Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Созидание. 1960 год

В вагон набегали через окно сумерки. Вагон всё так же мерно постукивал на стыках колёсами, тихо покачиваясь из стороны в сторону. Из репродуктора медленно лился вальс. Вадим и Анна сидели обнявшись, тесно прижавшись друг к другу. В купе, кроме них – других пассажиров не было. В дверь постучал проводник, предлагая чай. Вадим попросил принести из ресторана ужин. Анна пила вино не отказываясь, небольшими глотками, но много. Потом закурила польскую сигарету.

Вадим, склонившись к ней, говорил, что первый раз видит такую красивую женщину, жалел её и её тяжёлую жизнь. Анна смеялась, потом плакала, и опять смеялась, и говорила на ломаном путаном языке, называя Вадима паном.

Говорила, что очень ему благодарна за то, что он сочувствует ей, что она запомнит его на всю жизнь, как соотечественника, с которым её свела судьба так близко, после долгой разлуки с Родиной. Она обвила его шею белыми руками и шептала ласковые слова по-польски и по-русски. Она и в самом деле любила его. Он был для неё сейчас всем – потерянными родными, Родиной, с которой её предстояло опять расстаться, человеком, который пожалел её, соотечественником – и всё это вылилось в горячее, пьянящее чувство близости, желания любить, ощущать. Анна целовала Вадима, крепко прильнув к нему всем своим телом. Он ответил ей тем же…

До Киева они ехали вместе двое суток. И ещё два дня гуляли по цветущей столице Украины, а потом разъехались в разные стороны, каждый по своей дороге: она – в Брест, а потом – в Польшу, а он в Москву…

Они не встречались больше в жизни, но переписывались. Анна писала, что у неё от него родился сын, совсем такой же, как Вадим. Она любит его больше первого. Он для неё – всё: и воспоминания и любовь к Вадиму, и единственное счастье в жизни.

Алке вспомнились строчки из писем: – «Жить тяжело. Один Андрейка радует сердце». И ещё: – «Ты, Вадим, не сможешь забыть меня никогда в жизни, даже, если захочешь, потому что я люблю тебя, и у нас есть сын».

И Алке вдруг показалось, что разбито Алкино счастье, и Алкина любовь. Трещинкой, прочной трещинкой пролегла на всю жизнь между нею Вадимом любовь Анны и маленький Андрейка. Да, никогда Вадим не забудет, не сможет забыть это… А как же Алка? Алка была уверена, что Вадим заполнен одной только ею, Алкой, так же, как и она им… Ведь, она не может жить без него, она любит его, а он такой… такой… Алка не находит слов, и, задыхаясь от горечи страдания, впивается зубами в подушку. Вадим сидит молча, потом тихонечко дотрагивается до Алки рукой. Алка вздрагивает, и, прерывающимся голосом шепчет:

Уйди! Сейчас уйди. Я хочу одна… Одна…

Вадим встаёт, и, наклонив голову, выходит из комнаты.

А Алка думает и думает… Он писал Анне даже накануне свадьбы. А, что, если она приедет? Лучше сейчас уйти, уйти совсем, не мешать Вадиму, пусть встретит её, утешит. Алка вскакивает, и кидается к чемодану. Наклонилась, чтобы открыть, и в эту минуту что-то легко толкнулось внутри. Алка прижала руку к животу, и замерла. А что будет с её маленьким? А вдруг это будет – сын? Вадим так хочет сына. И будет он расти без отца, как и Андрейка.

Алка достала фотографию Андрейки и долго смотрела на неё. И ей было жаль его. Он так был похож на Вадима. И у Алки будет такой же сын, похожий на Вадима. Анна улыбалась на фотографии, но Алка уже не ненавидела, а жалела её.

Алка подумала о Вадиме, и удивилась, за что она возненавидела сначала Анну, ведь, виноват – Вадим. Он мог не воспользоваться слабостью женщины…

Но это было три года назад. Вадим любит Алку. Она знает, что он её любит. И Алка любит его. Надо написать ей, чтобы она не ждала больше писем, чтобы она знала, что Вадим женился, и, что у него тоже будет ребёнок, и, что он не любит Анну. И Алка представила, как Анна читает её, Алкино письмо и плачет, как сейчас Алка, прижимая к себе Андрейку.

Нет, не напишет Алка, оставит Анне её единственную надежду. И Алка думает уже о другом. А что, если приедет Анна? Нет, Вадим не оставит Алку. Если Анна захочет отдать Андрейку Вадиму, Алка ничего не скажет против, она воспитает его, как и своего ребёнка. Она будет любить его, ведь, это – сын Вадима. И вдруг жгучий вопль, полный ненависти, раздирает Алке грудь.

– За что? За что один человек заставляет мучиться стольких: Алку, Анну, Андрея. Чем они виноваты, что любят его. Алка рыдает неутешно, и в эту минуту ненавидит Вадима, первый раз ненавидит – за себя, за Анну. Потом, обессилив от слёз, Алка добралась до постели, откинула одеяло, и, сбросив халатик, легла.

Поздно вечером, пришел Вадим. Не зажигая света, разделся и лёг рядом. Алка лежала к нему спиной. Вадим нерешительно обнял её своей сильной рукой, и Алке показалось вдруг, что, что-то большое, страшное, отодвинулось в прошлое, а рядом вот он – её Вадим, любимый, родной.

Вадим ничего не говорил, не объяснялся даже, не просил прощения, не заверял в любви, а Алке в эту минуту ничего и не нужно было.

Алка знала, что долго ещё будет фотография Андрейки стоять перед глазами. Никогда она, также, как и Вадим, не забудет Анну, с её тяжелой судьбой и улыбающимися продолговатыми глазами. И всё же сейчас ей стало легче.

Знала Алка, что в жизни много будет ещё неприятностей и разочарований. И ещё не один вечер будет испорчен, как и тот, когда они с Вадимом ездили на традиционный вечер встречи с однокашниками. И, всё-таки почему-то верила Алка, что Вадим будет с ней всегда рядом, что склеит Алка своё надтреснувшее счастье.

И тихонько повернувшись, Алка прижалась к Вадиму, и замерла тревожная, но верящая…

Поскольку в литкружок я уже не ходила, ради любопытства, я решила отослать этот рассказ Витиному двоюродному брату – Юрию Ермалюку, в Минск.

Юра работал корреспондентом радио и телевидения. Его статьи и передачи пользовались успехом. Я решила, что его критика будет полезной, и не предвзятой… Юра вскоре прислал ответ.

Виктор и Ирина! Добрый вечер!

Уверен, что читать моё письмо будете вечером. А, если не так, то какая в этом беда?

Прежде всего, горячо и от всего сердца поздравляю вас с маленькой! К моим поздравлениям присоединяются все домашние.

Конечно, я большой свинтус: надо было поздравить сразу же, как только получили телеграмму от Виктора. Но, как-то так получилось, что, откладывая со дня на день, собираясь одновременно с поздравлениями выполнить обещанное Виктору. И, тем не менее – виноват, каюсь, с надеждой, впрочем, на то, что повинную голову меч не сечёт.

Конечно, вы понимаете, что в первую очередь нас всех интересует буквально всё, связанное со Стеллой. Ещё не так давно мы с Нелей переживали то же, что и вы сейчас. И поэтому ждём от вас подробнейших сообщений. Просим только не брать пример с меня…

Представляю как изменила ОНА всю вашу жизнь, властно вторглась во всё! Столько новых забот и хлопот! А без них – сознайтесь, – вы бы сейчас не согласились остаться.

Немного о нашей жизни. С дачи уже перебрались давно, а участок, начатый ещё Виктором, не вскопали до конца. Получили разрешение на гараж, но ещё не построили его. Машина стоит далековато от дома. Наездил уже 10 тысяч… Не смешно ли, что я в первую очередь сообщаю о чём угодно, только не о людях? Нет, это свидетельство того, что все здоровы. А о здоровье, ведь, вспоминаешь, когда оно потеряно. Итак, все здоровы, всё в порядке…

А теперь хочется поговорить о другом. Следующая часть письма предназначена только Ире. Поэтому и начну её на следующей странице, хотя и на этой есть ещё место.

Речь пойдёт, Ира, о рассказе «Молодожены». Своё, довольно поверхностное, но нелицеприятное суждение о других рассказах я уже сообщил Вите, поэтому не буду касаться их, поговорю только об Алке с Вадимом.

Буду честен: рассказ мне и понравился, и в то же самое время не понравился.

Попробовал разобраться, почему такое двойственное впечатление.

Для этого прочитал рассказ три раза. И вот результат: очень хороша Алка, остальные – бледны, удачно написана вторая часть, а первая – вечер встречи – совершенно не нужна.

Алка – искренняя, и любящая натура с необыкновенно чувствительной душой. Она, мне кажется, немного склонна к сентиментальности, готова к самопожертвованию, но в то же самое время не отдаёт без борьбы своё счастье. Может быть, я её не до конца понял, но переживания Алки меня тронули, я им поверил, и сожалел вместе с ней, а потом и надеялся вместе.

Хотя, говоря по правде, оснований для надежд было мало. И вот почему: Вадим не вызывает доверия. Сначала он забыл о беременной жене на вечере. Потом оказалось, что он скрыл от неё очень важное событие своей жизни. Почему скрыл? Надеялся, что за дальностью Алка ничего не узнает? Или жалел её, беременную? Но, ведь, можно было сказать правду и до женитьбы… Что гадать, подло он поступил, а в рассказе нет ничего, ни слова, чтобы объяснить это. Да и вообще очень мало о Вадиме. Так что, рассказ можно было назвать – «АЛКА», её муж здесь присутствует, а не живёт.

Было бы смешно давать автору рецепты, но я бы постарался хоть как-нибудь показать, что Вадим и Анна стремились встретиться. А то получилось слишком легко, бездумно. Кстати, Анна пишет, что муж её попрекает её Андрейкой. И я бы на его месте не попрекал, а, может быть, сделал бы что-нибудь более серьёзное.

Это уже я пишу, не как критик, а просто, как мужчина. А много ли вы мне назовёте мужчин, которые думают иначе?

Не знаю, сумел ли я точно выразить свои мысли, но рассказал, почему у меня не было надежд на то, что Алка склеит свое надтреснутое счастье. Но тем не менее, хотя образ этой женщины тоже полон противоречий, он правдив и удачен, чего не скажешь относительно образов других героев. Вот почему рассказ мне одновременно понравился и не понравился.

Несколько слов о языке. На мой взгляд, он вполне добротен, хотя ему не мешало бы быть иногда более точным. Например, вызывает сомнение «прочная трещинка». Раз трещина, значит уже дефект, значит уже потеря качества и прочности. Или – «слушала, не перебивая, молча». Так как это равнозначно, то можно было оставить что-нибудь одно.

Ещё пример: – «полячка». Это устаревшее слово. Употребляется оно в простонародье. Литературный язык требует – «полька», хотя Пушкин писал: – «Довольно. Стыдно мне пред гордою полячкой унижаться» (Б. Годунов).

Но всё это по правде говоря – ерунда, мелочи. Я не профессиональный критик, мне приходиться больше править, чем оценивать. Так вот, если бы мне всегда попадались авторские материалы, я бы, вероятно запил, радуясь качеству материалов и изнывая от безделья, так как нечего было бы править…

Да, кстати, заглавие мне не совсем (второй раз о названии!? Позабыл, что уже писал). Ведь, такая история могла случиться и с людьми пожилыми, тогда бы рассказ назывался – «Старики»?

А в целом, Ира, мне очень радостно знать, что у вас здорово получается, и я чрезвычайно доволен нашим заочным знакомством. Надеюсь, что оно перейдёт, как говорят, в очное.

Ира, советую, и советую. Выйдет!.

Ну, вот и заканчиваю своё письмище.

Обычно я не могу разогнаться дальше первой половины страницы (в своих же материалах, наоборот, не могу своевременно остановиться), а сегодня просто удивляюсь себе…

Привет всем вам от всех нас, а Павлик шлёт особый привет своей маленькой сестрёнке.

    ЮРИЙ

P. S. Билет – один – мимо, другой – 10 руб.