Но Захар обязательно привяжется, пусть не при ребятах, а наедине. Майор – мужик чуткий, дотошный, въедливый. Ему нужно вникнуть в детали, понять, чем может обернуться та или иная ситуация. Андрей на его нотации отвечал заезженной, но действенной фразой: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского!» Захару возразить было нечего, и приходилось смиряться с выходками капитана.
До коридора, в конце которого располагался кабинет Горбовского, нужно было пройти ещё один марш. Андрей слегка запыхался, из чего заключил, что пока ещё болен. И тут же забыл обо всех своих бедах, увидев спускающегося навстречу Сашку Минца. Любимчик Горбовского, давний ученик Озирского в секции карате, Сашка вообще был колоритной личностью.
Пусть времени не остаётся, и Захар писает кипятком. Пусть начальству хочется поговорить о задержанном золоте, ещё о чём-нибудь – всё равно! Андрей не мог не задрать Сашку, который явно направлялся в буфет. Там он собирался не только попить кофе без сахара с пышками, но ещё и поболтать со здешними девчонками. С кем из них Минц спал, а кем просто точил лясы, Андрей не имел понятия. Но в том, что барышни, да и замужние дамы специально дожидаются Сашку в буфете, не сомневался.
Девушкам казалось, что затащить любвеобильного брюнета в ЗАГС – пара пустяков, и нужно только ещё чуть-чуть поднапрячься. Но они жестоко ошибались – Минц за всю жизнь ещё ни с кем не удосужился расписаться. Донжуан по призванию, знающий всех женщин по запаху их духов и прочих принадлежностей, Сашка часто знакомился даже на улицах. Но в, то же время, он производил впечатление очень интеллигентного человека. Знал несколько языков, имел золотую школьную медаль и «красный» диплом университета. Ходил, как правило, в отглаженной «тройке», подтянув узел галстука под подбородок.
Но с безупречными манерами контрастировала маниакальная страсть к слабому полу. Кроме того, Сашкина внешность не очень вязалась с его учёностью. Свои чёрные волосы с фиолетовым отливом Минц щедро поливал лаком и приглаживал щёткой, чтобы они не курчавились, как каракуль. Усы и борода у него отрастали так быстро, что приходилось постоянно носить в «дипломате» бритву на батарейках. Похожие на маслины глаза с голубыми белками и изогнутыми ресницами больше подходили восточной красавице, чем мужику-ленинградцу. Кроме того, мощная растительность на Сашкиных руках почти скрывала «командирские» часы вместе с браслетом.
Из-за тонкой, гибкой фигуры, длинной шеи и юношеского тенора Минц казался десятиклассником, хотя четырнадцатого ноября ему стукнуло уже двадцать девять. В квартире на 16-ой линии Васильевского острова по этому поводу гуляли два дня и одну ночь, доведя соседей до обморока.
Андрею пришлось, употребив всё своё обаяние, объясняться с закалёнными в скандалах жильцами коммунальных квартир. Они и без того ненавидели семью Минцев, потому что те занимали отдельную. Но всё-таки Озирский уговорил сердитых старушек немного потерпеть, и веселье продолжалось.
Сашка много играл на рояле, потом все танцевали. После небольшого перерыва виновник торжества снова шёл к своему инструменту. Андрей тоже знал языки и играл на рояле, но никогда особо этим не интересовался. Сашка же имел такого умного, образованного и деликатного отца, что вырасти рядом с ним неучем было просто грешно.
Когда Минц поравнялся с Озирским и пожал протянутую руку, Андрей, неожиданно для себя самого, дал Сашке подсечку. Если учесть, что они стояли на широкой и крутой лестнице, подсечка эта вполне могла закончиться плачевно. Сашка, ничем не выдав своего удивления, резко качнулся назад и схватился рукой за перила, чтобы не летать вниз через голову.
– Ты что, спятил? Я же человека мог с ног сбить! – Минц кивнул на уборщицу, которая с ведром и шваброй взбиралась на их этаж.
– Молодец! – Андрей со всей силы хлопнул Сашку по плечу, и тот даже присел. – А я думал – загремишь.
– И что бы ты предпринял в этом случае? – Минц вздёрнул белую хрустящую манжету, разгрёб волосы и посмотрел на часы.
– А ничего – катился бы колбаской. Зря я тебя учил, что ли?
– Ты слишком возбуждённый сегодня. С чего бы это? – заметил Минц, въедаясь в лицо Озирского своими выпуклыми чёрными глазами. Взгляд у Сашки, как у всех «скорпионов», был холодным и липучим. – Да, тебя Захар Сысоевич уже три часа ищет. Меня сто раз спросил, где Андрей…
– А вот и секрет! – Озирский расплылся в улыбке, загораживая Минцу дорогу. – Что, Сашенька, кушать идём?
– Допустим. – Минц несколько оживился. – Нет, серьёзно, Захар тебя очень хочет видеть. Как на гвоздях сидит…
– Пошли, покурим. Подождёт твой буфет. Там только фигуру портить. А к девочкам я тебя пущу после того, как ты дашь слово на одной из них жениться. Хватит бардак с красным фонарём устраивать, взрослый уже! Я во всём твой гуру, и здесь изволь меня слушаться. – Андрей, не обращая внимания на протесты, потащил Сашку к окну, где они обычно курили. – Кстати, если женишься, дома будешь обедать. Сестру совсем заездил – ей на две семьи готовить приходится. И Лев Бернардович тоже хорош – хоть бы поднажал на тебя, дурака…
Сашка, змеёй изогнувшись у подоконника, Андрею не возражал. Но всем своим видом давал понять, что в личной жизни разберётся сам. Пока же достойная кандидатура не сыщется, никто не запретит ему пользоваться платными или дармовыми «давалками» – уж какие найдутся.
– Ты позавчера на мясокомбинате был? – Минц, наконец, сумел перевести разговор в казённое русло.
Озирский задом впрыгнул на подоконник и выдохнул дым.
– Был. И видел тех же зелёных свиней, что и ты.
– А дальше что?
Сашка был неравнодушен к мясокомбинату с тех пор, как в прошлом году встретил там съёмочную бригаду «600 секунд» и удостоился краткой беседы с Невзоровым. С тех пор он буквально бредил этим заведением.
– Не знаю пока. – Андрей стряхнул пепел в консервную банку. – Удалось разговорить одного ханыгу-рабочего. Он заливал про какой-то препарат «Г-14».
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Могу тебя поздравить – это ещё один компромат на Обера. Ханыга твой не говорил, что этим веществом обрабатывают трупы палых животных?
– Говорил. Когда из них колбасу делают, она не должна вонять и быть зелёной.
– А кто изобрёл это зелье, не сказал? – Сашкины ноздри раздулись от возбуждения – словно он увидел блондинку.
– Да на хрен ему это? Дают порошок, он в воде растворяет нужное количество, а потом вымачивает туши прямо в чанах. Литвишко его фамилия. Я спросил, куда идёт это мясо. Он честно отвечал, если знал. А если нет – так и говорил. Литвишко – человек подневольный. Что начальство скажет, то и делает.
– Заловить его, мерзавца, сейчас в самый раз! – Сашка затянулся сигаретой так глубоко, что побледнели щёки и крылья носа.
– Кого, Литвишко? – вытаращил глаза Андрей.
– Ну, ты же понимаешь, что Обера! Что дурака валяешь, в самом деле? Мы же вместе дело смотрели, помнишь? Он в Казахстане работал под кличкой Рыжий. Их с двоюродным братом там до сих пор вспоминают, как страшный сон. Чуть их не взяли, засаду в Рудном на хазе устроили. Так нет – выскользнули, пропали на полгода, а после объявились в Ленинграде. Оба сразу женились на местных женщинах и получили прописку. А тем временем в Казахстане два рецидивиста взяли на себя ответственность за их подвиги. И пошли в зону – каждый на пятнадцать лет. Ладно, никого не расстреляли… Запугали их или купили – не знаю.
– И кто их жёны, ты знаешь?
Андрей отметил про себя этот прокол. Он так и не удосужился ничего узнать о семье своего нового агента. Не мешало бы и брата его обработать – если повезёт, конечно.
– Я в делишки этого химика особенно не вникал. А ты, я вижу, мышей ловишь.
– Обер не только химик. Он, к сожалению, ещё и медик, и травник. Яды изготавливает любому, лишь бы заплатили. Имеет огромное состояние, в том числе драгоценности, недвижимость, заграничные вклады на чужие имена. А для публики ведёт скромный образ жизни, работает в НИИ, заведующим лабораторией. Что же касается жён… Обер взял дочку прибалтийской немки и эстонца, Регину Фюхтель. Она водит экскурсии для иностранцев в Эрмитаже. У них дочка – Магдалина. А Тим Крафт, двоюродный брат по матери и верный подельник Обера, женился на жительнице Сестрорецка, работнице завода Воскова. У него с Татьяной Слесаревой растёт сын Генрих. Несчастные женщины – живут с убийцами, детей от них рожают. Я говорю Захару, что пора брать этих извергов. А он: «Погоди, Саня, нет улик!» Да улик там уже на двадцать «вышек» наберётся! Нет, по мнению Захара, надо брать на горячем. Знаешь, – Саша заговорил, как бывало часто, страстно, с придыханием, – я Обера этого ненавижу больше, чем всех других бандитов. У тех хоть принципы есть – пускай извращённые. Какой-никакой кодекс чести. А этот, как одинокий волк, никому ничего не обещал, клятв не давал. Бегает сам по себе ищет, где жирный кусок ухватить. Химичит везде – в крематории, на мясокомбинате. Синтезирует новые виды наркотиков. Ходят слухи, что «крокодил» – тоже его детище. За одно это его уже полагается брать. Так нет, статьи не найти! Из трав Обер готовит лекарства, продаёт за рубеж. Очень эффективные получаются препараты, за которые там платят бешеные деньги. Обер отпуска в разъездах проводит. По всему Союзу травы собирает, но особенно – на Дальнем Востоке. Ещё на Памире…
Саша посмотрел на часы ещё раз – с огромным сожалением. На сей раз трюк Озирского удался. Он вообще часто разгонял девочек, как кур, когда приходил в столовую и заставал там посиделки.
– Кроме того, Обер бандитов оперирует и лечит. Когда им нельзя в больницы обращаться, едут к нему. Крематорий – уже по твоей части. Так что…
– Стоят! Треплются! – раздалось из коридора.
Горбовский возник, будто из-под земли. Вид у него был такой, словно, выйдя из бани, начальник тут же вывалялся в пыли.
– Как кумушки языки чешут! Так я и знал. Раз Андрея всё нет, а Санька отправился в буфет, они встретились и плотно засели в курилке. Быстро ко мне оба! И никаких перерывов больше – до конца. Все уже собрались, кроме вас. Пулей, понятно?!
Захар поспешно развернул носовой платок, вытер лицо. На белке его правого глаза лопнул мелкий сосуд. Подрагивающими пальцами майор оттягивал ворот серой форменной рубашки, пытаясь ослабить галстук.
– Санёк, ты вперёд ступай. А мы с Андреем кое-что выясним…
Как только Минц ушёл в коридор, Захар прижал Андрея к подоконнику и шёпотом спросил:
– Слушай, ты, когда с известным лицом расставался, договорился насчёт связи? Хотя бы в экстренных ситуациях?
– Нет. Мне, понимаешь, не до того было. Хотя есть одна зацепка – он дал рабочий телефон. Сказал, что можно звонить, но говорить очень осторожно. Там по всем комнатам стоят параллельные. А работают одни бабы. Сам понимаешь – развлекаются прослушкой. Он потом сам назначит встречу, когда узнает, что нужен мне. А по поводу чего, собственно, сыр-бор? Вроде, всё удачно сложилось. Опять неприятность?
– Мягко сказано. – Захар страдальчески скривил лицо, и у Андрея разом испортилось настроение. – Пока ты там куролесил… Ладно, значит, на работу ему сегодня уже не звякнуть. А домашний номер не знаешь?
– Он квартиру снимает, так что по справочному не пробить. Кроме того, и свои могут слушать. Лучше не рисковать. Так скажи, в чём проблема! Чего голову морочишь? Вместе бы и подумали…
– Вместе и подумаем. Весь отдел, кроме тебя, в сборе. Пошли. – Захар круто повернулся и зашагал по коридору. – Мне же перед генералом опять на ушах стоять придётся! Нос вытащили, так хвост завяз. Заслушать тебя сегодня, увы, не можем. Но без Озирского оперативка – не оперативка. Только ты не садись сейчас рядом с Санькой. Христом Богом тебя прошу. Опять, как мои сыновья, начнёте драться ногами под столом – знаю я вас! А тут речь идёт о жизни и смерти десятков, даже сотен людей. Вот так, друг любезный!
И Захар, открыв дверь в свой прокуренный, наполненный гулом голосов кабинет, легонько толкнул Андрея в спину. Как только они вошли, шум стих. Капитан радостно втянул ноздрями запах одеколона, пота, табака, машинного масла – он снова был среди своих.
* * *