Время «Ч»

– Какая база-то? – не понял Стеличек.

– Овощная, Приморская.

– И чего хотел?

– Чтобы товар в ангарах держали, не пускали в продажу. Сейчас такое время, что цены вниз идут, а мы терпим убытки.

– Сколько дал? – усмехнулся Стеличек.

– Двадцать пять кусков.

– Дёшево, однако, столковались. Молодец, Альфред. Вижу, умеешь вести переговоры. Или ты просто напомнил завбазой про семью и старых родителей?

– Да нет, я так не работаю. Взять на понт любой амбал может. А мы сперва всегда культурно разговариваем. Кому же «бабки» не нужны в наше время? Главное, поместить их правильно. Скоро бакс вверх попрёт, как бамбук, и завбазой об этом знает. Ничего, в убытке не останется.

– Вы и властей не опасаетесь, я погляжу? – Дмитрий вернулся в своё кресло, задумчиво оглядел Альфреда. Тот не понимал, что именно означает этот взгляд, и опять насторожился.

– А власти тоже из живых людей состоят, – не показывая своего волнения, ответил гость.

– Резонно, – заметил Инопланетянин. – Ну, старайся дальше – тебе зачтётся. Уж я-то точно отмечу, если понравишься. Ну, вроде, на сегодня хватит. Я сказал всё, что хотел. Когда поедешь обратно, смотри в оба. Хаза твоя где?

– Я так сразу и не могу сказать… Короче, часто бываю в гостинице «Выборгская», а живу на Российском проспекте.

– Это где такой? – удивился Стеличек.

– Правый берег Невы, у речки Оккервиль.

– Баба у тебя там, что ли?

– Да… Надоедает в казённой обстановке. Хочется домашнего тепла.

– А сейчас куда направляешься?

– К Ншану. Я же должен передать всё то, что вы сказали.

– К Ншану сейчас не надо – слишком откровенно получится. Мой тебе совет… Если ты в гостинице законно живёшь, езжай лучше туда. Оглядись хорошенько, перебери в памяти все «тачки», что крутились около тебя. Проверь потом, нет ли какой-то из них на парковке у «Выборгской». Ншан где тебя ждёт?

– На площади Льва Толстого, в том доме, где аптека. В восемь я должен быть там.

– Придётся обождать со встречей. – Стеличек взглянул на часы. – Да, Альфред, заговорились мы с тобой! У меня сейчас будет новый гость, а Татьяна уехала. Развлечь его некому, придётся сразу впускать. – Стеличек поднялся, показывая, что аудиенция окончена. Вскочил и Журбаев – радостный, взволнованный и испуганный одновременно.

Дмитрий лично проводил его до дверей, немного постоял, закрыв глаза и прислонившись к стене затылком. Потом быстро прошёл обратно в комнату, взглянул в окно из-за шторы. Журбаев как раз открывал дверцу «Вольвочки», а вокруг всё блестело, искрилось, играло – после грозы выглянуло вечернее солнце. Потом Альфред сел за руль, повозился немного внутри и стал выезжать на Гороховую.

Стеличек проследил, не тронется ли следом другая машина, но всё было спокойно. Думая о том, как выходить на Кима и Додонова, он взял со столика рацию.

– Пятый, слышишь? Веди «Вольво» цвета «форель»… Видишь её? Докуда? До «Выборгской». Проверь, нет ли за ней «хвоста». Что заметишь, сразу докладывай мне. Ясно? Всё, давай, жми. Если вдруг повернёт не к «Выборгской», встретится с кем-то в пути отзвонись тоже. Ну, с Богом!

Дмитрий раз взглянул на часы, подсчитал, что до прихода нового гостя остаётся три минуты. Но он не торопился, а лениво наблюдал за синим «Фиатом», который поехал следом за «Вольво» Журбаева. Заодно подумал, что, если Альфред сейчас заметит слежку, из него выйдет толк.

Потом он сел на диван из ореха, с обивкой, затканной розами и положил под локоть тугую подушку китайского шёлка с кистями. Подумал, что надо бы сварить кофе, но сразу же решил не утруждаться. Через час, после ухода последнего визитёра, Дмитрий должен был ехать в ресторан гостиницы «Прибалтийская» на встречу с одним из поставщиков, сулившую выгодные контракты.

На этого иностранного господина требовалось произвести наилучшее впечатление, чтобы товар не перехватили другие. Там как раз и можно было поужинать после трудов праведных. Все концы приводных ремней, обеспечивающих безотказную работу звеньев группировки, Стеличек держал в своих руках. Благодаря суперсовременной рации он постоянно был на связи и, в случае чего, мгновенно разруливал ситуации, решал вопросы. Он надеялся, что и сейчас поставщик всё поймёт и не осудит, если партнёру придётся отвлекаться на разговоры с подчинёнными.

Передышка закончилась, и Стеличек легко встал с дивана. Ни от одного из агентов сигналов пока не поступало. Он знал, что Татьяна приготовила ему шикарный костюм, все аксессуары к нему, и из-за этого можно не париться. А пока он останется в тельняшке и клёшах, как уже привык, и подумает над предложением, которое передал Журбаев.

Сделка с «базарными» сулила большую прибыль, и потому их нужно было удержать. Впрочем, другого такого продавца Ншан Тер-Микаэльянц в Питере не найдёт. А в другом городе, включая Москву, просто нет этих возможностей. В столице, к тому же, работать опасно, граница далеко, ментов гораздо больше, чем тут. А о провинции и речи не идёт – там вообще нет никакого товара, одни железки едва ли не времён войны.

Ншан же предпочитает современные средства связи и вооружение, и деваться ему некуда. Впрочем, никогда нельзя себя переоценивать – это может дорого обойтись. Дмитрий всегда помнил, к чему привела покойного дядю его самоуверенность, и старался этих ошибок не повторять. Вопрос только в том, выделит ли Ншан своих людей на время подготовки и проведения операции. Если по-настоящему заинтересован, то должен пойти навстречу. Да, неплохо было бы без всяких помех, после возвращения из ресторана, связаться с базой в Выборге. Впрочем, впереди ещё целая неделя – успеется.

В дверь позвонили внезапно, хоть Стеличек этого и ждал. Он, не спеша, поднялся с дивана, причесал перед зеркалом свои длинные волосы, тряхнул золотой цепью на запястье. На всякий случай проверил свой «кольт» – этот посетитель не вызывал у него особого доверия. Уже открывая дверь, он подумал, что перед поездкой в «Прибалтийскую» нужно позвонить Татьяне и тёще, которая на днях должна была улететь на средиземноморский курорт. Этой зимой Анастасия Дмитриевна потеряла мужа, потому врачи наперебой советовали ей полечиться и расслабиться.

Опять лил дождь, хотя только что сияло солнце. В сплошной серой пелене падающей с неба воды надрывно звенели трамваи. Автомобили включили фары, но всё равно вместо ярких огней лишь мерцали желтоватые блики. Стеличек быстро подошёл к двери, глянул в «глазок» и увидел нового гостя в сопровождения Толика – оба были мокрые насквозь, встрёпанные и злые. Рация так и молчала – значит, пока всё шло по плану.

* * *

В буйстве непогоды проглядывало что-то запредельное, ужасное, и Захар Горбовский даже поёжился. Он смотрел на тёмное небо, по которому быстро неслись похожие на дым тучи. То и дело их прошивали сверкающие голубые нитки молний, а после утробно рычал гром. Почему-то на сердце было тяжко, хотя никаких оснований для этого, на первый взгляд, не было.

Грех жаловаться – всё идёт, как надо, а он просто переутомился. Уже не помнил, когда спал всю ночь. То и дело вскакивал к телефону, постоянно был в полной готовности ехать туда, куда прикажут. Сегодня вечером надо окончательно спланировать операцию по перехвату оружия, которое на днях должны ввезти в город. Совершается сделка между Дмитрием Стеличеком и Ншаном Тер-Микаэльянцем, самым опасным из всех главарей рыночной мафии.

Вчера погиб основной конкурент армянина – чеченец Хаджиев. Эта смерть дала Тер-Микаэльянцу возможность сильно упрочить свою власть в городе. Всё случилось позавчера, на Приморском шоссе за Зеленогорском. Но больше всего Захара и его ребят потрясло то, что «авторитет» и два его телохранителя были расстреляны с вертолёта, как волки. «Мельницу» найти так и не удалось – по крайней мере, никто в преступлении не сознавался. А свидетелей не было.

Грибники нашли три тела около прошитой из пулемёта иномарки. А потом, трясясь от страха, вспомнили, что рано утром над шоссе вроде бы шумел вертолёт. Саше Минцу пришлось, употребив всё своё терпение и обаяние, по словечку выведывать у шокированных обывателей, как именно всё произошло и что лично им известно.

В самом начале августа тот же Тер-Микаэльянц разделался с местным соперником, терроризировавшим крестьян Северо-Западного региона – Александром Гуровым. Тот драл за возможность торговать своей продукцией на рынках такую дань, что легче было просто выбросить излишки на свалку. И это в тот момент, когда почти страна питалась по талонам и стояла в бесконечных очередях…

Горбовский никак не мог отойти от окна, смотрел на яростный, инфернальный ливень. Ураганным ветром струи относило в противоположную от «Большого Дома» сторону и швыряло на облупленные стены зданий напротив. Окна, судя по всему, уже с трудом выдерживали напор ветра и воды. Захар даже удивился, что там пока не выдавило ещё ни одного стекла. Ужасающие раскаты грома заставляли подпрыгивать даже это мощное здание. Промежутки между ними становились всё короче, и грохотало небо с каждым разом сильнее. Захар почувствовал боль в висках, прикрыл раму и сел за свой стол.

Горбовский вспоминал сейчас последний разговор с Алимом Гюлихановым, коллегой из Владикавказа, которого специально командировали сюда с целью внедрения в группировку Ншана ещё полтора года назад. Пока, не сглазить бы, у Алима всё шло хорошо. Он был симпатичный, услужливый и сообразительный, а потому нравился главарю. Он также быстро вошёл в доверие к другим авторитетным «базарникам», и до сих пор вроде бы ничем себя перед ними не запятнал.

Здесь Гюлиханов работал под началом Горбовского, который дал ему указание не стеснять себя в средствах, если того потребует обстановка. Захар сильно рисковал, потому что Гюлиханова могли заставить, к примеру, исполнить какой-нибудь жуткий приговор, чтобы повязать его кровью. Алим, помня распоряжение Горбовского, может пойти на это, а потом угодить под суд.

Впрочем, пока, судя по всему, парню таких предложений не поступало. Алим за годы работы в милиции греха на душу не взял ни разу. Дай Бог, и тут проскочит – и без него убийцы найдутся. Правда, Тер-Микаэльянц объявил Гюлиханову, что сделает его своим телохранителем. «Повышение, однако!» – подумал Горбовский, соображая, как к этому относиться. Таким образом ведь можно потерять агента, а отказываться нельзя – враз навлечёшь подозрение.

Внедрение готовилось давно, и Алиму сочинили легенду, которой поверили Ншан с присными. Гюлиханов приехал в прошлом феврале на Торжковский рынок с товаром – большой партией гранатов. С тех пор он даже в мыслях боялся вернуться к прежней жизни. Встречаться с Горбовским ему удавалось редко и ненадолго. Сейчас, на заключительном этапе операции, агент был напряжён до предела, хоть и не показывал этого.

В последний раз, когда глубокой ночью Горбовский подъехал на Ржевку, Алим ждал его в квартире Люды Масик, игравшей роль любовницы жгучего брюнета. Люда была их сотрудницей, старшим лейтенантом, но на Литейном практически не появлялась, чтобы иметь возможность изображать из себя обычную потаскушку.

– Захар Сысоич, нам с вами больше видеться не следует, – сразу же заявил Гюлиханов. – Вроде бы, всё спокойно, но нутром чую засаду. Надо подумать, как нам связаться, когда я выясню главное…

Тогда тоже была дождливая, уже кромешно-тёмная ночь, но без грозы. Капли монотонно стучали по подоконнику, навевая тоску и тревогу. Люда, закутавшись в радужную шаль, курила сигарету за сигаретой, и Захар видел, что тонкие пальцы её заметно дрожат.

Майор и его агент сидели за раскладным столом, на полированной поверхности которого белели кружевные салфетки. На одной из них – накрахмаленном ромбе – стояла пепельница из плавленого хрусталя. Тяжёлые, зелёные с серебристым рисунком, портьеры наглухо закрывали окно.

Горбовский, услышав слова Гюлиханова, не донёс спичку до сигареты:

– Что, чувствуешь неладное?

Гюлиханов пожал плечами: