Улыбка вечности

В это время кто-то постучал в дверь. Анна открыла.

– Паша выйдет? – Улыбаясь на все два имеющихся черных зуба и еле стоя на ногах, спросил алкаш-сосед.

– Не выйдет! Вы достали уже! Идите отсюда и не смейте больше здесь появляться!!! – Яростно заорала вдруг Анна, которая обычно старалась хоть относительно держать себя в руках.

– Чегооо кричать-то? Дурында! – Попытался возражать алкаш, плюнув прямо на порог. – Будешь злой и никто на тебе не женится! Воооо как! А будешь лааапочкой и сам на тебе жжженюсь! Ты, вввроде, ничего такая. Но тощая, вредная, бестолковая наверно, но сссжалюсь – сойдешь на худой конец! Хоть яичницу варить научилась или совсем руки не с того места? – Алкаш оценивающе-пренебрежительно взглянул на Анну и сделал шаг вперед, пытаясь то ли приблизиться к ней, то ли войти в квартиру.

– Убирайтесь отсюда или клянусь – вам будет плохо! – Тихо и хладнокровно сказала Анна, преградив ему путь вытянутой вперед шваброй, той же шваброй громко стукнула по полу. – Я сказала убирайтесь прочь! – Уже почти яростно закричала Анна. В ее голосе звучала реально угрожающая нотка, прозвучавшая с такой уверенностью, что алкаш отшатнулся. Он растерянно на нее посмотрел и снова плюнув на пол, медленно побрел прочь.

Ярость Анны всегда была в большей мере связанна с тем, что она реально боялась пьяных людей. А вот бояться она ненавидела и выходила из себя от беспомощности перед этим недугом. Сейчас же она чувствовала ту раздирающую злость на отца, которую всегда запрещала себе чувствовать. Она была уверенна, что нет большей беды и боли чем та, которую причиняют те, кто должны быть силой, опорой и защитой.

Она, рыдая, вытерла мокрой тряпкой плевки алкаша, сдерживая тошноту. Потом, рефлекторно обняла швабру, словно ей была необходима хоть какая-то помощь, хоть наличие неодушевленного предмета, которая только что удачно подвернулась под руку и помогла. Она молча сотрясалась от рыданий, а успокоившись долго смотрела в пустоту перед собой.

Далее пришлось в очередной раз взять себя в руки. Она открыла окна, чтобы проветрить дом и начала убирать, отстирывая все подряд. К вечеру Анна устала настолько, что не могла и пошевелиться, просто сидела на своем идеально чистом полу и радовалось приятному запаху свежести, тишине и даже своей усталости, от которой и вся злость прошла. Внутри не осталось ничего, кроме пустоты и каких-то свободно блуждающих мыслей.

«Труд сделал из обезьяны человека, а безделье наоборот – превращает человека в обезьяну! … И вообще, что, если жизнь бьет в те места, через которые указывает на индивидуальную дорогу? Кажется, кузнец так заламывает раскаленное железо в необходимую форму с помощью молотка… Не может же все происходить случайно? Не может! Или мой Бог слишком хорошего обо мне мнения и переоценивает мои способности, мою выносливость. А я в один день просто кончусь и уже не смогу взять вверх над обстоятельствами! Исчезну как пар, поднимающийся с тарелки супа. Ой, блин, кушать хочу. Откуда эти мысли о смерти, когда всего лишь голодна? Правда голодна как стая диких кошек, а не одна лохматая штучка. Может я подыхаю и бред в голову лезет? Интересно, о чем обычно думают, умирая? Ощущение не из приятных наверно и на душе несомненно дрянь какая-то должна быть. Стоит ли расслабиться и созерцать происходящее, если нет сил бороться? Да и с чем мне бороться? С пьющим отцом? Словно я не способна его принять и любить таким, словно хочу исправить и изменить под свои потребности и удобство. Да, себя я люблю больше. Иначе бы давно сошла с ума. Не знаю, чего заслуживаю я, но и он заслуживает более благодарной и доброй дочери, а ему досталась я – тварюшечка! Мы стоим друг друга! Что бы поесть-то? И живот снова урчит, руки дрожат, кожа опять покрылась сыпью от чистящих средств и ручной стирки, спину ломит. Надо взять в кредит стиральную машинку со следующей зарплаты. Интересно, я чувствую себя несчастной или я и есть несчастная?» – выдавив из себя ироничную улыбку, от которой снова захотелось плакать, проговорила Анна. Она часто болтала что-нибудь вслух, оставаясь одной дома.

В это время снова постучали в дверь и брови Анны недовольно сжались. «Ну зачем портить такой замечательный момент? Отстаньте вы все раз и навсегда!» – снова вслух проговорила Анна, ожидая, что нежеланные гости сами уйдут, но нет – в дверь снова постучали. Анне пришлось встать.

На пороге оказался Федор Иванович. Он молча на нее смотрел. Она тоже застыла на месте и только вспомнив, что на ней старая, изношенная и даже дырявая местами футболка с такими же старыми, короткими штанишками, а волосы растрёпаны, глаза заплаканы – она вдруг, осознала всю нелепость своего вида и смутилась.

– Простите. Уборка измотала. – Виновато проговорила она.

– То есть в дом не пригласишь? – Выдавив из себя улыбку, спросил Федор Иванович. Он не мог не заметить заплаканных глаз Анны и это сразу вызвало в нем острую боль и тревогу.

– Ой, да, простите. Проходите.

Хоть тому, что в старой квартире идеально чисто в данный момент, Анна была рада. Грязи она стеснялась больше, чем бедности.

– Простите, не могу предложить кофе или выпивки. Так уж вышло, что еще не успела сходить в магазин, а запасов не осталось. – Смущенно проговорила девушка.

– Давай уже на «ты». Если позволишь, то кофе тебе предложу я, только в другом месте. Тебе придется переодеться и уехать со мной.

– Я буду рада! Но сперва мне надо принести еды отцу. Он спит и скоро проснется. Так что, посиди здесь минут десять, а я пока сбегаю в магазин.

– В таком виде идешь на улицу?

– Не надо меня стыдить. Эта улица видела виды и по хуже. – Обиженно ответила Анна.

– А я говорю не о плохом, а о прекрасном. Эта одежда тебе мала, наверно со школьных лет осталась. И она слишком облегает твое идеальное тело. Я не хочу, чтобы на тебя оценивающе смотрела толпа мужиков, сидящая на беседке у подъезда. – Искренне и прямо ответил Федор Иванович. – Давай за продуктами схожу я, а ты пока собирайся. Нам надо ехать.

– Но…

– Сейчас не время перечить. Пожалуйста, просто соберись. Я быстро вернусь. Есть какие-либо предпочтения? Что любит твой отец?

– Подойдут любые продукты – хлеб, сметана, колбаса. Суп сварю ему уже завтра. Нет, мне не удобно. Давай, все же, я сама схожу?

– Нет. Бегом одеваться! – Мягко, но повелительно произнес Федор Иванович, уже направившись к выходу.

Федор Иванович вышел, оставив ошеломленную Анну стоять в центре кухни. Она реально была уставшей и голодной к тому же – ни на какие возражения и сил не было. Более того, ей было очень радостно, что он пришел и что он такой весь абсолютно нормальный, здравомыслящий, адекватный мужчина.

«Я уже боялась, что вчерашнее было сладким сном. Но нет. Неужели, мне повезло и он действительно меня выбирает? Это не игра? Может я счастливица?» – улыбнувшись неожиданно беззаботной и счастливой улыбкой ребенка, получившего самую желанную шоколадку, проговорила она. Она посмотрела на швабру и с благодарностью кивнула, как кивают другу, который в худшие минуты был рядом. После схватила нарядные вещи и побежала в ванну.

Федор Иванович вернулся с тремя большими пакетами продуктов.

– Ты что, на месяц вперед все накупил? – Проговорила, снова смущенная Анна. Но принялась быстро все убирать по полочкам и в холодильник. Добравшись, напоследок, до большой упаковки с отборными орехами и сухофруктами, она открыла упаковку и стала аппетитно есть. После подошла к нему, он сидел на старом диване и ждал, пока она разберется с пакетами. Она уселась рядом и стала кормить его с руки. Он же не мог наглядеться на ее изящные, но слегка детские повадки. И тем более не мог насмотреться на милые и любимые черты лица, на довольную улыбку и искорки радости в заплаканных глазах.

– Так, нам, вероятно, следует уйти, пока папа не проснулся. – Вдруг, опомнившись, протараторила Анна.

– Нам надо прятаться имеешь ввиду? – Пристально на нее посмотрев, спросил Федор Иванович.

– Нет. Прости. Я просто не знаю, что ему сказать. Лучше потом позвоню и скажу, что я у подруги. Врать плохо, но иногда надо. Не осуждай меня за это.

– Да, нам пора ехать. И я вовсе не осуждаю. Но… – Федор Иванович, замолчал, явно что-то обдумывая. – Иди, буди отца.

– Ты уверен? Сам и будешь с ним разговаривать и объясняться. Я не могу это делать. – Растерянно проговорила Анна.

– Буди. Разберемся. – Уверенно ответил Федор Иванович.

Вскоре на кухне появился отец Анны. Федор Иванович, который долгие годы был его начальником, вдруг сел с ним за один стол и максимально уважительным тоном попросил руки его дочери. Отец ответил, что только сама Анна должна решить за кого выходить замуж. Анна утвердительно качнула головой на вопрос отца и пара получила благословение.

Так начался новый этап совместной, брачной жизни для Анны и Федора Ивановича. И те, кому недавно некого было обнять кроме швабры и уж тем более не с кем поговорить, кроме как с собой и с пространством, иногда получают свою долю везения и счастья от неведомых сил и лучших людей.

Адаптироваться к новым условиям, для Анны не составило особого труда. Более того, супруг у нее не поменялся ни в своей заботливости, ни в понимании ко всему происходящему, ни в нежности или трепетном к ней отношении. Он действительно ее любил и всеми способами заботился о ее благополучии. Даже отца ее отправил на год лечиться в частную клинику, чтобы она перестала о нем переживать. К возвращению из клиники, старая квартира с пагубными соседями была продана и куплена новая с ремонтом, обставленная со вкусом и находящаяся в престижной зоне оздоровительного санатория. Соседи были приличными, вокруг парки, водоем и зелень, а район безопасный, под наблюдением.

Анна расцвела на глазах. Конечно, красивой она была и до встречи с Федором Ивановичем, но только с ним в ней появилась уверенность в себе и внутренняя гармония, словно она впервые в жизни обрела опору и веру в благополучие сегодняшнего и завтрашних дней. Со временем она научилась дышать полной грудью.

С работы она ушла и занялась преподаванием танцев, открыв свою студию. Возможности теперь позволяли с легкостью реализовывать многие мечты, а скромный в личных нуждах Федор Иванович, большую часть своего ежемесячного заработка автопереводом пересылал на карту любимой супруги. При чем он редко интересовался тем, на что Анна тратит деньги. Ему хватало того, что она относительно беззаботна и довольна, а он может этому способствовать.

Вскоре вокруг Анны образовался совершенно новый для нее контингент и круг общения. Теперь она дружила с друзьями Федора Ивановича, с семьями предпринимателей, со многими успешными бизнес-леди. Она неустанно ходила на всевозможные тренинги по личностному росту, завела своего коуча и фитнес-тренера, путешествовала по миру, учила языки, изучала культуру и искусство, бытность разных народов.

Она росла и развивалась, но что-то паранойяльно-истеричное периодически появлялось в ее стремлении к превосходству, словно она внутри себя все еще убегала от бедной девочки из прошлого, а та с грустными глазами призрачно встречалась ей в каждом новом дне с молчаливой просьбой – «Пожалуйста, не отвергай меня! Умоляю, оглянись, не бойся меня. Я тут. Мы нуждаемся друг в друге и в целостности». Анна понимала, что не хочет и действительно боится оборачиваться, боится, что та одинокая и грустная девочка может привнести прошлое, свою несчастность в настоящее и разрушить ее новый мир.

Среди множества знакомств обозначилась и Маргарита Таминова, которую все называли «Мара». Да, она была странной, экстраординарной, интересной и то ли слишком умной, то ли слегка безумной, но все это придавало ей особого шарма и привлекательности. Вокруг нее всегда были идущие по ее пятам вдохновленные почитательницы и ученики. Она позиционировала себя как коуч, психолог (правда с незаконченным высшим образованием), экстрасенс, ясновидящая, яснослышащая и что-то подобное еще, что запомнить бывало сложно. При этом она была единственной дочерью женщины-чиновницы, которая когда-то в молодости просто решила верить в большую любовь, а по факту была брошена отцом своего ребенка в самом начале беременности. Влиятельный дед нашел ребенку няню и воспитателей, а любимую дочь отправил работать в местную городскую администрацию. Благо, денег и связей в данной семье всегда хватало.

Мара была красивой: белокожей, с черными, как редкий алмаз, глазами, с густыми, черными, кучерявыми волосами до пояса, худенькой, но с выраженными формами, высокой. Многие мужчины попадали в плен ее чар, о чем говорило как минимум то, что в ее доме всегда было множество огромных букетов цветов и обилие подарков. Чаще всего она и не помнила тех, то их присылает, но искренне любила и принимала внимание и заботу, принимая это знаком и комплиментами от самой вселенной.

Мара и Анна сдружились почти моментально. Сходства глубинной сути и их перекликаемость между двумя людьми преодолевают преграды социального и внешнего не особо замечая препятствий.

На одной из дружеских вечеринок в клубе «Светоч», Анна явилась с Марой после их совместного посещения тренингов в тематике женских медитаций и йоги. Все внимание сразу переключилось на девушек. И если Анна все же оставалась для всех уважаемой супругой уважаемого Федора Ивановича и все вели себя с ней максимально учтиво, чему она старалась соответствовать, то Мара сразу, что всегда было в ее поведении характерной чертой, снесла своим присутствием все принятые нормы. Она сразу захватила все внимание и отвечая на вопросы о роде ее деятельности, уселась по центру зала и стала увлеченно, очень красиво и с очевидной любовью к теме, рассказывать. Сперва она объясняла что-то о притяжении между людьми, потом о вибрациях и частотах человеческого существования, а после медленно перешла к насущной теме сексуальности и провела почти мини лекцию по сексологии. Казалось, что сложных тем, запретных или неудобных для обсуждения в среде взрослых людей, для нее просто не существовало. А один из ее почитателей вовсе стал утверждать, что само существование подобия Мары является половым актом жизни с миром.

Однако, когда в зал вошел задержавшийся в другом месте хозяин клуба, то есть Михаил, Мара замолчала. Они молча смотрели друг на друга так, словно их перенесло в другую реальность.

– Надеюсь, вы не женаты? – Вдруг спросила Мара с еле уловимым вызовом и ноткой неожиданного волнения, трепета в голосе.

– Невообразимо свободен! – Ответил Михаил с не менее загадочным голосом, что заставило Федора Ивановича удивленно ухмыльнуться.

– Сварить вам вкусный кофе? – Продолжила Мара.