Удар отложенной смерти

Озирский растёр лицо перчатками и заглянул в кабину:

– Ну что, Константин, очередная банальщина? Тогда спасибо за информацию, и я поехал.

Каштальянов подобрал свой дублёный балахон до пят и наморщил лоб.

– Он – кладовщик, забулдыга. Никто особенно на заводе не удивился. К нему даже в рабочее время какие-то сомнительные личности заходили. Все знали – Колька Зауличев плохо кончит. А что, тебе это интересно?

– Кладовщик? – Андрей вздрогнул.

Каштальянов назвал предприятие, и Озирский словно врос в снег. Как раз оттуда официально направлялась в Финляндию соляная кислота. Значит, Зауличев имел отношение к операции «Нильс Бор». Заразы, обгадили имя великого человека…

– Премного благодарен за информацию!

Озирский решил пока Каштальянову ничего не рассказывать. Тот вцепится, как клещ, и не отпустит, пока не выудит всё подчистую. А Андрею нужно срочно ехать в Управление. Предсказание Петренко начало сбываться, и возникла необходимость обеспечить безопасность других людей, причастных к неудачной транспортировке золота.

Кроме того, Озирский не терял надежду разыскать Обера. До половины шестого вечера оставалось ещё достаточно много времени. Пока Каштальянов беседовал с членами своей группы. Андрей от греха подальше прыгнул в «рафик». Калинин газанул.

– В Управление, и поскорее! Это уже все границы переходит…

Калинин включил в салоне печку. Пока ехали по Невскому району к центру, стало сыро и душно. Двое курящих мужиков в тяжёлых зимних одеждах сами себе создавали массу неудобств. Андрей крепко задумался о том, что же теперь делать, и по сторонам не смотрел. Аркадий же обратил внимание на «Волгу», припаркованную у поребрика на углу Глиняной улицы и Глухоозерского шоссе.

– Андрей, это не наши, случайно? – Он забылся и пихнул друга локтём в бок.

Озирский протёр ладонью ветровое стекло, подышал на разбитые пальцы.

– Стой! Чёрт, Аркашка, куда тебя несёт?..

– Андрей, ну здесь же лёд! Сейчас встанем…

Озирский пулей вылетел из «рафика» и еле успел ударить кулаком по дверце. Сидящий за рулём Гагик Гамбарян уже собрался тронуть «Волгу» с места. Двигатель работал, и легковушка буквально плавала в вонючем дыму.

Рядом с Гамбаряном сидел Сашка Минц. Но, если бы Андрей не свистнул своим особенным, пиратским образом, он вряд ли поднял бы глаза. Сейчас же капитан влез на заднее сидение и увидел, что Сашка страшно расстроен и утомлён. Всегда голубые белки его жарких восточных глаз стали розовыми, как у кролика. Андрей отметил, что ещё не видел Минца в такой дублёнке, но слышал о ней давно. Сашка прошлой весной купил её у какого-то морячка.

– Привет честной компании! – Андрей пожал обоим руки. – Сашок, Гагик, что вы здесь болтаетесь? Горбовский отправил? По делу о золоте?

– А-а, привет! – грустно отозвался Гамбарян и поёжился в совершенно не подходящем для такой погоды сером демисезонном пальто.

Минц обеими руками схватил Андрея за запястья.

– Ты сам-то откуда? Вот уж не ожидали…

– Мы с Аркадием с Тепловозной улицы едем. Слыхал про такую? Я, например, никогда. Это в Рыбацком. А перед этим был в аэропорту – ты же знаешь…

– Да, конечно, знаю. А что там, на Тепловозной?

– Дядьку повесили. – Андрей решил пока придержать информацию. – А у вас как дела?

Несмотря на свою железобетонную выдержку, Сашок выглядел сейчас сломленным, обессиленным.

– На Глиняной живёт жена, вернее, уже вдова начальника поезда, Семёнова Конрада Денисовича. Того самого, в чьём составе везли бутылки…

Андрей даже приоткрыл рот и похолодел от ужаса перед всемогущей машиной уничтожения. Тонкое лицо его с изящно выступающими скулами вытянулось.

– Он что, умер?

– Петренко оказался прав, нужно отдать справедливость. – Минц смотрел на спидометр, хотя стрелка стояла на нуле. – Полтора часа назад, в больнице номер семнадцать на проспекте Солидарности, Семёнов отошёл в мир иной, оставив жену с тремя детьми. Мы оттуда вернулись на Глиняную – конец не близкий, больница на правом берегу. И сообщили трагическую весть Зинаиде Вилоровне. После этого пришлось её ещё и допрашивать. А это так страшно – хуже всего, ты знаешь. – Саша тяжело вздохнул. – Я будто бы неделю кирпичи грузил. Семёнова, к сожалению, не то, что допросить – увидеть не сумели. Зинаида Вилоровна нам только сейчас рассказала, что муж был вчера очень расстроен. Как я понимаю, именно из-за того, что в составе обнаружили контрабанду. А сегодня, рано утром, к нему явился дружок с бутылкой портвейна. Зина клянётся, что видела его впервые. Имени не знает, но муж обрадовался гостю, провёл на кухню. Там они много курили, пили этот портвейн. Вернее, пил Семёнов, а дружок его угощал. – Минц приподнял над сидением свой «дипломат». – Бутылку я изъял, на донышке там остатки портвейна. Надо отдать в лабораторию.

– Значит, отравили?

– Видно, так. Тип этот ушёл, а Семёнов пришёл хмельной в комнату. Лёг в постель и будто бы заснул. Зина занималась с детьми – двое младших как раз болеют. И вдруг муж вскочил – зрачки расширены, весь в холодном поту. Кричит, что перед глазами темно, что он ослеп. Его вырвало прямо на пол, потом ещё раз и ещё. Дальше Семёнов рухнул на ковёр и потерял сознание. Зина немедленно вызвала «скорую». Когда мы к ней приехали в десять утра, она сказала – муж в больнице, в городской семнадцатой. Мы с Гагиком рванули туда и узнали, что Семёнов скончался в приёмном покое. Таким образом, остался единственный человек, который в курсе дела. Нам сказали, что он сегодня утром должен быть дома. Кстати, живёт там, откуда ты едешь – на улице Грибакиных…

Минц провёл рукой по глазам. Гамбарян сидел неподвижно, только жадно курил и хмурил брови. Озирский тиснул зубы – он уже понимал, о ком идёт речь.

– Зауличев его фамилия, Николай Фомич. Тридцать пятого года рождения…

Андрей медленно взял Минца за крючок дублёнки, заглянул ему в глаза.

– Сашок… – Он даже не знал, что говорить бывает так трудно. – Сашок, ты понимаешь, что произошло… Это ведь его и удавили. А потом вздёрнули на крюк, вбитый в стену трансформаторной будки. Действительно, мы вместе со следователем нашли пропуск в кармане его пальто. Зауличев – кладовщик с того завода, откуда шла «солянка». Сейчас можешь созвониться с Каштальяновым – он ведёт дело от Невской прокуратуры. Труп Зауличева при мне увезли в морг. Костя знает, в какой именно.

– Неужели? – тихо спросил Саша и прикрыл глаза. Его голубые от щетины губы нервно дёрнулись. Потом Андрей заметил бьющуюся жилку под Сашкиным правым глазом.

Гагик, как всегда, среагировал бурно:

– Погоди! Как повесили? Серьёзно?

– Вполне серьёзно, к сожалению. Вам остаётся съездить и узнать подробности. – Озирский повёл углом рта. – Надо было думать и слушать Геннадия сразу же. Действительно, больно нам жирно – чтобы Уссер позволил своих подельников допросить! Разговаривать тебе, Сашок, выходит, не с кем. Надо придумывать что-то другое.

Саша уже оправился от потрясения. Он заговорил снова – как показалось Андрею, чересчур сухо и официально.

– А где сейчас Каштальянов может быть?

– Сказал, что поедет в РУВД, на улицу Крупской.

– Гагик, поезжай туда, найди Каштальянова и побеседуй с ним. Объясни ему, в чём дело. Может быть, и ты чем-то следователю поможешь. А я. как бы это ни было печально, должен встретиться с Веталем.

– Всё-таки, может быть, ты откажешься от этой дурацкой затеи? Митьку Веталь тебе вовек не простит. Это – единственный перспективный мужик в их семье, родная кровь. Веталь хоть и не южанин, но с этим очень считается. Кроме того, у тебя и с другими урками старые счёты. Там не только Митьку тебе припомнят, но и многих других. Ты сам говорил, что в «Крестах» про тебя много на стенах писали – клялись рассчитаться.

– Андрей, другого выхода нет! Нет, понимаешь?

– Да есть же! Послушайся Геннадия хоть раз в жизни! Не желаешь ему уступать – уступи мне. Я ещё раз попробую найти одного человека. Положение ещё можно исправить. Который час? – Андрей с трудом завернул рукав дублёнки. – Пять минут третьего. Ещё вагон времени, не психуй!

– Какой вагон, Андрей? Его практически не остаётся! – Сашка говорил ещё более страстно и убеждённо, чем всегда. – И ничего уже не исправишь, раз пошла серия убийств. Скажу тебе прямо – я уже один раз связывался с человеком Веталя. Они требуют явки кого-нибудь из нашего отдела. Достаточно высокого уровня – чтобы вести переговоры. Может быть, мне повезёт, и удастся отодвинуть этот кошмар. Хоть в заложниках останусь, только пусть добавят время…

– Ты считаешь, что у тебя получится нормально поговорить с Веталем? Это после суда-то над Митькой, где ты ему «червонец» требовал? Я что-то сильно сомневаюсь…

– Я потом жалел, что не потребовал расстрела! Тот парень остался в живых. Следовательно, я не мог просить «вышку». А так бы… Я тебе не рассказывал про этого человека, конкурента Стеличека на эстраде. Грант Гугель-Авин сейчас передвигается только в коляске. Митькины дружки позвоночник ему сломали. Уже отсыхает рука и начинает неметь левая половина туловища…

– Да лучше бы подохнуть сразу! – заметил уставший от безделья Гамбарян.