Семь фонарей, то взвесь из света этой ночью.
Он – весь в себе и тает тихо, но воочию.
И утром света круг неплотен, тьма полотна
Катает в жгут, к рассвету, пыль и воздух потный.
Вздох прилегает и дрожит, к воронке света,
И он уходит, словно жизнь, в которой нету, -
Ни сладких слёз, не расставаний горьких, гордых.
Ей, как и всем, так нужен сон, так нужен отдых.
Извивной[36 - извилистый] нАрочной[37 - посланец], чуть мрачной, ненарОчной
Морочит голову судьба собой, непрочной.
Дорога смотрится, глядит, а путь недальний.
И звездопад, как моросит. Рассвет скандальный,
Он алых щёк от возмущения не спрячет,
Но нам желает, что ж ещё?! Её, удачи…
Иней…
Месяц блекнет на подоле утра.
Исцарапан ночью, вечер плачет:
"Да за что мне это?" – иней пудрой
Очертил, наметил, обозначил,
Подчеркнул, не тратясь на движенья.
Он умел и кто ещё так сможет, -
Графикой холодной выраженье.
От тепла оттает, занеможит,
И дождётся маленькая птица
Горсть воды, напиться и умыться.
Сочных листьев разрисованные лица,
Бледных линий утончённость и белица[38 - удалившиеся от мирской суеты]…
Всё растает. Никого не потревожит.
Ты сумел. И каждый это может.
Мы сами…
Слыть или быть – задача не для многих
Путей мы ищем ровных и пологих,
Нетрудных. Нудными себя не признавая,
Иных во всём нелестном порицаем
И, утомлённые хвалой себе самим,
Мы с чистой совестью себя прощаем. К ним,
Другим, чужим, немилым – равнодушны.
Самодовольны, смирны и послушны
Лишь только тем, кто помыкает нами.
Да кто ж они?! Мы сами. Сами? Сами! -
Ступаем, суетимся, – всё безвольно,
И постоянно этим недовольны.
А виноваты? Да, конечно, безусловно.
А счастливы? Примерно. И условно.
В такой манере неизбывной, окаянство?
Не лучшей меры проявлений постоянства…
Следы в лесу
Записки лета в клочья рано ночью.
И поздно днём, а пень слегка обточен
Неровно, сбоку. Дух лесного вепря,