– Это улица,– возразила она.
– А эти комнаты, неужели все они пусты!
– В них спят, и ты не должен делать музыку громкой. Им завтра рано вставать, чтобы не опоздать на работу.
– Это всё не то,– пробормотал я.
– Конечно,– сказала она, и мне показалось, что она улыбнулась.
– Что же мне делать?– сказал я.
И она протянула мне что-то, и я спросил: "Что это?"
– Спички,– сказала она и указала мне на тёмный предмет на полу.
Я присмотрелся.
Это была длинная палка с намотанной на неё обгорелой промасленной тряпкой.
Я пнул её ногой.
– Я не питаюсь объедками.
– За это я тебя и люблю,– сказала она.
– Значит, тебя зовут Любовь?
– Это не имеет значения. Я прихожу не на зов. Я не питаюсь объедками.
– Ты знаешь, кажется, я люблю тебя.
– Конечно,– сказала она, и мне снова показалось, что она улыбнулась.
Сценарий №2
Тигр опять сожрал дрессировщика. Когда же эти тигры оставят людей в покое!
Обнажённая женщина расхаживает по манежу, помахивая окровавленным куском мяса. Из мяса торчит кость. Женщина ухмыляется и покачивает бёдрами. Монеты падают, зарываясь в пахнущие зверем опилки.
– Так значит, уходите,– ему жарко, он страдальчески обмахивается программкой.– Уезжаете.
– Да, уезжаю.
– Покидаете свою страну в столь решающий момент. По мне, так это предательство. Судить бы за такие вещи,– он добродушно смеётся.
– Судить? За что же?
– За вред, наносимый металлу борьбы.
– Поэтично, но неясно.
– Что будет, если все так начнут удирать? Кто же тогда поведёт борьбу?
– Борьбу? Но за что?
– За идеалы.
– Когда жизнь лишается смысла, начинают говорить об идеалах.
– Это безобразие так говорить. Вы обращаетесь со словами так, как будто они ваши наложницы.
– Когда я смотрю в зеркало, то вижу человека, а не толпу.
– Вот-вот. Это называется индивидуализм.
– Человек никогда не был в Париже, ему это досадно, право. И вот, он достаёт карту города и начинает изучать названия улиц, площадей и кладбищ. Он заучивает эти названия наизусть и считает, что теперь он знает Париж лучше кого бы то ни было.
– Ну и что?
– Ничего.
– Ладно, я не настолько развит, чтобы притчи разгадывать. Одно я знаю. Только идея чего-нибудь стоит в этом прогнившем мире. Верность идее – вот первое качество в человеке. Верность идее и воля к победе.
– К победе кого над кем?
– К победе справедливости. Разве мир справедливо устроен?
– Я не люблю говорить на такие темы. Никто толком не понимает, что такое добро, справедливость, благо, но каждый может говорить об этом часами. И каждый будет говорить о своём.
– Это какие-нибудь аристократишки думают только о себе. Солидарность – вот что рассеивает всякую смуту. Вот путь народа.
– Волки солидарны в травле оленя?
– Я говорю о том, что весь разброд происходит от беспорядка. Нужно организовать массу, объединить её общим делом, и ясность возникнет сама собой. Что нужно этой массе, кто её враг, кого она должна уничтожить. Вот арена борьбы, вот манеж для действий, на нём неизбежны столкновения, и столкновения эти разрешаются только силой. Столкновения интересов, классовых, национальных, и тому подобное.
– Религиозных, расовых… Манеж для зверя.
– Да, вот вы говорите о звере. А что может противостоять зверю? Некая воздушная невесомая душа? Так, что ли? Но её место в раю, а в раю нет чудовищ. Винтовка, верный холодный ствол – вот что остановит зверя. Но конечно, это путь, который требует закалённых людей.
– Не людей – железо.
– Вот именно. Железо. Сталь. Не мечтателей- пустынников. Кулак, сжимающий знамя – вот наш парад. Железной колонной на горе трясущимся тварям. К новому, светлому миру. Мы идём вытряхнуть всю эту затхлость и хилость из заплесневелых мозгов цивилизации. Мы несём новую цивилизацию.
– Но я всё же не останусь ждать вашей победы. К тому же, я в неё не верю.
Он снисходительно кривит губы и хлопает меня по плечу. Потом поднимается, надевает эсэсовскую фуражку и вытягивается в рост. Оркестр играет марш. Надрываются трубы. Он взмахивает руками и начинает дирижировать. Из-за кулис появляются солдаты. Они поют, выстраиваясь правильными рядами, с автоматами навскидку. Оркестр играет всё громче, и всё оглушительнее звучит хор.
Я вижу оскалившиеся в ржании зубы. Я вижу пальцы на спусковых крючках. Я чувствую тошноватый запах зверя, и жирный пепел пачкает кресла.