилась.

Янта открыла глаза и очумело помотала головой. Машина стояла у тротуара, по которому шли люди, с другой стороны проезжали машины. Ничего необычного, городская улица. Даже погода не успела измениться, по-прежнему ярко светило солнце. Янта, наконец, посмотрела на своего спасителя. За рулем сидел обычный парень, скорее даже молодой мужчина лет тридцати пяти, как говорят, спортивного телосложения, не Шварценеггер, конечно, но совсем даже ничего. Рельеф мускулатуры четко прорисовывался под пиджаком. Одет был мужчина весьма элегантно и не без изысканности: в темно-вишневый костюм из дорогой ткани, рубашку на несколько тонов светлее и еще более светлый, но той же цветовой гаммы галстук. Из нагрудного кармашка выглядывал уголок белоснежного платочка.

Янта поймала себя на том, что засмотрелась на его крепкие плечи, и что-то сладко сжалось внутри. «Должно быть, хорошо, когда тебя обнимают такие сильные руки», – промелькнула неуместная мысль. Лицо у него было гладко выбритое, приятное, с прямым тонким носом, красиво очерченными губами. Глаза достаточно большие. Цвет глаз было не рассмотреть из-за яркого солнечного освещения, но ресницы шикарные, любая девушка обзавидуется. И еще Янте на мгновение показалось, что глаза мужчины мерцают и светятся, как у кота в темном помещении. Светло-русые, довольно длинные волосы были собраны сзади в низкий хвост.

Мужчина тепло и открыто улыбнулся, и сказал:

– Извините, если напугал вас. Но мне показалось, что вам нужна помощь. Давайте знакомиться. Меня зовут Серафим.

Янта запоздало и растерянно попыталась привести себя в порядок: поправить волосы, стянуть опять некстати распахнувшийся разрез платья, обнаживший колено. Она всегда заслуженно гордилась своими ногами безупречной формы. Да и фигура у нее была великолепна, несмотря на двоих детей. Ей не раз говорили, и не просто в качестве комплимента, что такое впечатление, будто древние греки всю классику ваяли с нее.

– Меня зовут Янта. Спасибо вам. Если бы не вы…

Она замолчала и судорожно всхлипнула, представив, где бы сейчас могла оказаться.

– Успокойтесь, уже все позади. Они нас не догнали и не найдут.

– Не представляю, как я могу вас отблагодарить.

Янта не знала, что ей делать дальше. Выходить из машины не хотелось, чтобы не потерять ощущение покоя и полной безопасности, возникшее у нее. Она посмотрела в окно и спросила:

– А где мы?

– У шведского консульства. Мы даже успеваем к началу банкета.

– А откуда вы знаете про банкет? – растерянно спросила женщина.

– Так я же вместе с вами на конференции был, и тоже на банкет ехал, – оживленно заговорил мужчина. – Серафим Сергеевич Воронов, рентгенолог из Томска. Мне очень понравился ваш доклад, я даже хотел подойти к вам, но не нашел вас сразу. А сейчас вот еду, вдруг вижу – вы на тротуаре сидите, и мафиозная машина рядом. Вот я и сориентировался. А сейчас пойдемте внутрь.

С этими словами мужчина вышел из машины, обошел кругом, открыл дверцу и подал Янте руку. Ей ничего не оставалось, как опереться о протянутую руку, выйти из машины и торжественно проследовать вместе со своим спутником в гостеприимно раскрытый парадный подъезд консульства. На входе стоял швейцар, а неподалеку грозно маячила охрана. Мужчина предъявил точно такое же приглашение, как у Янты, рассеяв ее последние сомнения. Ну да, на конференции врачей-рентгенологов была уйма народу. Конечно, она могла и не заметить его в зале, где сидели, бродили, пили кофе из пластиковых чашечек и беседовали более сотни людей.

Глава 7. Вадим

По мере того как Вадим вспоминал и восстанавливал историю своей жизни, многие вещи, события и ситуации прояснялись. Приходило понимание, что все было не случайно. Появлялись определенные люди, что-то происходило с их участием, потом они могли уйти в прошлое, оставив по себе лишь память. Притягивались или отталкивались некие события, заставляя Вадима делать выбор. Теперь он не терзался сомнениями насчет ошибочности, четко видя, что сам выбирал линию поведения, исходя из прошлого опыта. Пройдя по линии времени несколько дальше, можно было бы поступить иначе, но не в тот момент. Многие скрытые мотивы поступков окружающих людей сейчас становились настолько очевидны, что было непонятно, как он не догадался о них раньше.

История его семьи тоже предстала перед Вадимом в ином свете. Его отец, среднего роста, черноволосый, неотразимо действовал на женщин. Они слетались к нему, как бабочки на пламя свечи, и так же быстро сгорали. Отец был умен, остроумен, правда, несколько грубовато-пошловат, как говорила мать, вспоминая чью-то цитату: «Фи, поручик! Ваш ар-рмейский юмор…» Проведя большую часть жизни в небольших гарнизонах, отец не растерял профессиональный лоск высшего военно-медицинского образования, полученного в Ленинграде.

После того как мать ушла от отца, не выдержав постоянных измен, он уехал, получив место по протекции в Военно-медицинской академии в Ленинграде же. Видимо, ему помогла очередная любовница, имевшая влияние на кого-то из высшего командования. А Вадим с матерью еще несколько лет прожил в гарнизонном городке. Мальчик иногда выступал с сольными концертами в доме культуры, после которых, как он стал понимать, творились настоящие чудеса. Люди приезжали издалека и осаждали их дом, пытаясь уговорить или подкупить его мать и самого Вадима, иногда угрожали, заставляя, упрашивая и умоляя его спеть для них индивидуально. Говорили, что он избавляет людей от всех болезней, даже неизлечимых. Вадим помнил, что его страшно пугали увечные и калечные больные, подстерегавшие его по утрам, когда он шел в школу. Особенно боялся он одноногого инвалида, который постоянно приставал к нему, пытаясь схватить и облобызать руку. В результате матери пришлось отводить мальчика в школу, разгоняя толпу страждущих. Вадим только вздрагивал и пугливо вжимал голову в плечи, когда кто-то вскрикивал особенно громко или пытался до него дотронуться.

В конце концов, озабоченный таким назойливым неуставным паломничеством, командир гарнизона вызвал к себе мать Вадима и имел с ней серьезный разговор, после которого она пришла домой и долго плакала злыми слезами. Затем она накричала на Вадима, робко пытавшегося ее утешить, и даже дала ему крепкий подзатыльник. Ее уволили в один день, так как она была вольнонаемная, работала в гарнизонной канцелярии делопроизводителем, хотя имела высшее образование инженера-химика. Ей предложили в течение трех суток покинуть городок. Ехать некуда, она была детдомовская, и, скрепя сердце, мать позвонила отцу. Отец, надо отдать ему должное, сразу же предложил переехать в Петербург, обещал помочь с жильем и с работой.

Так Вадим переселился в большой город, и как-то сами собой прекратились его певческие сеансы. Просто было некогда и негде. Он пел сам для себя, когда был один. Мать теперь неизменно начинала кривиться и плакать, если это происходило при ней. Отец сдержал обещание и выхлопотал им крошечную комнатку в офицерском общежитии. Мать устроилась на работу в ближайшую библиотеку, в общем, как-то худо-бедно зажили. У отца уже была новая жена и маленькая дочь Катька. Он стал часто приглашать Вадима к себе в гости, оставлял на выходные. И дети сдружились. Катька стала на долгое время лучшей и единственной подругой Вадима, несмотря на разницу в возрасте.

Отец стал проявлять к сыну какую-то болезненную заботливость и любовь. Он настаивал на том, чтобы Вадим приезжал почаще, расчесывал мальчику волосы, сам стриг его, пытался усаживать к себе на колени. Вадим злился и смущался от такого не подходящего для его возраста проявления отцовских чувств. Довольно быстро мальчик подружился со сводной сестренкой Катей.

Новая жена отца подходила под расхожее определение «курица». Она была хорошенькая, маленькая, глупенькая и пухленькая. Светлые кудрявые волосы обрамляли ее лицо. Будучи в курсе не прекращающихся любовных похождений мужа, она строила из себя дурочку, а может, и была ею. Она постоянно улыбалась, прямо-таки лучилась счастьем, старалась подружиться с каждой очередной пассией мужа, вводила их в дом, послушно уезжала, когда муж этого желал, оставляя новую «подругу» наедине с супругом. Всегда возвращалась не раньше указанного времени, готовила, мыла, стирала, убирала, водила Катю на разные кружки и секции, зачарованно прикусив мизинец, смотрела в рот мужу, когда он изрекал очередную «мудрую» мысль.

Казалось, эта женщина совсем не имеет никакой своей жизни, она все время и все свои интересы посвящала мужу и дочери. К Вадиму она относилась хорошо, но держалась отстраненно. Было понятно, что она его просто терпела. Сейчас, просматривая этот период своей жизни, Вадим с изумлением узнал, что отец женился на этой женщине из какой-то извращенной жалости, когда она была на седьмом месяце беременности от другого мужчины. И воспитанная в строгих правилах, она страшно боялась быть опозоренной. Поэтому оставалась ему униженно благодарной за то, что он, как говорится, «покрыл грех», дав родившейся девочке свою фамилию. Катя, разумеется, об этом не знала. Зато теперь его умный, умеющий при случае блеснуть утонченностью и интеллектом, защитивший уже докторскую диссертацию, отец безнаказанно измывался над своей новой женой, унижая и оскорбляя ее. А она не смела даже плакать, будучи по натуре покорным и забитым существом. Оказалось, также, что отец неоднократно, будучи в пьяно-непотребном виде развлекался по ночам тем, что методично хлестал жену по щекам, заставляя после этого отдаваться ему. А она вынуждена была сносить это все молча, боясь разбудить дочь.

Лет в четырнадцать Вадим попробовал создать свою музыкальную группу. И это у него получилось. Нашлись еще два непризнанных таланта, один виртуозно стучал по всему, по чему можно и по чему нельзя, и мог «настучать» множество разных мелодий. Ему достались ударные. «Я – потомственный барабанщик!» – загадочно произносил он, но никогда не объяснял, почему.

Второй был саксофонист от Бога. Его едва ли не с трех лет обучали игре на саксофоне, потому что его родители были без ума от Чарли Паркера*.

*Чарли Паркер – американский джазовый саксофонист и композитор, 1920–1955 годы жизни, известнейший музыкант своего времени, оказавший большое влияние на развитие джазовой музыки. (Примеч. автора.)

Он мог играть, одновременно жонглируя инструментом, что всегда вызывало взрыв аплодисментов. И Вадим – человек-оркестр, который мог вообще за несколько часов освоить любой незнакомый инструмент. Вадим был счастлив до невероятия, потому что получил снова возможность петь. Поначалу они играли, как это полагается, на школьных вечерах. Но известность быстро настигла их, и посыпались приглашения играть на свадьбах и днях рождения. Появились первые заработанные деньги, причем по тем временам довольно большие.

Глава 8. Где-то вне времени и пространства

Бесконечно простирающаяся во все стороны пустошь, кое-где песчаная, кое-где каменистая, ни травинки, ни деревца. Горизонта, впрочем, тоже не видно. Во все стороны равнина уходит вдаль, сколько хватает взгляда, и сливается безо всякого перехода с серыми небесами. То, что можно было бы с земной точки зрения назвать небом, представляет собой некую клубящуюся дымку, также не имеющую ни начала, ни конца. Мягкий рассеянный свет исходит одновременно отовсюду.

По равнине бестолково мотается туда-сюда некое существо, похожее одновременно на человека и какую-то встрепанную крупную птицу. По крайней мере, полоска белых перьев украшает его макушку, спускается по шее на спину и в районе лопаток расходится в стороны, образуя два больших крыла. В остальном же оно выглядит как молодой мужчина, лицо не лишено приятности, длинные светлые волосы скрывают уши и с двух сторон спускаются на грудь. Глаза большие, серые. Руки и ноги вполне человеческие. На нем серебристый комбинезон. Мужчина явно злится, поскольку лицо его кривится в гримасе гнева, губы что-то шепчут.

Внезапно он замирает, привлеченный появившимся из ниоткуда сгустком света. Свет разгорается все ярче и ярче, постепенно принимая человеческие очертания, и вот уже рядом с существом материализовался Серафим.

– Мне передали, ты ищешь меня. Зачем? – усталым голосом спросил вновь прибывший.

– Как ты смеешь говорить со мной как с низшим?! Общайся телепатически! Зачем ты вмешался? Как ты посмел? – заорал птицеобразный мужчина.

– Я буду говорить, как мне удобней. Я не обязан отчитываться перед тобой, но, так и быть, поясню. Твоей подопечной грозила опасность. Тебя рядом не было. Я ждал до последнего, потом был вынужден вмешаться. Кстати, почему тебя не было в нужный момент?

Белокрылый несколько сник, но, помолчав, продолжил наступление.