Наследница из заброшки

– Не смотри так, милая. Я всё продумала. Ты слышала, что обо мне говорят? «Старая ментовка!».

– А если поймают?

– Если поймают, в мешках вынесут. Обеих. Поэтому надо, чтобы не поймали.

Побег

Утро радовало Антонину Романовну обещанной встречей с Борисом. Их отношения набирали силу, и это было заслугой самой Антонины. Высокий, крупноватый мужчина с копной тёмных волос и до боли обаятельной улыбкой, сначала был обласкан кухарками интерната. Те, как взбесились, одна перед другой затаскивая Бориса в постель, которую они оборудовали в подсобке, примыкающей к кухне.

Но не будь она Антониной – дочерью, хоть и покойного, но не последнего в своё время человека в министерстве, чтобы не отобрать у этих безмозглых куриц такого мужчину.

Она вошла в кабинет, кинула сумочку на стул и открыла жалюзи. Утреннее солнце проникло в помещение, слепя хозяйку кабинета яркими лучами. Она чуть прикрыла жалюзи и поспешила навести марафет. Стоя перед зеркалом, Антонина слегка подчесала волосы, придавая им объём и расправляя запутанные узелки обратной стороной расчёски.

Из зеркала на неё смотрела привлекательная и вполне моложавая для её возраста женщина. Круглые коленки, которые она ни за что бы не спрятала под юбкой или не дай Бог под брюками, придавали ей женственность и сексуальность. Она не любила в женщинах набор костей и считала себя эталоном женской привлекательности. Да стоило бы ей захотеть, она легко могла отхватить любого холостого мужчину из своего круга, – впрочем, и не холостого тоже. Но её сердце было занято Борисом.

От приятных мыслей Антонину Романовну отвлекли шаги. Она повернулась к двери и увидела Светку.

– Кофейку, Антонина Романовна? – спросила та с подобострастной улыбкой.

– Можно-можно, – обнажая ряд ровных белых зубов из металлокерамики, улыбнулась главврач.

Светка пулей сгоняла за бутербродами и прямо в кабинете главврача заварила кофе из электрочайника, который когда-то Антонине Романовне подарил коллектив интерната. Пока Антонина Романовна кофейничала, Светка примостилась на стул с докладом:

– Сегодня ночью буйную привезли. Всю ночь не спали – утихомиривали.

– Да, слышала уже. Надо будет сходить, посмотреть.

– Не утруждайтесь, Антонина Романовна. Спит мёртвым сном. Вкололи ей по самое некуда, до утра провозились…

Откусывая бутерброд с сёмгой, посыпанную свежим молодым укропом, Антонина Романовна приятельски улыбнулась Светке:

– Светка, и когда ты только отдыхаешь? Взвалила на себя все смены, работаешь без выходных, сердечная ты наша. Пойди, подремли…

– На том свете подремлю. Некогда отдыхать, работать надо…

Выполнив свой утренний ритуал, с чистой совестью Светка вышла из кабинета главврача. Она привыкла получать похвалу от этого строгого, но снисходительного к ней руководителя интерната, и была на особом счету среди медсестринского персонала. Она прошла в свой личный кабинет, который когда-то оттяпала у завхоза, устроив там всё по своему вкусу. Она закрыла жалюзи и задёрнула занавески, погружая комнату в приятную после бессонной ночи темноту. Не снимая халата, плюхнулась на кушетку и моментально погрузилась в сон.

За рулём малотоннажного автомобиля, который в народе называют просто будкой, сидел Борис. Машина ехала по просёлочной грунтовой дороге, обрамлённой с обеих сторон полями колосившейся пшеницы. Урожай в этом году обещал быть богатым, пшеница вымахала по пояс.

Борис достал сигарету, пошарил по карманам в поисках зажигалки. Обнаружив, что зажигалки нет, потянулся за спичками, которые на всякий случай держал в бардачке. Спичку от подкуренной сигареты спрятал обратно в коробку, помня, как в прошлом году горело поле из-за брошенной каким-то козлом спички.

Несмотря на утро, солнце палило нещадно. Он расстегнул рубашку и глянул на часы. Меньше четверти часа пути до интерната. Зазвонил мобильный, на дисплее выскочила фотография Антонины. Не выпуская сигареты, он включил телефон на громкую связь, положив его на соседнее сиденье.

– Ну, где ты там, далеко ещё? – раздался её нетерпеливый голос.

– Скоро буду. Соскучилась?

– А хоть бы и так! Приедешь, сразу ко мне на ковёр! – игриво приказала женщина. – Расскажу, как должен выполнять обязанности водитель дурдома! – засмеялась она.

– Не, мне ещё на склад надо. Выходи, покатаемся, – снова взглянул на часы Борис.

– Ну, покатаемся, значит, покатаемся, – согласилась Антонина. – Давай, как будешь подъезжать, наберёшь.

В коридоре стояла привычная тишина. Время утренней прогулки ещё не наступило, и больные коротали время в своих палатах. Сотрудники психиатрического интерната неспешно выполняли свои обязанности, открыв в кабинетах окна, чтобы не спариться от жары.

На втором этаже открылась дверь одной из палат и в коридор выглянула пожилая женщина. Озираясь по сторонам, она, крадучись, дошла до лестницы, которая вела на нижние и верхние этажи интерната. Увидев, что вокруг нет ни души, она громко кашлянула.

Из той же палаты сразу вышла ещё одна женщина – моложе первой, но более слабая на вид. Пожилая подала ей знак, подзывая к себе.

Съезжая с грунтовой дороги, белая будка вильнула в сторону интерната. Борис позвонил:

– Выходи, подъезжаю!

– Иду, – ответила ему Антонина.

Главврач сняла халат, поправила причёску и переобулась в лаковые босоножки на высоком каблуке.

Придерживаясь за стену, Зина тащилась по коридору, держа курс на тётю Пашу, которая то и дело повторяла:

– Давай, миленькая, давай… Ещё немножко… Прошу тебя…

Пожилая женщина не спускала глаз с Зины, в то же время держа во внимании лестницу. Вдруг раздался истошный крик, который исходил из палаты, размещённой на их этаже.

Антонина Романовна взяла сумочку, перед выходом кинула в зеркало оценивающий взгляд, и только собралась покинуть кабинет, как услышала душераздирающий крик. Спеша по коридору на голос, она столкнулась со старенькой санитаркой. Коротко стриженные седые волосы санитарки непослушно торчали, вызывая неподдельный смех главврача при каждой встрече с ней. В конце концов, Антонина Романовна привыкла к её причёске, – смеяться перестала, но прозвище «Одуванчик» так и прилипло к старушке.

– Антонина Романовна, там это… ночная буйная проснулась, – сообщила Одуванчик.

Услышав крик, Зина запаниковала, мечась во все стороны, не понимая, куда бежать. Крик становился громче и, чтобы избавиться от него, Зина закрыла уши руками; присев, прижалась спиной к стене. Наконец, крик прекратился, погрузив этаж клиники во внезапно наступившую полную тишину. И в этой тишине отчётливо прозвучал стук цокающих каблуков.

Тётя Паша сорвалась с места и бегом припустилась к Зине. Добежав до неё, она рывком подняла Зину и запихнула в первую попавшуюся палату. Они вдвоём прижали дверь изнутри палаты, надавливая на неё спиной. На кровати лежала и смотрела на них больная женщина. Она встретила их улыбкой, которая переросла в нечленораздельные звуки, к их ужасу сменившиеся громким неудержимым смехом.

– Всё хорошо… Всё хорошо… – шёпотом успокаивала её тётя Паша.

Женщина перестала смеяться, внимательно вслушиваясь в слова своей гостьи. Видя, что та реагирует, тётя Паша шёпотом запела:

«Месяц над нашею крышею светит, вечер стоит у двора.

Маленьким птичкам и маленьким деткам спать наступила пора…»

По коридору, минуя палату, где спрятались беглянки, прошла Антонина Романовна, издавая стук каблуков. За ней прошествовал остальной медперсонал, мягко шагая по паркету. Но каждый звук отдавался в ушах Зины, чувствительность которой к окружающему пространству была особенно обострена. Шаги стихли возле одной из палат, и раздался звук закрывающейся двери.

Охранник услышал сигнал машины и пошёл открывать ворота. В задний двор интерната въехала большая белая будка, из кабины выглянул водитель и крикнул:

– Гриш, не закрывай! Мне минут десять – как всегда!

Гришка махнул рукой, оставив ворота открытыми. Борис подъехал к кухне, и стал из машины выгружать мешки и сетки с овощами, скидывая их у дверей. Дружно, весело гомоня, кухарки подхватывали мешки и заволакивали их в кухню.

– Взяли, понесли! – командовала одна.