Les promesses – Обещания. Криминальная мелодрама

Вечером мы много гуляли, посещая все новые места на набережной, разные рестораны с разной кухней, – сегодня это были какие-то «Багамские беседки». Но ничто не отвлекало меня от мучительной загадки и недосказанного. Я очень устала, но по возвращении к себе – в нашу гостиницу Валера остановился, покрывшись холодным мокрым потом, казалось, что в эти минуты он задыхался. Я собиралась вызвать скорую помощь, но он попросил не делать этого. Я думала, что Валера страдает от приступа астмы.

Мы вернулись в наш номер, затем вечером Валера меня попросил:

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной в отель.

– Зачем? Там будут все наши на заключительном вечере закрытия.

– Я хочу, чтобы ты была со мной.

– Я не понимаю, зачем там быть мне, что может там без меня случиться?

– Вот поэтому и говорю, что, пока ты рядом, со мной ничего не случится.

Я продолжала упираться, тем более что настроение у меня было испорчено с утра.

– Ну хочешь, закрой меня в комнате, если не доверяешь.

– Хорошо, я скоро приеду.

Видно было, что перспектива провести остаток вечера без меня его очень расстроила. Он, прежде терпеливый и доброжелательный, заметно изменился. Валера стал нервным и закрытым, мы помолчали некоторое время, но, понимая, что я не собираюсь покидать комнаты, он ушел один.

Я вышла на балкон, испытывая растущее разочарование, совсем не понимая, что происходит, стояла и смотрела на дворик напротив, на темную террасу противоположной гостиницы.

Как, оказалось, сегодня выясняли отношения не одни мы:

– Где моя бутылка пива?! – басил из номера гостиницы, что напротив, мужчина, появившись на террасе возле женщины, отдыхающей на шезлонге; вернувшись в глубину номера, он повторил свой вопрос. Но вместо ответа женщина подняла руку, поведя ею в сторону, отмахнувшись от него, словно от одной из многочисленных ос, являющихся на запахи сладкого.

– У-у-у-у-х… ухожу, достало все! – раздосадованный, он скрылся за шторами – наверное, ушел.

Каково же было мое удивление, когда через несколько минут дама, по-прежнему сидящая на террасе, достала откуда-то из-под шезлонга бутылку, скорее всего ту самую, с пивом, и, открыв небольшую книжечку, приятно устроилась, читая и допивая пивко.

Усмехнувшись, я перевела взгляд в сторону и, совершенно того не ожидая, увидела силуэт человека, сидящего в глубине слабоосвещенного дворика отеля, – мне он показался чем-то знакомым. Казалось, он смотрел на меня и долго не покидал своего кресла, пока мне не надоело вглядываться в полумрак; захотелось спать, и я вернулась в прохладную комнату.

Когда я открыла глаза, была ночь, Валера уже вернулся и не улыбнулся мне.

– Наверно, ты сердишься?

– Нет, но хотел, чтобы ты была со мной.

Он рассказал, что когда приехал в гостиницу один, то удивил администратора. Тот спросил его:

– Вы? Вы гуляли один? А ваша жена?

– Она спит.

Здесь, в гостинице, все было на виду, все знали Валерино отношение ко мне. И сегодня Валера обиделся на меня, как обижаются дети.

– Мне нужно будет ночью поехать в отель, – продолжал он.

Я согласилась на этот раз сопроводить его, что его обрадовало, и, успокоившись, он забылся глубоким сном. Я посмотрела на него, грустные сомнения отступили, я видела, что его отношение ко мне оставалось таким же трепетным и волнующим, и я, последовав его примеру, уснула. Мы заснули, так и не проснувшись, проспали до позднего утра.

Солнце вставало, становилось все жарче, когда мы снова сидели на балконе и беззаботно болтали. Но что-то изнутри меня точило, не давая мне покоя, пока я не вернулась к вчерашнему разговору.

– Скажи, ты хотел мне вчера сказать, что больше не приедешь? Я и так ни на что не надеюсь…

– Нет.

– Ты считаешь меня ветреной женщиной?

– Как ты такое о себе могла подумать?

Я продолжала допытываться:

– Ну что, в конце концов, у тебя… СПИД, рак? – сказала я, совершенно не отдавая себе отчета о том, что говорю.

– Вот именно то, что ты сейчас и сказала… Рак, – Валера как-то отстранился, я же стала безудержно смеяться.

Это был шок. После сказанного он скрылся в глубине комнаты. Я осталась одна, продолжая нервно смеяться. Мне показалось, что боги смеются вместе со мной надо мной же. Теперь, когда я встретила его – человека, о котором столько мечтала, судьба зло посмеялась надо мной.

– Ирис, я не хотел ничего говорить, не люблю, когда меня жалеют.

Валера вернулся из глубины комнаты и, стоя рядом со мной сейчас, пытался что-то объяснить мне, видя, как сильно подействовало его откровение на меня. Я ощущала себя в какой-то прострации: всегда, когда подобное происходит с кем-то другим, все выглядит более естественно. Но впервые я испытывала такое. Когда, казалось бы, невозможное, происходящее всегда с другими, сегодня касается непосредственно тебя. Мне звонили в продолжение утра, все самые срочные встречи я перенесла на вторую половину дня, Валера тоже остался; обед нам принесли в номер.

За бокалом вина мы разговаривали, продолжая вечные темы: о жизни и смерти, о профессиях, таких как летчик-испытатель, наконец, просто о людях экстремальных профессий, живущих и не знающих о последнем дне. Мне хотелось отвлечь Валеру от грустной реальности, я предпринимала нелепые попытки его успокоить.

Но до сих пор я ругаю себя за то, что поехала по своим делам в этот день. Какое, по сути, значение имеет ежедневная суета в погоне за дополнительной прибылью по отношению к тем минутам счастья, которые мы у себя отбираем?.. Если бы я могла только знать – знать, что больше его не увижу…

В полдень подъехала машина, на работе меня ждали. Мы сели в машину и заехали в отель к Валере; я осталась в номере, Валера ненадолго отлучился, решая вопросы, связанные с отъездом. Но я не смогла дождаться его – мои клиенты звонили мне и просили о встрече. Почему я не сумела отказать партнерам, расставив приоритеты? Я отлучилась, передав его сынишке, что скоро подъеду на вокзал. Только вот совсем чуть-чуть не успела.

После короткой беседы с клиентами я, не дожидаясь своего водителя, поймав попутную машину, торопилась к вокзалу. Каким-то странным показался вопрос подвозившего меня незнакомца:

– Вы доктор?

– Нет. Почему вы меня спросили об этом, разве я сижу в халате?

Он не ответил и перевел тему. И уже подъезжая к вокзалу, зная, что я опаздываю, старался замедлить скорость, старался задержать меня на доли секунды – этой задержки хватило, чтобы я опоздала. Я выбежала на перрон, но поезд уже набирал ход. Не знаю, видел ли меня Валера… Женщину, которую он любил на стороне.

Не знаю, что могло бы произойти, если бы Валера был здесь со мной в последние исчезающие минуты, кем был незнакомец и зачем он задержал меня на пути к поезду. Я опоздала, хотя, может быть, так лучше.

Возможно, в тот день я показалась ему бесчувственной, но всему виной были странные обстоятельства и возникающие из ниоткуда постоянные помехи, преследующие нас. Женщина, которая вдруг появляется в закрытом для посторонних лиц пансионе, демонстративно пристающая к чужому мужчине, или его слова: «Когда ты рядом, со мной ничего не случится». И последнее – возникший на трассе автомобиль; зачем он задержал меня к поезду? Вмешательства в мою личную жизнь, что повторялись две недели, внезапно закончились с отъездом Валеры.

В последующие дни я приезжала домой и совсем не понимала, зачем я здесь.

Осенью Валера мне позвонил, сказал, что все у него хорошо, ревниво выспрашивал и не верил, что я одна. Он звонил из Москвы, сказав, что неделю не мог со мной связаться. И не удивительно: я никого не ждала и не всегда отвечала на звонки, ни на что не надеялась. Вернее, я ждала его раньше, в августе, как он мне обещал.

В назначенный день я сидела во дворике «нашего дома» и ждала его после полудня, находясь в кафе у бассейна отеля и вспоминая, как Валера так и не стал плавать в нем, стесняясь своих неровных ног и считая, что не может раздеться рядом с моим совершенством. Я ждала его там до позднего вечера, и только после заката, когда с деревьев уже сползли их призрачные тени, растворившись в полной темноте, и оставаться здесь дольше не имело смысла, я покинула дворик отеля. Совсем стемнело, когда я добралась до дома. Начинался дождь, погода портилась. Внезапно разыгралась гроза, налетел порывистый ветер, и дождь застучал крупными каплями, затем повторялась его барабанная дробь, стихая и возобновляясь, растекаясь по стеклам.

Над морем сверкали молнии, море становилось черным, и на горизонте поднимался смерч.