Я вошёл, и он включил свет в прихожей. Дал мне тапки.
Мы вошли в комнату.
Она резко обернулась и секунду-другую стояла вполоборота, ее руки были подняты к груди как для молитвы, но сложены не ладонями, а кулаками. Черты лица ее были как будто прорисованы карандашом, но вот по карандашу прошло ретушью, и ее лицо смягчилось.
Ее глаза темные, влажные в первый миг показались мне больше, чем были на самом деле, но все же у нее большие глаза, особенно по контрасту с маленьким ртом. Волосы рыжие, пышными локонами. Лицо бледное. А вот нос, пожалуй, великоват, да еще с легкой горбинкой. Но большие глаза и густые, длинные ресницы делают это не так заметным.
Если она когда-нибудь родит, она может, наверное, потолстеть. Во всяком случае, в ее худобе нет ничего болезненного.
"Привет",– сказал я.
Она кивнула и, опустив глаза, вышла из комнаты.
– Ты принёс что-нибудь?– спросил он.
– Да,– сказал я.
Я достал из пакета бутылку.
– Ставь сюда,– сказал он, кивнув на журнальный столик.– А у нас сегодня фирменное блюдо.
– Твоё?
– Называется "баклажаны по-холостяцки", но готовит их Женя.
Я вымыл руки и вернулся в комнату. Шторы были слишком желтыми, а обои слишком светлыми, но в комнате было чисто, просторно, и все аккуратно стояло на своих местах.
Сколько я его помнил, у него всегда все стояло на своих местах.
Мебели было мало, только белый шкаф в тон обоев, зеленый диван и такое же зеленое кресло. Лишней была только бра, которая должна была создавать уют, но выглядела как сигнализация воздушной тревоги.
Сергей сидел в кресле и пил водку.
– Ты уже?– сказал я.– А как же вино?
– Хочешь, присоединяйся.
– А вино?
– Оставим его Жене.
– Что-то случилось?
– Садись,– сказал он, кивнув на диван.
Я сел. Он подал мне рюмку и налил в неё водку.
Сергей производит впечатление уверенности и надежности, но я знаю, что он человек нервный и трусоватый. Его юмор служит ему защитой так же, как для меня это средство не сойти с ума. Впрочем он мило улыбается. В сочетании с высоким ростом, аккуратной стрижкой, правильным лицом, прямой спиной и широкими плечами это придает ему дополнительное обояние.
При этом он умен, мягок и непритворно порядочен, даже добр, если это ему ничего не стоит и не чревато неприятностями и беспокойством. Но ко мне он снисходителен настолько, что может даже пожертвовать толикой своей безопасности.
Когда кто-то в шутку посоветовал ему похудеть, это прозвучало глупо так, что никто не засмеялся. Конечно, до моей худобы ему далеко, но назвать его полным значило бы погрешить против истины.
– Ничего не случилось,– сказал он, завинчивая крышку и ставя бутылку на пол.– Просто захотелось выпить водки.
– Ну давай выпьем.
Он кивнул мне. Мы выпили.
Вошла Женя, неся тарелки.
– Вы уже? А я?
– А для тебя есть вино,– сказал он.
– Ну так налей мне тоже.
– Принеси штопор с кухни.
Она принесла штопор и свою тарелку.
– Садись,– сказал ей Сергей, хлопнув по подлокотнику кресла.
– Там ещё оливки и всё остальное…
– Садись,– требовательно повторил он.
– Сейчас принесу,– сказала она и снова исчезла.
– Она очень волнуется,– объяснил мне он.– Ждала твоего прихода и наготовила там всего…
– Моего прихода?
– А что, не заметно?
– Да,– сказал я.– Заметно.
– Ну что, ещё по одной?
– Может, помочь ей?
– Сиди,– приказал он.
Женя принесла оливки, нарезанную ветчину, рис, салат из крабовых палочек, хлеб, вилки, ножи и бокал для себя.
Сергей налил ей белого вина.
– Надо зажечь свечку,– сказала она, вставая.