Покажи мне, зеркало… Том 1

Перед широко распахнутыми дверями уже собралась огромная толпа обитательниц гарема, единственным развлечением в жизни которых была либо смерть, либо рождение очередного наследника. В первом случае, им удавалось вдоволь наесться халвы – невероятно вкусного и сладкого лакомства, которое готовили повара из обжаренной муки и масла с добавлением медового шербета, куркумы и корицы. Во втором же случае, если рождался сын, по приказу хана каждой доставался увесистый мешочек с золотом, который они могли припрятать до тех времён, когда на закате лет им будет позволено покинуть дворец и обзавестись собственным жилищем.

Все были так поглощены созерцанием того, что происходило внутри, что никто и не заметил внезапного появления повелительницы. Крепко сжимая изогнутый кинжал, Зейнаб попыталась было осторожно войти внутрь, когда внезапно заметила присутствие человека, один лишь взгляд на которого заставил её резко отпрянуть назад и бессильно заскрипеть зубами.

Хан! Он был там, с ней! Одинаково относящийся ко всем своим отпрыскам и их матерям, появляясь лишь в самый последний момент чтобы прочитать аяты из Корана и дать очередному новорождённому имя, на этот раз, он вёл себя совершенно по-другому. Ни на шаг, не отходя от своей ненаглядной Бану, он несмотря на протесты лекарей и повитух, рекомендующих ему выйти и переждать роды в своих покоях или саду, до самого конца держал её за руку, тем самым будто бы вливая в неё свои силы, подбадривая нежными словами, что несмотря на крики нежно шептал ей на ушко.

Зейнаб едва не затошнило от таких неприкрытых чувств. Это её он должен был так боготворить! Это ей, своей законной супруге и матери наследника, он должен был посвящать стихи и шептать нежные слова! Ей, а не какой-то худосочной англичанке с фарфоровым кукольным личиком, которое так и подмывало разбить сильным ударом кулака на мелкие кусочки!

Внезапно все словно по приказу смолкли. Наступила такая тишина, что можно было при желании расслышать и писк комара. Но вот, тишину нарушил звонкий плач новорождённого. Все замерли, ожидая момента, когда будет провозглашен пол ребёнка.

– Примите мои величайшие поздравления, государь, – протягивая повелителю свёрток, произнесла пожилая и очень уважаемая повитуха, которая когда-то принимала самого Шахбаз-хана, – у вас родилась дочь!

Дочь! Почувствовавшая невероятное облегчение, Зейнаб едва не расхохоталась во весь голос. Подумать только! Дочь! Проклятая англичанка оказалась настолько бестолковой, что не смогла подарить хану сына.

Она уже собиралась так же незаметно удалиться, когда до неё донеслись слова хана, пригвоздившие её к месту:

– Хвала Всевышнему, у меня родилась дочь. Бану, любимая, разве могла ты подарить большую радость, чем произведя на свет этого ангелочка?

Подумать только, эта негодяйка счастливо рассмеялась! Да-да, именно, и Шахбаз-хан – грозный правитель небольшого, но стратегически важного государства, словно мальчишка вторил ей в ответ. Крепко прижимая к себе драгоценный попискивающий свёрток, счастливый отец согласно исламской традиции произнёс над ней молитвы, призванные уберечь новорождённую от дурного глаза и козней шайтана, а затем, подняв дочь в вытянутых руках вверх, торжественно провозгласил:

– Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного, нарекаю тебя именем- Фарах, что означает – Радость. Ибо нет отныне для меня большей радости, чем ты, дочь моя!

Зейнаб больше было не до смеха. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, когда каждый старался приблизиться к малышке и поздравить счастливых родителей, она в вместе с преданной Гюльсюм вернулась прежним путём в свои покои. Слёзы жгли глаза, но она даже под страхом смерти не позволила бы себе пролить ни слезинки.

О, она отомстит! Она наберётся терпения и будет терпеливо выжидать подходящего момента, чтобы нанести решающий удар всем, кто посмел перейти ей дорогу!

Глава 2

Гызылдаг. Семь лет спустя.

– Ваше высокородие! Фарах ханум! О Аллах, куда опять подевалась маленькая госпожа? Ну почему её никогда не бывает на месте? Ох, и достанется всем нам за недосмотр. Госпожа, ну не пугайте вы так свою старую нянюшку, покажитесь…

Зажав ладошкой рот, я весело прыскала со смеху всякий раз, как кто-то из многочисленной прислуги пробегал мимо огромного раскидистого платана, в ветвях которого я пряталась, так ни разу не догадавшись взглянуть наверх.

Поделом им! Нечего было заставлять ребёнка с абсолютным отсутствием музыкального слуха, два часа кряду бренчать на лютне и пытаться петь, тем самым мучая не только его самого, но и всех окружающих, что имели несчастье не родиться глухими, и вынужденными терпеливо слушать ужасные завывания что он издавал.

Я искренне не понимала, как игра на лютне могла пригодиться мне в жизни, но, к сожалению, никого кроме меня этот вопрос больше не интересовал. Традиции предписывали ханским дочерям умение петь и играть на музыкальных инструментах, и, значит, я тоже должна была это уметь. А такая досадная мелочь, как отсутствие слуха, по логике мучителей, совершенно не должна была беспокоить мою драгоценную персону.

Но меня это беспокоило, и очень! Не в силах больше выносить этой пытки я, воспользовавшись моментом, осторожно улизнула в сад. Забравшись на самое большое дерево, я собиралась просидеть там до тех пор, пока все окончательно обо мне не забудут. А это, увы, вряд ли когда-нибудь станет возможным.

Прежде чем продолжить своё повествование, позвольте для начала представиться. Меня зовут Фарах, а если точнее, то Фарах ханум Шахбаз Шахин- хан гызы, что в переводе на ваш язык означает «княжна Фарах, дочь князя Шахбаза Шахина». Будучи любимицей отца и отрадой очей матери, я, вот уже семь лет кряду, вношу хаос и неразбериху в размеренную жизнь отцовского гарема, переворачивая всё с ног на голову к великому неудовольствию его распорядительницы, супруги повелителя грозной Зейнаб хатун.

Вообще, жизнь в гареме хана мало чем отличалась от султанского или шахского. Здесь так же царила своя иерархия, согласно которой каждый человек, находящийся здесь имел определённый статус. Благодаря вдалбливаемым с младенчества знаниям, я к этому времени уже точно знала, что самым низшим чином были обычные рабыни – бикеч. Именно с этого положения начинали все девушки, попавшие в гарем. Кому-то из них улыбалось счастье подняться по социальной лестнице, но большинство оставалось такими навсегда. В их обязанности входила уборка в помещениях дворца, обслуживание тех, кто находился на более высоком положении, выполнение различных мелких поручений, и всё это за мизерное жалование из казны.

Тем, кому удавалось выслужиться и привлечь к себе внимание высокородных обитательниц гарема, поднималось жалование и открывались двери в иной мир. Эти девушки могли надеяться стать наперсницами тех, кто стоял гораздо выше их на социальной лестнице. У них по-прежнему не было надежды когда-нибудь попасть на ложе правителя, но они, по крайней мере, могли по желанию выйти замуж за приличного человека после десяти лет службы.

Заветной мечтой для каждой рабыни было дослужиться до ранга пейк. Стать личной наперсницей и компаньонкой жены или дочери государя мечтали все. Их услуги хорошо оплачивались, не говоря уже о том, что они становились хранительницами всех главных дворцовых тайн. С ними считались, их боялись. Пейк обязаны были уважать все остальные наложницы. Это был очень солидный статус, практически максимальная иерархия в гареме, которой могла добиться простая наложница, не имевшая интимных отношений с правителем.

А вот тех, кому хотя бы раз посчастливилось провести ночь с государем называли- гёзде. Не зависимо от того было это единожды или несколько раз, гёзде отводились отдельные от остальных девушек комнаты и своя собственная прислуга.

Если гёзде удавалось заинтересовать правителя настолько, что он начинал особо выделять её среди остальных, то она становилась фавориткой – икбал. Фаворитки рожали государю детей и тем самым обеспечивали себе ещё большее жалование и положение. Роскошные подарки, драгоценности и заморские ткани – повелитель был щедр со своими любимицами.

Икбал родившая хану дочерей, называлась- гадын. Этот статус носила и моя мать, так и не сумевшая подарить отцу после меня других детей.

Но главной женщиной в гареме была – Баш-гадыны – фаворитка, сумевшая подарить повелителю главного наследника. Именно ей в наиболее частых случаях доводилось стать валиде – матерью будущего правителя. Её особый статус позволял управлять всем гаремом, который обязан был беспрекословно ей подчиняться. Такой женщиной при моём отце была Зейнаб хатун. Её власть в гареме была поистине безграничной, так как она была не просто матерью наследника, но и, согласно шариату, законной супругой хана. Не важно, что вот уже много лет хан не обращал на неё как на женщину никакого внимания, предпочитая проводить каждую ночь с моей матерью, Зейнаб ханум была истинной госпожой, спорить с которой не было позволено даже мне. Именно по её приказу мне предписывалось проводить все свободные часы за ненавистными занятиями, с которых я, набравшись храбрости, с завидной регулярностью сбегала, ну а потом, с такой же регулярностью, получала нагоняи.

Я так задумалась, что не заметила, как послышались шаги и под облюбованным мной деревом остановился человек. Не поднимая глаз, он, опираясь одной рукой о ствол, насмешливо произнёс:

– Эй, ты там часом не уснула? Предупреждаю, падать будет очень больно.

Джабир! Сын Зейнаб ханум и законный наследник владений отца, он всегда оставался для меня загадкой. Чувствуя его нелюбовь к себе, я всегда старалась как можно реже попадаться на глаза старшему брату, в свои шестнадцать лет славящемуся весьма крутым нравом.

– Как ты узнал? Джабир, пожалуйста, не выдавай меня! – взмолилась я. – Видеть не могу этот адский инструмент!

– Поверь, птенчик, – хохотнул он, – после твоих леденящих кровь завываний, слышных даже в моих покоях, я считаю своим святым долгом никогда больше не допускать тебя к музыкальной комнате.

– Спасибо, – благодарно проговорила я, ничуть не обиженная его нелестной оценкой моих музыкальных данных. Уж что есть, то есть.

От длительного сидения в неудобной позе на жёстком стволе у меня болело всё тело. Поёрзав на месте, я попыталась устроиться чуть поудобнее, когда услышала такое, от чего едва не полетела вниз головой:

– Я собираюсь ловить рыбу в горном озере, если хочешь, могу взять тебя с собой.

Это было невероятно! Старший брат впервые обратил на меня внимание, и я готова была из кожи вон выпрыгнуть, лишь бы с ним хоть немного подружиться.

В свои шестнадцать лет он был уже не невинным мальчиком, но мужем. Благодаря стараниям матери, у Джабира вот уже несколько лет как был собственный гарем, куда отбирались только самые юные и прекрасные рабыни. Взяв лучшие качества обоих родителей, Джабир был высок и физически развит. Чёрные, как эбеновое дерево, кудри красивыми кольцами опускались ему на шею, а пронзительные и глубокие, как ночное небо, глаза под густыми бровями приковывали внимание к удивительно красивому лицу. Я множество раз слышала, как вздыхали по нему все рабыни во дворце. Не надеющиеся привлечь внимание отца, которого вот уже много лет интересовала одна единственная женщина, они мечтали хоть на миг попасться на глаза его сыну, родив наследников которому, могли бы навсегда избавиться от несчастной доли, превратившись в райских птичек, украшающих гарем юного князя.

Я всё ещё раздумывала стоит ли всерьёз воспринимать его приглашение или нет, когда в самом дальнем конце сада заметила мать, внимательно оглядывающую каждый кустик попадающийся на её пути. Знающая меня как никто другой, не приходилось сомневаться, что уж она-то меня точно найдёт в самое ближайшее время, и тогда снисхождения не жди.

– Я с тобой, Джабир, – решилась я наконец, и ловко цепляясь за ветви принялась спускаться вниз. Разгадав мои намерения незаметно улизнуть, он, добродушно посмеиваясь, снял с плеч подбитый бархатом плащ и, быстро укутав меня им с головы до ног, подтолкнул в сторону одной из дорожек ведущей к выходу из сада, где его уже поджидали слуги с рыболовными снастями.

Сказать по правде, ловля рыбы оказалось вовсе не таким увлекательным занятием, как я считала прежде. Хотя, что об этом могла знать семилетняя принцесса с младых лет прежде никогда не покидающая пределов своей золотой клетки? Я и понятия не имела, что она бывает… живой?! Как же так? Разве её, ароматную, запечённую с луково-орехово-гранатовой начинкой и украшенной ломтиками лимона не приносят на серебряных блюдах прямо с дворцовой кухни? Неужели она, живая и совершенно неаппетитная свободно плавает в воде и ждёт, когда мой брат, о ужас, насадит на странный предмет с острым крючком именуемый удочкой жирного, извивающегося земляного червя, которого она поспешит проглотить?! О Аллах, и я это ем?! Да ни за какие блага на свете я больше не притронусь ни к одной рыбе! Хорошо, что баранину, которою я просто обожаю, не добывают таким варварским способом. Однажды, забежав на кухню за шербетом, я видела собственными глазами, как её, нежную и прожаренную со специями до румяной корочки, выуживают прямо из огромной печи на большом металлическом блюде.

Но вернёмся к рыбалке. Велев слугам держаться от нас подальше, Джабир зажав в руках снасти, велел мне следовать за собой прямо к воде и, пока я с нетерпением ожидала проплывающее мимо блюдо с рыбой, занялся описанными ранее манипуляциями всё больше и больше вводящими меня в шок. Всучив мне в руки одну из удочек, предварительно забросив в воду конец с крючком и смешным красным шариком, прыгающим по поверхности, он сел чуть подальше и, проделав то же самое со своей удочкой, уставился на неё как завороженный.

Мне было скучно. Устав глазеть на воду я обратилась к Джабиру с вопросами, но он неизвестно почему злобно шикнул на меня велев сидеть тихо. Обиженно насупившись, я, впрочем, не выпуская бесполезной палки из рук, показала ему язык и повернулась спиной.

Плеск воды и пение птиц успокаивали, зелёная пушистая трава манила прилечь и отдохнуть. Я и сама не заметила, как меня начало клонить ко сну. Но внезапно что-то произошло. Что-то очень сильное и быстрое стало вырывать удочку у меня из рук. Я испугалась, сон как рукой сняло. Памятуя о том, что шуметь было нельзя, я попыталась самостоятельно вырвать у наглеца, находящегося в воде конец верёвки, но куда там, силы были не равны. Тот, на кого я непременно пожалуюсь отцу так сильно дёрнул за верёвку, что потащил меня за собой. Не удержавшись, я плюхнулась в воду, больно расшибив коленку о камни.

Удочка вылетела из рук, но мне было уже не до неё. Сидя прямо в ледяной воде, я разрыдалась в голос. Плевать на то, что мне велели соблюдать тишину, мне было больно, мокро и очень холодно! А ещё мне было обидно, потому что вместо того, чтобы призвать на помощь всех лекарей ханства, мой старший братец, держась руками за живот, сложился пополам от смеха.

Выдержать ещё одно унижение просто не было сил. Вся, кипя от обиды и злости я схватила прямо со дна комок мокрой и склизкой грязи и запустила прямёхонько в ухмыляющуюся физиономию. Не успел первый снаряд долететь до цели, как в вдогонку ему полетел второй. Теперь уже и Джабиру было не до смеха. Подняв руки вверх в примирительном жесте, он помог мне выбраться из воды.

Намокшее от воды шёлковое платье превратилось в самое настоящее наказание. Облепив всё тело как вторая кожа, оно своей тяжестью тянуло меня вниз. Тщательно расчёсанные и заплетённые с утра в косы волосы также пришли в плачевное состояние, когда слетели стягивающие их ленты. Длиною до бёдер тяжёлые мокрые пряди рассыпались по спине и плечам, покрывая лицо мешали вздохнуть.

Приготовившись повторно разреветься, я была несказанно удивлена, когда, подхватив на руки, брат перенёс меня на поваленное неподалёку дерево и отведя волосы от лица взглянул в моё мокрое от слёз лицо.

Глава 3

Мне было стыдно и ужасно обидно за то, что из-за собственной несдержанности испортила начинающее налаживаться дружеское общение с человеком, который был в некотором роде для меня идолом. Заслужить одобрение Джабира было великой честью, как и большой глупостью было нажить в его лице врага.