– Ба, ты чего? – Андрей подошел к ней.
– Ничего, Андрюшенька, пройдет, – успокоила она, он заметил, что она стала немного хуже говорить, – полежу немного и пройдет.
Не прошло ни к вечеру, ни на следующее утро. Речь у бабушки становилась все хуже и хуже, но они уже знали, что это инсульт. Раиса Григорьевна старательно глотала Аллины кашки, и хотя было видно, что комок не лезет ей в горло, она все же продолжала есть. Давилась, но позволяла впихивать в себя еду, потому что хотела встать на ноги. И, наверное, до последнего верила, что поднимется после болезни. Или все знала? Но, так или иначе, Машка, которая по инерции вечером ложилась спать с бабушкой, и тем вечером сонная направилась к ней. Хотя во время болезни Раисы Григорьевны ее стали укладывать в комнате девочек, она, поев ужин, направилась к дивану. Плохо соображая, маленькая, немного взлохмаченная четырехлетняя Машуля повесила на стульчик платье и полезла к бабушке под бок.
– Бабушка, пусти меня к себе, – просила она, – бабушка!
Андрей с Аллой испуганно переглянулись, словно по ним прошел ток, они вчетвером как раз ужинали, а потом подскочили и побежали в зал. Бабушка лежала спокойная, с закрытыми глазами, сильно похудевшая за четыре года, ее лицо выражало освобождение. Она ушла от них, не проронив прощального слова. Как все в их семье. Тихо, тихо, крадучись, словно воры. На окнах чуть трепыхались занавески, на кухне кипел чайник, Андрей видел, как дрожат слезы на Аленкиных ресницах, а Игорек, закусив мягкую губу, отстраненно стоял у стены. Алла подхватила тыкающуюся к бабушке Машку и дремлющую, ничего не понимающую девочку унесла в комнату.
Так окончательно они осиротели. Хорошо, что Андрей с Аллой успели окончить училище. Он выучился на крановщика, Алла – на штукатура-маляра. И уже оба работали.
– Нас отдадут в детдом? – после похорон спросил Игорь. В его распахнутых глазах стоял страх, он так и не научился прятать свои чувства.
– Нет, никому мы вас с Аллой не отдадим, – Андрей положил на плечо брата руку.
В распахнутых глазах Игоря вспыхнула искренняя подкупающая надежда.
И Андрей взял над ними опекунство. Ему дали, потому что вот-вот Алла станет совершеннолетней.
– Ладно, с этим все понятно, ты возьмешь под свою ответственность брата, девушка – сестру, а Маша вам зачем? – спросили у него в соответствующем учреждении.
– А Машу мы больше всех любим, – улыбнулся Андрей, сидя в кабинете на месте просителя. Они давно уже не разделялись на своих и чужих.
– Андрей, ты подумай хорошенько, пока она маленькая, отдай ее в детдом. Потом женишься, кому будет приятно воспитывать чужого ребенка?
– Машу никому не отдам, я давно пообещал ее отцу, что всегда буду помогать ей, – твердо ответил Андрей. Он отстоял их всех. Нелегко было, но отстоял.
Трудная, полная забот жизнь постепенно вошла в свое русло и потянулась день за днем. В стране с тотальным дефицитом они с Аллой ухитрялись одевать и обувать младших, кормить их и доставать все нужное для школы и жизни. Уже Машутка начала готовиться к первому классу, как новый неожиданный поворот судьбы изменил их налаженную мирную жизнь. Взрослея, Алла расцветала все больше и больше. На лице появился яркий румянец, ее глазки с пушистыми ресничками и пшеничными волосами невольно обжигали, и Андрей стал замечать, как вслед сестре стали оборачиваться парни. Она как будто не замечала и старалась не выделяться из толпы. Ее ровесницы стали носить мини-юбки, а Алла придерживалась простенького платьица длиной чуть ниже колен. Она любила и берегла свою роскошную тяжелую косу до талии и тем самым слыла немного старомодной, потому что даже Алена состригла свою косу. Но Алла каждый день наскоро плела косу и становилась похожа на необычную девушку, что сознательно затерялась в новых веяньях моды. Андрей видел, как не только чужие парни смотрят на нее, но и его друг Валера не сводит взгляда с Аллы. Но любовные дела для сестры были второстепенным делом, на первом месте стояли заботы о братьях и сестрах.
Как-то вечером Алле потребовалось сбегать к одной знакомой домой, они вместе там кроили и шили новый костюмчик для Алены. Она предупредила, что побежит на час, и выскользнула из дома. Ходьбы до знакомой всего ничего: пересечь парк и дорогу, но летний вечер уже стал сгущаться, темнеть, а Аллы все не было. Андрей, с тревогой посматривая на часы, стал нервничать. А потом не выдержал и пошел встречать Аллу. Сестры нигде не было, Аллина знакомая сказала, что та забрала костюмчик и уже давно ушла домой. Он кинулся по окрестностям, по парку, обежал ближайшие дворы, ее нигде не было. Сильный шальной безумный страх завладел сердцем Андрея. Он, не зная зачем, бросился на пустырь за домами и там услышал слабые стоны. Андрей побежал на еле уловимые звуки. И тут увидел оглушенную, ничего не видящую, ползущую на четвереньках Аллу, она бессознательно прикрывала руками, держа в кулаке две неровно разорванные на груди половинки простого платьица ниже колен. Его грязный низ был испачкан кровью, и тут Андрей все понял. Алла пыталась встать и не могла.
– Алла, – голос Андрея подвел, он дрожал, – Алла!
Она вскинула голову и только тогда заметила его и тихо заплакала.
–Алла! – он опустился перед ней. – Кто?! Алла, кто это сделал?! Кт-о-о?!
– Не надо, Андрей, ничего не надо! – полушепотом сказала она.
– Кто?! Я тебя спрашиваю: кто?! – заорал он и с силой встряхнул ее.
– Тарас из пятнадцатого дома, – пытаясь встать, ответила Алла.
Андрей подхватил испачканную в земле, с ободранными коленями сестру и понес на руках домой, а она машинально держала на груди разорванное платье и беззвучно плакала.
– Я не буду жить, – тихо, как дыхание, произнесла Алла.
– Я убью его, – пообещал брат.
– Нет, не надо, – шептали ее бескровные разбитые губы.
Он принес Аллу домой и передал ее на поруки Аленке, хорошо, что Игорь с Машей уже спали.
– Алена, присмотри за Аллой, глаз с нее не спускай, – наказал Андрей.
– А ты куда? – ее руки испуганно скользили по его рубашке, – Андрей, пожалуйста, не уходи!
Он убрал ее руки и резко отодвинул.
– Не оставляй Аллу одну, – напоследок распорядился старший брат, а сам рванул в глухую черную ночь.
Так же как и тогда, руки Андрея неосознанно сжимались. Предутренний холодок тянулся из приоткрытых окон поезда. И Андрей, мягко ступая, стараясь никого не потревожить, снова пошел в тамбур. Густая ночная темень начала постепенно рассеиваться. А вот об этих событиях он никогда не забывал в тюрьме и миллионы раз мысленно возвращался к ним. Спустя девять лет он до сих пор чувствовал злость и тупую давящую боль в области груди. И снова вырисовывалась растерзанная взлохмаченная Алла. Андрей, прислонившись головой к дверям поезда, на которых виднелась полустертая надпись «Не прислоняться», вновь вглядывался в зачинающийся рассвет свободной жизни. Там, в неволе, рассвет совершенно другой, как из другого мира. И то, что случилось девять лет назад, тревожило душу Андрея…
Та ночь девятилетней давности была теплая. Сколько Андрей ждал обидчика около дверей его квартиры, он не знал. В темном подъезде не горели лампы, и человека, стоящего на несколько ступеней выше, было не видно, именно поэтому Тарас не заметил Андрея. Но только щелкнули замки открывающейся двери, как каратель втолкнул обидчика в квартиру, не дав ему опомниться. Тарас захрипел.
– Кто тебе дал право так с ней? – захлопнув дверь, Андрей подхватил противника за грудки.
– Красивая очень и сладкая, – омерзительно улыбаясь, ответил Тарас.
Андрея захлестнула волна гнева, он первым ударом снес недруга на пол. Тот хотел было подняться на ноги, но Андрей не позволил ему. Он крушил и бил насмерть, пинал, не слыша стонов и мольбы о пощаде, не слыша и не чувствуя, как оседает тело обидчика его сестры. А перед глазами Андрея чавкала мокрая от дождя земля около пяти ровных одинаковых могил родителей, потому что впервые за все лето тогда пошел проливной дождь, а на следующий день вновь вернулось нестерпимо жаркое лето. Перед его глазами возникала уставшая бабушка с невысказанной болью при жизни, витал дядя Антон со слабыми цепляющимися руками. Руки Андрея ныли от тяжелой второй работы грузчиком ночами, чтобы заработать младшим на одежду, а еще сильнее давил позор Аллы, он чувствовал его острее, чем кто-либо, как будто это его самого, Андрея… И он продолжал наносить тяжелые сокрушительные удары, не слыша и не чувствуя сдавленных хрипов обидчика Аллы.
Андрей опомнился тогда, когда Тарас лишь тихо стонал в луже собственной крови. Он сам вызвал «скорую» и дождался ее.
– Ты за что его так? – ахнули врачи.
– За дело, – ответил Андрей и тогда впервые в жизни закурил.
– Тебе бежать надо, парень, – сказал доктор.
Но Андрей сам открыл дверь приехавшей по сигналу милиции. Как воспитали его честным до безумства и учили жить по совести, так и не смог он уйти и сбежать. Его связали и доставили в отделение, а дальше все развивалось как в самом страшном сне. Не приходя в сознание, Тарас умер на вторые сутки.
– Так и не скажешь, за что ты убил человека? – спросил следователь, приведенного на допрос Андрея.
– Почему убил?
– Потому что все, умер твой страдалец, не приходя в себя умер, – заорал мужчина в погонах, – мне его мать пороги слезами обливает!
– Как умер? – Андрей отшатнулся. Этого он не ожидал, никак не думал, что так все случится, и только тогда понял, что наделал. Оставил семью без него. Но так и не поведал, за что избил Тараса.
– Молчать будешь? Ну и молчи, – разозлившись, махнул следователь. И никто не стал разбираться в мотивах.
«Как они надоели! – думали про Андрея. – Тут страна разваливается, не до них, а эти убивают друг друга ни за что, ополоумели уроды, озверели. Туда их всех, подальше от общества».
На судебный процесс, который состоялся очень быстро, потому что все было ясно и так, Андрей запретил приходить родным, была лишь Алла с его другом Валерой. Осужденный так и не рассказал, за что убил Тараса, поэтому получил десять лет тюрьмы общего режима. Когда его уводили конвоиры, Андрей попросил Валеру:
– Ты помоги им, пожалуйста, чем сможешь.
– Обязательно помогу.