О прошлом приказано забыть

– Смотря кому. Я же не говорю, что к нам из Штатов или из Европы едут. Из Азии и Африки, понял теперь? И через Расею-матушку переправляются как раз в Штаты, в Германию, в Швецию, в Финляндию. Называется это – «нелегальные эмигранты». Документов им по закону не получить, а тут их снабжают. Смекаешь? Много народу едет, так и барыш хороший. Рольник бизнес расширяет, вот и ищет себе людей. Нет такой страны, куда было бы легче въехать. Прибывают они в Москву, там за взятки в общагах селятся, в домах отдыха, в санаториях. И ждут, пока им выправят документы. За пять тысяч гринов покупают фальшивую ксиву на любое имя. И едут, куда хотят! От каждого по пять тысяч долларов – прикинь, как теперь живёт Рольник. В сильной конторе тебе пахать предстоит…

– Та-ак! – Аленицын крякнул и потянулся, скрипнув зубами.

Козий вдруг сорвался с дивана, прыгнул к двери и толкнул её.

– Галка, брысь от скважины! Пасть порву!

– Да нужно мне! Я за твоим гостем пол подтираю. Наследил, как леший… – Галина громыхнула ведром, уронила швабру. – Делать мне нечего – только вас подслушивать…

– Смотри мне! – Шура захлопнул дверь и вернулся к Виктору.

– А что я там делать-то буду? – Тот растерянно смотрел на хозяина. – Я ж по этой части полный лох.

– А это пусть Рольник решает, чего тебе делать.

Аленицын достал из кармана упаковку с таблетками, вытряхнул одну из них на ладонь и проглотил.

– Ноги не протянешь, Витёк? – забеспокоился Шура. – Под «ёрш» – и «Колёса» ещё…

– Не протяну, привычный. А вот ты что делаешь у Феликса? Или, может, теперь мне не доверяешь?

– Тебе доверяю, а вот Галке – нет.

Шура на цыпочках опять подкрался к двери и снова толкнул её. На сей раз удар достиг цели, и Галина пронзительно завизжала. Козий выскочил на кухню для серьёзного разговора с подругой. Что он там делал, размякший пьяный Виктор не понял. Он задремал, а когда проснулся, Козий сидел за столом и вытирал салфеткой костяшки пальцев. Галина, плача, смывала кровь с разбитой губы – над раковиной в кухне. Под левым глазом у неё набухал фиолетовый круглый фингал.

– Теперь отстанет, шалава! – удовлетворённо сказал Козий, разливая по рюмкам «Абсолют-цитрон». – Хуже не будет – ещё раз опростаемся. Да, много разных типов нынче в Москве живёт, да и у нас тоже. Болтаются по улицам, торговцев грабят, пьют, бездельничают, дерутся. И, слышь, оружия до фига провозят! Никто их на границе не шмонает. Китайские мечи, копья, луки, стрелы… Одного нашли в Москве, в Железнодорожном районе. Он охранник, ночью сторожил богатую контору. А утром приезжают работники и видят – лежит сторож, а в груди торчит стрела. И вся контора подчистую выметена – одной видеотехники вынесли на несколько десятков миллионов. Они этим делом торговали, сам понимаешь. Понятно, что выстрела никто и не слышал. Африканцы сработали по наводке охранника…

Козий опять закурил «Беломор», и синие глаза его стали шальными. Аленицын впал в блаженную истому. Он тупо улыбался, кивал и стучал пальцами по столу.

– А я Витёк, не поверишь, работаю на изготовлении бланков виз и паспортов. Вот сейчас я с тобой здесь сижу, а мои станки в подвалах работают – импортные, бесшумные. И с конвейеров сходят бланки с водяными знаками. Только разрежь их и рисуй себе визу! – Козий рассмеялся. – Если Феликс позволит, я тебя к себе возьму. Мне нужен человек, который следил бы за рабочими, пока я сплю. Не то, не ровен час, утащат бланки и примутся сами их загонять, а выручку присваивать. Но я не знаю, для чего именно Рольник тебя выручал. Он только сказал; «Грядут великие дела…»

– Шура, вот ты нашлёпаешь бланков, а дальше что? – спросил Аленицын.

Он давно не чувствовал себя таким счастливым – всё плохое ушло, и впереди маячили приятные перспективы. Постель мягкая, еда сытная, «бабки» зелёные – класс! Виктор убеждал себя, что всё это – не сон, и никак не мог поверить.

– А дальше их заполняют. Чаще в Москве, но, бывает, и в Питере – когда люди хотят ехать в Финляндию или в Швецию. Их обслуживаем по группам. Первая группа – просто бродяжки. Через Таджикистан или Узбекистан едут в Москву. Ну, с них много не возьмёшь, хотя всякое бывает. Они всё отдадут, что имеют. Лишь бы их без санитарных карт, да ещё с оружием и наркотой пропустили. А вот второй канал – туристический. Чтобы их в Москве не застукали, Рольник типографии в Питер перенёс. Вот и шлёпаем бланки – для туристических коммерческих структур…

– Частных, что ли? – догадался Виктор. – Их уже много в Москве?

– За семьсот прёт, – сразу ответил Козий. – Феликс же официально – тоже сотрудник консульской службы. А на самом деле – хозяин многих таких контор. Правда, действует он через подставных лиц. Митьке Стеличеку он, вроде, четвероюродный брат – по отцу. Веталь не был ему кровным родичем, а всё равно видел, что толк из парня выйдет. Так вот, через эти конторы, представь себе, кто хочешь въедет и выедет. Прикинь, как тому же Мите это удобно! А другим? Теперь для деловых людей нет никакого риска. Визы им дают только по ротапринтным копиям паспортов. А люди эти Мите и Феликсу платят. Благодарные, преданные, как псы. Оружие могут провезти, когда Мите это нужно. А для перевозки наркоты их, бывает, Обер задействует. Не хочет он, чтобы у нас здесь возникла неучтённая наркота. Он на все каналы поступления такого товара уже наехал. Тоже у нас бланки покупает – нужно ему для чего-то…

Аленицын резко вскинулся и провёл ладонью по лбу, выходя из блаженного состояния. Козий от неожиданности подался назад.

– Ты чего?!

– Обер?! Жив, выходит… А я-то всё надеялся! Думал, может, оступится, сука, хоть где…

– Ты-ы… Тише, понял? – Козий зажал рот Аленицына потной пухлой ладонью.

– Чего тебе тише, козёл?! – Витёк уже забыл про открывающиеся перед ним сияющие перспективы. – Тебе, может, неинтересно, кто Веталя сдал легавым?

– А кто сдал-то? Разве его сдали?…

Козий тоже запыхтел, вытирая пот со лба. На «козла» он решил не обращать внимания, чтобы не сердить паханов.

– За ним с зимы следили, Митька говорил. Дядя давно чувствовал, что приходит конец.

– Да Обер его сдал! «Тихушник»[2 - ТИХУШНИК, ПЁСИК, КРЕСТНИЧЕК, ВНЕДРЁНКА – милицейские агенты.] грёбаный! Не ты, а я там был, мне и знать! – Витёк запустил пальцы в грязные жидкие волосы.

– Ты, натурально, в зоне без чердака остался! Если у меня здесь «жучок» стоит, нас обоих за такое ночью архангелы встречать будут. Молчи, ясно тебе?

Козий, испуганный, потерявший всю свою вальяжную самоуверенность, оглядывался то на окно, то на дверь.

– Всё, Шура.

Аленицын будто и не пил, и не глотал таблетки, пружинисто вскочил, опираясь на подлокотник сжатым кулаком.

– Утром мне сразу Рольник нужен… Сейчас он в городе?

– Да погоди ты с Рольником – мне сначала скажи! Откуда ты это выкопал? Я ведь тоже слышал, как там всё было – и в ресторане, и у телецентра…

– Шурик, ты меня первый день знаешь?

Аленицын смотрел в стол и до крови кусал бледные синюшные губы.

– Я ж не прибабахнутый… Да, а Обер теперь вместо Ювелира заправляет «дурью»?

– Заправляет. Тяжело с ним – форменный гитлеровец. Веталь с Ювелиром, царство небесное обоим, были хоть и партнёрами, да врагами. И мы все были обязаны Сеню Уссера не любить. Теперь тоскуем, если честно. Сердечный был человек, не то, что этот…

– Я слышал, что Уссер, Нора и Али погибли. Как, не знаешь? – тихо спросил Аленицын.

– Алик с Норкой, племянницей Ювелира, в «баньке» сгорели. Рафхат Хафизович с ними был, да ещё с десяток человек. Не знаю, мёртвые они были в тот момент или живые. Этим же утром Ювелира с охраной нашли на «третьей квартире», которая на Невском. Все застрелены, а бумаги и плёнки похищены. До сих пор никто ничего понять не может. С Валериантом Кимом, с Ниндзя, у Ювелира перед этим трения были. Не он ли?

– А когда всё было? Я ведь сидел уже, задним числом узнал.

Аленицын низко опустил голову. Ни есть, ни пить ему уже не хотелось.

– В сентябре девяносто первого, в самом конце. Ночью в «баньке» был пожар, а утром Ювелира прикончили.

– А это не Обер поработал, часом? – Аленицын в упор взглянул на Козия.

Тот опять вскочил:

– Витёк, ты чего, перепил?! Зачем Оберу Ювелира кончать? На легавку он тоже не станет пахать – ни к чему ему это. «Дурью» он занялся уже после смерти Семёна Ильича. Люди Уссера его об этом сами попросили – пропадали совсем. Филя – долларовый миллиардер, понял? Кто его купить может? Он сам кого хочешь приватизирует. Не ему в «пёсиках» бегать. За кордоном его ценят. Он туда пилюли свои толкает по бешеным ценам. Дисциплину среди своих людей, которые раньше у Ювелира работали, Обер держит железную. Но те довольны. Никто теперь их не обижает, все боятся. Только вот, говорят, баб новый босс не жалует. Требует с них наравне с мужиками, а натуру в оплату не берёт. Они, немцы, вообще бездушные, как машины. Ювелир-то баб приучил с собой заигрывать, они и с Обером попробовали пококетничать. Так схлопотали, что теперь глаза поднять на него боятся. Ходили даже слухи, что Обер – «голубой», хоть и женат, и дочь имеет. Но это – между нами. Вряд ли тебе Рольник поверит, хотя чёрт его знает! – Шура опять зевнул. – Давай спать, что ли, а то договоримся до белых тапок. Галка тебе ванну приготовит, помойся, чтобы зоной не вонять. А потом ложись в другой комнате, отдохни, проспись. И подумай хорошенько, надо ли всё это вытаскивать на белый свет? Да и я, признаться, не верю. С чего Оберу Веталя ментовке сдавать? Сами бы разобрались – без легавых.

– Я, вроде, и сам понимаю, что ни к чему Оберу на ментовку пахать, а выходит так. Холодаева-то он заложил точно, век воли не видать! Веталь из зала «Метрополя» нас отослал как с его наущения. Обер подсел к нему за столик, пошептался. И Веталь выпроводил сначала меня, а потом и Володьку Кинда. Шеф с Обером пошли в курилку. Я тогда не понял, зачем. Только потом сообразил. В курилке брать человека намного легче. И сразу же туда пришли менты! Ну?! Как тебе это?

– И чо? – выкатил глаза Козий. – Ты же только намочил тогда, мента этого… А Веталь мог заметить «хвост» и отослать вас. Не хотел, чтобы попались. Может так быть? А уж когда вы взяли такси с заложниками, да стали пылить насчёт Веталя, сами себе лихо накликали. И с Обером грубо поговорили, а он этого не любит.