Богини Колизея. Любовь и кровь

Первому гладиатору, попавшему к нему, он дал прозвище Ферокс, что означает «Отважный», и они начали странствовать по беспредельным просторам Римской империи, набирая новых бойцов. С той поры состав труппы успел поменяться несколько раз. Могилы друзей отмечали их путь, но Ферокс, словно заговоренный от смерти, снова и снова помогал Камиллу воскресать из пепла.

В Мёзии к ним пристала тощая рыжая девчонка. Камилл поймал ее в тот момент, когда маленькая воровка пыталась увести одного из его коней. Действуя в соответствии с законом, он хотел вернуть ее хозяину, но Ферокс что-то разглядел в этом кусающемся, вопящем и брыкающемся зверьке. Девчонку накормили, приодели и взяли с собой в качестве прислуги. Так в труппе появилась Ахилла. Первое время она тенью ходила за своим заступником, чуть что хватаясь за кухонный нож, который украла в одной из таверен. Этот странный тандем вызвал немало шуток в грубой мужской компании гладиаторов, но Ферокс не одобрял подобное ёрничество, и после нескольких выбитых зубов тема была исчерпана.

Ахилла оказалось просто созданной для выступлений на арене. Посмотрев на работу жонглеров, развлекающих публику между боями, она научилась не только повторять их трюки, но и придумала много такого, чего еще не видели в римских амфитеатрах. Эта перемена произошла так быстро, что взрослые мужики стали поглядывать на двенадцатилетнюю девчонку с опаской: мало ли кто помогает ей в этом деле!

Ферокс отметил незаурядные способности подопечной, и, посоветовавшись с Камиллом, начал исподволь готовить ее к работе на арене, и уже спустя три года она вызывала аплодисменты трибун невероятной вольтижировкой, метанием ножей, стрельбой из лука и акробатикой, а еще два года спустя вышла на арену с рудисом, вызывая желающих на бой. Вскоре это стало «изюминкой» всей программы, и слава об амазонке, пошла далеко окрест, привлекая на выступления сотни зрителей. Но это были потешные бои. Никому и в голову не приходило дать ей в руки настоящий гладиус, а тут…

– Ферокс, Ахилла! – Окликнул ланиста тренера и ученицу. – Вы готовы? Планы меняются – двух пар не будет. Я только что разговаривал с нашим заказчиком. Теперь у нас только одна пара мирмиллон – фракиец. Квинт будет драться с Вороном. У них уровень примерно одинаковый.

– А что с нами?

– Вторая пара отменяется. Валерии купили медведя, и собираются устроить небольшое венацио. Драться будешь ты, Ферокс. А против тебя, – ланиста кивнул девушке, – выставят мирмиллона. Они в курсе твоих талантов, и требуют, чтобы бой был на боевых гладиусах. Единственное послабление – можешь выбрать себе любую экипировку – секутора, гопломаха, эквита, – какую хочешь… Между прочим, у сенатора сын – префект претория, – добавил Камилл невпопад.

– Да плевать я хотела, кто там чей сын! Ферокс не венатор. Почему ты согласился выставить его на борьбу со зверем?

– Потому что за наше маленькое выступление он отвалил пять с половиной тысяч сестерциев, которые мы получим, независимо от исхода поединков, что для этой глуши и в нашем положении очень даже щедро. Этого хватит, чтобы поставить на ноги раненых. Ахилла, это же курорт, и сезон кончается! Через месяц здесь и дохлой мыши не останется! В общем, собирайтесь и через два часа выходим. Ферокс, все свои мирмиллонские доспехи оставишь дома. Твоя экипировка – туника, на ноги – фасции, оружие – венабул. А ты, – он повернулся к Ахилле, – только попробуй вырядиться чучелом, как в Капуе, – в колодки закую. Ты должна всех с ног сбить своим видом. Сейчас пришлю цирюльника, который приведет тебя в приличный вид, насколько это возможно. А теперь – марш к массажисту. Я скажу парням, чтобы затащили ларь обратно. Не до барахла сейчас.

И он поспешил в дом, чтобы Ферокс, отлично изучивший хозяина, не заметил терзающих душу ланисты страхов и сомнений. Через минуту из открытых окон послышался его сердитый голос, отдающий приказы.

– А ведь он прав, – гладиатор, как всегда, пытался быть справедливым. – Деньжат хватит, чтобы вылечить ребят и сделать полноценную программу, иначе мы здесь застрянем надолго, а у нас даже на жратву денег нет.

– Да ладно, не убеждай меня, что Камилл – сама доброта, – девушка в досаде пнула ногой камешек, подняв облачко пыли. – Я все понимаю.

– Говорят, что преторианцы просто звери. Ты того… Без нужды не лезь на рожон.

– Значит, не только ты сегодня поработаешь венатором. Не грусти, я не собираюсь помирать!

За разговором они поднялись на второй этаж постоялого двора и подошли к ее комнате. Оглянувшись по сторонам – не видит ли кто ее проступок – Ахилла быстро чмокнула Ферокса в щеку и нырнула в душный полумрак своей обители. Там ее уже ждал молчаливый египтянин-массажист, которого Камилл по случаю купил в Ариминуме у разорившегося владельца терм. Ланиста никогда не экономил на здоровье и безопасности бойцов. В нищей труппе, постоянно балансирующей на грани разорения, были не только отличный массажист, но и высокопрофессиональные лекарь, повар и оружейник. Сколько раз их пытались сманить конкуренты – Камилл давно уже сбился со счета, но те оставались верны своему хозяину, хотя не были рабами и в любой момент могли разорвать договор.

После взбадривающего массажа, Ахилла со вздохом начала приводить себя в «приличный вид». Откинув тяжелую крышку ларя, она достала легкую зеленую тунику с двумя вертикальными полосами желтого цвета, входящую в экипировку эквита. За одеждой последовало вооружение: шлем с забралом и широкими полями, увенчанный с двух сторон страусовыми перьями и небольшой круглый щит, украшенный вызолоченным изображением головы медузы Горгоны. Сделавший его оружейник из Эфеса клялся, что это точная копия эгиды Афины Паллады. Раз ей разрешили самой выбрать экипировку, она остановится на этой, пусть даже и без коня.

В тот момент, когда девушка потянулась за фасциями – защитными стеганными накладками, защищающими ноги бойцов, раздался стук в дверь, и на пороге появился сосредоточенный, как всегда перед боем, Ферокс. В руках он держал наручь и металлический наплечник галер, бывший обязательной частью экипировки не так давно появившихся на арене ретиариев. По легкой суетливости движений, Ахилла сразу почувствовала, что ее наставник встревожен.

– Слушай сюда, – заговорил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, – у преторианцев слабаков нет. Если возьмешь эти железки (он кивнул на шлем и щит), заведомо проиграешь. Брось все лишнее. Твои преимущества – скорость, маневренность, интуиция и умение вести бой на максимально длинной дистанции. Не подпускай его к себе. Ты неплохо управляешься с арканом, вот и бери его. Эти недоумки разрешили тебе выбрать экипировку – отлично! Будешь лакверарием. Камилл нашел для тебя галер на правую руку. Попытайся набросить аркан, нет – воспользуйся кинжалом. Ты левша, это большой плюс. Ему понадобится какое-то время, чтобы к этому приспособиться. Кинжал – оружие крайнего случая. Надеюсь, ты уделаешь противника раньше, чем дело дойдет до этого. Пусть он за тобой побегает. Он не гладиатор, и с непривычки в экипировке мирмиллона быстро выдохнется.

Сожалея в душе, что не сможет покрасоваться в сияющих доспехах, Ахилла отложила шлем, и с сожалением посмотрела на позолоченный щит.

– Как скажешь. Только тогда мне надо переодеться. Подожди за дверью, пожалуйста.

Скинув тунику с полосами-клави, в которой выступали только эквиты, она выбрала другую, кроваво-красного цвета, открывавшую стройные ноги. Хочет Камилл, чтобы никто не сводил с нее глаз – так и будет. Перехватив одежду на талии широким позолоченным поясом и аккуратно расправив складки, девушка приоткрыла дверь и позвала друга, чтобы тот помог ей облачиться в защитную экипировку.

Ахилле ужасно не хотелось надевать толстый стеганый наручь и, того хуже, металлический галер, прикрывающий не только плечо, но и шею бойца, но тревога в глазах Ферокса, заставила ее без возражений подставить руку, чтобы тот смог закрепить все завязки.

Не успела Ахилла взглянуть на себя в бронзовое зеркало, подаренное Камиллом на память о ее первом выступлении на арене, как в комнату ввалились взмокший от необычной для поздней осени жары толстый цирюльник с помощником, который тащил целую кучу предметов, необходимых для придания женщине дополнительного очарования.

Ферокс хмыкнул и, подмигнув девушке, отправился собираться, оставив Ахиллу на растерзание мастеру, который тут же потребовал, чтобы красавица не шевелилась и позволила сделать из нее Венеру, истинную Венеру! Ну, на худой конец, Диану… Он тараторил не переставая, утомив Ахиллу гораздо больше, чем самая изматывающая тренировка, но дело свое болтун знал, и когда к ним заглянул Камилл, оставалось нанести последние штрихи, которые должны были завершить процесс преобразования уличной девчонки в грозную богиню.

Распахнув приоткрытую, для создания хоть какого-то сквозняка дверь, ланиста бросил взгляд в комнату и чуть не прыснул от смеха, хотя впору было не веселиться, а плакать. Уж больно забавен был контраст: неподвижно сидящая посреди комнаты Ахилла, глаза которой метали молнии, и суетящийся вокруг нее жрец красоты, у которого стекающие по лицу капли пота, падали на «жертву», от чего та вздрагивала, словно норовистая лошадь.

При виде хозяина девушка быстро вскочила, так что ее «мучитель» едва успел отдернуть раскаленные на переносной жаровне щипцы, которыми укладывал густые рыжие волосы. «Вылитая Диана», – мелькнуло у Камилла в голове.

Вытянувшаяся в струнку, Ахилла, действительно, походила на божественную охотницу, вспугнутую несчастным Актеоном – ее зеленые глаза горели недобрым огнем, а руки сжимались в кулаки, словно она выбирала, на кого обрушить накопившийся гнев.

Не обращая внимания на ярость гладиатриссы, Камилл задумчиво обошел вокруг девушки, точно она была статуей, а не человеком из плоти и крови, разглядывая творение цирюльника, который, поминутно кланяясь и размахивая руками, начал многословно рассказывать своему «лучшему клиенту и другу» о том, почему он остановился именно на этой прическе.

– Посмотрите, господин! – Тараторил он как продавец на рынке, пытающийся всучить важной матроне лежалый товар. – Я уложил ей волосы, как на греческих статуях, подвел глаза и накрасил губы. Женщина-воительница – это так эротично! Она у нас богиня, истинная богиня!

В конце концов он получил свою мзду, и исчез за дверью вместе с помощником, поминутно кланяясь и восторженно размахивая руками. Наступила долгожданная тишина. Камилл продолжал молча разглядывать стоящую перед ним роскошную женщину, которая совсем недавно была простой девчонкой, таскавшей с кухни овощи для любимого коня. Ему не удастся удержать в труппе эту красавицу, которая пока не понимает, насколько стоит выше своего окружения. Он непременно займется с ней грамотой. Пусть ее руки научатся держать не только меч, но и стиль. Но это потом, а сейчас…

– Послушай, Ахилла, – медленно начал он, пытаясь донести до девушки всю важность своего поручения, – надо, чтобы ты произвела на наших работодателей сильное впечатление. Пора перебираться в Рим. Хватит с нас вонючих постоялых дворов и пыльных дорог. Сын хозяина дома – молодой префект претория Север – слывет любителем женщин. Надо использовать этот шанс. Я не знаю, чем их заинтересовала твоя персона, но у меня создалось впечатление, будто они затеяли все это ради тебя… Короче, надо вытащить труппу из того дерьма, в котором мы оказались, и на тебя вся надежда.

– Ты предлагаешь мне с ним переспать?! Да я ни за что…

– Никто тебя об этом пока не просит, но Север должен настолько заинтересоваться тобой, чтобы пригласить всех нас в Рим. Поняла?

– Еще чего! – Ей совершенно не улыбалась мысль строить глазки какому-то избалованному патрицию.

– Это приказ! В противном случае мне придется продать тебя и Ферокса, потому что за всех остальных не дадут и половины вашей цены. Нам надо найти деньги, и я сделаю все для этого. Ясно? И не забывай, что ты всего лишь беглая рабыня, и я в любой момент могу отправить кое-кого к законному господину… А теперь спускайся вниз. Пойду потороплю оружейника, и мы тронемся в путь. Квинт и Ворон уже ждут нас. И не забудь: наша судьба в твоих руках!

С этими словами он захлопнул за собой дверь, и Ахилла, наконец, осталась в одиночестве. Ее мучили странные предчувствия, словно стоишь на краю пропасти, и надо сделать шаг вперед. Достав из своего скарба фигурку Немезиды, покровительствующей гладиаторам, она прошептала несколько слов, полных жаркой мольбы за себя и того мужчину, который всю жизнь готовил ее к грядущему бою, и который сегодня будет брошен на растерзание страшному зверю. Потом, уколов палец ножом, она капнула на статуэтку кровью и, отринув страхи и сомнения, шагнула через порог.

К ее появлению в зале собрались все члены труппы, чье здоровье позволяло покинуть отведенные им комнаты. Ланиста быстро оглядел мужчин, проверяя впечатление, которое Ахилла произвела на окружающих, и удовлетворенно усмехнулся. Ха! Если уж его парни окаменели от восхищения, глядя на роскошную молодую женщину, с гривой рыжих волос, затейливо уложенных на затылке, одетую в винно-красную короткую тунику, с наброшенным на плечи шитым золотом плащом цвета слоновой кости, то за распутника Севера можно не беспокоиться. Достаточно посмотреть на мирмиллона Квинта, любимца всех трактирных служанок отсюда до самого Перузия, который даже присвистнул, глядя на гордо вышагивающую девчонку. Или фракиец Ворон, который незаметно подмигнул Камиллу, одобряя его усилия по преображению Ахиллы. Даже сам Ферокс, никогда не сомневавшийся в блестящем будущем своей ученицы, улыбнулся, глядя, как лишенные сантиментов мужчины восторженно встретили его подопечную.

А Ахилла в это время любовалась настоящей мужской красотой своего наставника, чья мощь еще больше подчеркивалась почти полным отсутствием экипировки. Его густые черные волосы были перехвачены обручем, легкая туника обнажала правое плечо, открывая татуировку с неизвестными римлянам рунами. Рядом с ним лежал такой же, как у нее, плащ – отличительный знак гладиаторов их труппы. Она только собралась шепнуть, что будет молиться за него, как в дверях появились возничие-рабы, запрягавшие лошадей, с докладом, что все готово и можно трогаться в путь.

Гладиаторы и сопровождавшая их охрана разместились в двух крытых повозках. В третьей обосновался оружейник, аккуратно пристроивший на полу свертки с орудиями убийства, принадлежавшие бойцам. С ним вместе сели лекарь, прижимавший к животу изрядный мешочек с необходимыми снадобьями, и вечно недовольный массажист-египтянин.

Камилл, гарцуя на светло-сером норовистом жеребце, последний раз проверил, все ли в порядке, и взмахом руки дал команду двигаться вперед.

– Да помогут нам Геракл и Немезида, – Выдохнул он привычную фразу, обращенную к покровителям гладиаторов, которой всегда провожал своих бойцов на арену, и тронул коня.

Раздались напутственные пожелания оставшихся, заскрипели колеса повозок, и четверо гладиаторов отправились навстречу своей судьбе.

На вилле претора Валерия Максима собралось все высшее общество, проводившее жаркие месяцы в Путеолах, невзирая ни на какие катаклизмы. Даже извержение Везувия не смогло прогнать римскую знать из своих летних резиденций в особняки, украшавшие Вечный город. Были даже двое сенаторов из старинных патрицианских родов, принадлежавшие к разным политическим группировкам. К величайшему удивлению окружающих, увидев друг друга, они не только не стали устраивать яростную словесную баталию, но напротив, принялись любезно обсуждать меры, предпринимаемые для ликвидации последствий извержения Везувия, сказавшегося на всей Кампании. При этом они призывали в свидетели хозяина дома, который был несказанно рад их миролюбивому настрою, и со всем соглашался. Периодически в их разговор пытались вмешаться другие гости, но быстро осекались под холодным взглядом родовитых патрициев.

Но если претор взял на себя заботу о старшем поколении, то Север с Каризианом всячески ублажали дамскую половину, состоящую из почтенных матрон в роскошных одеяниях с драгоценностями, блестевшими на холеных пальцах и украшавшими гордые шеи. Впрочем, те из них, которые имели дочерей на выданье, разумеется, привезли их с собой, и юные девы делали все возможное, чтобы привлечь к себе внимание самых желанных женихов Империи.

Когда Камилл со своими подопечными прибыл на виллу, пир был в самом разгаре, и гладиаторов со всем обслуживающим персоналом быстро провели кружным путем в одну из задних комнат, откуда по хозяйскому сигналу бойцы должны были перейти в атриум, где, собственно, и должно было происходить действо.

Проследив, чтобы гладиаторы разместились с возможным удобством, Камилл, за которым зашел управляющий виллой, отправился получать последние указания хозяев, а бойцы занялись подготовкой к предстоящему представлению. Жаловавшийся на больное колено Квинт откинулся на подушки ложа, предоставив массажисту приводить себя в рабочее состояние. Его будущий противник – здоровяк Ворон, прозванный так за гриву черных волос, спадающую из-под шлема на спину почти до талии, – усевшись в углу на коврик, ушел в себя, превратившись в живую статую. Даже выкрики и смех пирующих, доносившиеся сюда из атриума не могли отвлечь его от медитации. Вооруженные рабы, чьей обязанностью был присмотр за гладиаторами, мрачными изваяниями застыли по разные стороны двери, косясь на оружейника, распаковывающего свое добро.

– Ну что, разомнемся? – Как ни в чем ни бывало, предложил Ферокс немного растерявшейся девушке, и она благодарно кивнула ему головой. Ахилле никогда не приходилось бывать в домах богачей, и она чувствовала себя сковано среди позолоты, мрамора и мягких занавесей.

Они успели обменяться несколькими выпадами, когда появился Камилл в сопровождении двух молодых мужчин, одетых в великолепные одежды, причем у того, что был чуть пониже ростом, на тоге красовалась широкая пурпурная полоса – знак сенаторского достоинства. Судя по некоторому подобострастию, с которым ланиста обращался к незнакомцам, было ясно, что один из них хозяин дома.

«Интересно, кого из них мне надо охмурять? Они же похожи друг на друга как родные братья!» – промелькнуло в голове Ахиллы, которая демонстративно повернулась к ним спиной, салютуя своему напарнику.

Действительно, оба вошедших были немного выше среднего роста, оба черноволосые, с правильными чертами лица. Только у одного, бледнокожего и кареглазого, оно было более округлым с горбинкой на носу и сочными пухлыми губами; а загорелое лицо второго, глядевшего на окружающих холодными серыми глазами, отличали высокие скулы и упорный, чуть надменный взгляд.