Миллион на чердаке

– И окна застеклить не мешало бы… Как же вы сделали эту нишу?

– Да просто,– ответил он.– Разобрал кладку. Здесь толстые стены.

– И что?

– Ничего.

Мы помолчали.

– Так что же, вернёмся к нашему разговору?– предложил он.

Я молча пожал плечами.

– Холодает, может быть, всё же мы разведём костёр?

– Да,– кивнул я.– Сделаем шашлыки, и вы почитаете мне вслух.

– Напрасно иронизируете,– возразил он.– Взгляните.

– Что?

– На меня.

Я посмотрел на него.

– И что? Ничего особенного я не вижу. Одеты вы, правда, скверно, и напрасно не бреетесь…

– Потому вы и не хотите читать книги? А впрочем, зачем это вам, если у вас есть телевизор…

– Думаю, вы и сами обзаведётесь им как обзавелись электричеством,– сказал я с некоторым раздражением.– И жилище ваше вовсе уже не походит на келью отшельника – всё больше вы обустраиваетесь. Однажды, чего доброго, здесь будет новый пентхауз, когда вам надоест мёрзнуть или разводить каждый раз костёр, чтобы согреться. Жильцы и теперь не против вашего здесь присутствия. Однажды вечером я прогуливался во дворе и увидел, как поднимается струйка дыма от крыши рядом с общей трубой дымохода.

Он усмехнулся.

– Что делать, мне не всегда хватает тепла от общего дымохода…

– Вы живёте здесь, даже если думаете, что не живёте…

– Да, и знаю об этом не хуже чем вы.

– Среди этих людей…

– И не только.

– Что?

– Эта планета населена людьми, и мы живём среди них, и очень многих из них не знаем. Мы почти ничего не знаем и движемся наугад, и это как книги, которых мы не читали, поленились читать, или нас отвлекли более важные и существенные дела.

– Что вы хотите сказать этим? Все люди одинаковы.

– Все люди разные,– напомнил он мои же слова.– Вот, например, вы ищете клады?

– Как Турцев?– сказал я.

Он улыбнулся.

Турцев Семён Никифорович искал клады, но до сих пор не нашёл даже битой тарелки.

Он жил на втором этаже с семейством – сын двадцати пяти лет, две незамужние дочери и жена.

Поправить несчастное положение могла только находка сокровищ, поскольку Семён Никифорович давно уже не получал никакой зарплаты, и надеяться на её прибавку не приходилось. Жена оптимистических взглядов его не разделяла – она трудилась.

Дочери, Анна и Ефросиния, замкнутые и некрасивые, жили в одной комнате, учились в одном институте, и надеялись на замужество, а их старший брат, вместо того чтобы приводить в дом женихов, сам надумал жениться.

Его зовут Игорь, он мой ровесник и хороший приятель. Мы вместе работали на погрузке в Рыбном порту. Невесту его, как выяснилось, я тоже хорошо знал. Одно время мы жили с ней по соседству и даже ходили в одну школу, только она на шесть лет младше, и пошла в первый класс, когда я пошёл в седьмой, так что близко знакомы мы не были, да и не могли быть. Честно говоря, я почти и не замечал её. Потом переехал сюда, на эту улицу, и за годы, что я не видел её, она стала хорошенькой девушкой с роскошными каштановыми волосами, глазами, от которых не оторвать взгляд, прелестной фигуркой и вкрадчиво мягким голосом.

Разумеется, я не узнал её, а она призналась мне, что тайно была влюблена в меня в школе.

Что говорить, мир тесен, а город мал – с Игорем мы живём в соседних домах, а познакомились на работе. И вот, он женится на Ирине, той девочке, с которой когда-то я ходил в одну школу.

Сын собирался жениться, а отец всё искал клады.

Где-нибудь в другом городе это его увлечение выглядело бы смешным и нелепым, здесь же он не более чем один из тех, кто ищут немецкие клады.

Прежние жители Кёнигсберга тысячами, сотнями тысяч бежали из города в страхе перед наступающей Красной армией, но в надежде вернуться, зарыли в эту землю немалые ценности.

Многие клады были найдены сразу же после войны, что-то было найдено позже. Одно время город был даже охвачен настоящей лихорадкой кладоискательства, потом она постепенно утихла, но до сих пор остаются те, кто ищут свои, не найденные другими богатства, как грибник ищет грибы в лесу, много раз истоптанном до него.

А ведь есть и леса нехоженые, куда в послевоенное время не ступала нога человека.

Так, рассказывают, что будто бы где-то среди лесов ещё есть ненайденные особняки нацистских бонз и прусской аристократии, по-прежнему полные утвари и богатств. Их ищут, ищут старые карты.

Роют землю повсюду, не гнушаясь даже разрывать могилы.

А сколько сокровищ скрывают пески дюн, зыбкие и подвижные. Говорят, что где-то под ними некогда скрылся целый обоз с золотом и драгоценностями, и однажды тот самый ветер, что похоронил его под песком, вновь явит его миру. Кто будет первым, увидевшим это, и кто не хотел бы им стать?

Да и там, где живут люди, что знают они о стенах своих домов и тайнах, которые они хранят, о тех, кто жили в этих домах до них. А городские руины, развалины фортов… Не проходит и года, чтобы кто-нибудь не погиб в них.

Чего стоят одни катакомбы, проложенные под всем городом, неизученные никем. Многие из тех, кто отважился спуститься в них, не вернулись, их было так много, что власти приказали замуровать все входы в подземелья, но и теперь, как утверждают некоторые, в них ещё можно проникнуть потайными ходами.

Все знают одно – под городом есть ещё один город, и он как страна гномов притягивает мысли и будоражит воображение.

Что говорить, я и сам когда-то мечтал попасть в него, мечтал о сокровищах и порой представлял себе это так ярко и так подробно, что переставал замечать окружающее, целиком уйдя в свои мысли.

Я и теперь ещё мечтаю однажды проникнуть туда. Хотя все мы больше мечтаем, чем делаем…

Вот и выходит, что при всей своей чудаковатости Турцев не больший чудак чем, тысячи других горожан, а может, и все мы.

Тем более что весь этот дом некогда принадлежал одному семейству, должно быть, зажиточному. И если обследовать его метр за метром…