Зигзаги жизни. Проза XXI века

Когда папа ездил в командировки, в этом салоне он проводил совещания, а когда мы там жили, в салоне мама стелила постели мне и Рудику, а также мы все там завтракали, обедали и ужинали.

В спальне спали папа с мамой, а тётя Паня занимала место проводницы.

Вагон стоял в тупике, в нескольких метрах от него начиналась болотистая тундра. Погода стояла хорошая, солнечная и теплая, наверное, градусов 15 в тени – я гуляла в шерстяной кофточке, без пальто. Тундра представляла собой кочковатую равнину, покрытую невысокой густой травой с редкими кустиками и карликовыми берёзками. Было сухо, но встречались разного размера ямы, в которых примерно на глубине полуметра чернела вода. Утонуть в этих ямках было нельзя, так как слой оттаявшей за лето земли был не более одного метра, а глубже – вечная мерзлота. Однако упасть туда было очень опасно, потому что вылезти без посторонней помощи сложно, особенно ребёнку, и вода там ледяная. Я, как-то раз, умудрилась дотянуться рукой до этой воды. Мы с Динкой гуляли по тундре, не отходя, конечно, далеко от вагона. На кочках попадались ягоды, жёлтая морошка и какие-то, такого же вида чёрные, как ежевика, ягода. Ягоды были приятные на вкус, кисло-сладкие. Я их ела и Динка тоже.

Примерно через неделю после нашего возвращения из Москвы мы перебрались в отремонтированную квартиру. В квартире ещё слегка пахло краской, было как-то по-особенному чисто и светло. Вскоре начался новый учебный год, возобновились мои занятия музыкой. Почему-то в школе меня перевели в другой, параллельный класс, где преподавала другая учительница, которая была с учениками более ласковой, чем прошлогодняя.

Жизнь шла своим чередом. Мама с папой работали, мы с Рудиком учились. По воскресеньям все собирались вместе. Папа с Рудиком, когда был не очень сильный мороз, катались на лыжах. Иногда все вместе гуляли. Иногда ходили в гости или принимали гостей. У меня были подружки, у Рудика – друзья. Отпраздновали 7-ое ноября, потом Новый 1946 год – первый мирный год после войны. Перед Новым Годом опять наделали игрушек, 30 декабря нарядили красивую ёлку, которую нам (наверное, не только нам) откуда-то привезли. 31-го декабря 1945 года я, как всегда, в привычное время легла спать, кажется, Рудик тоже. Мама с папой ушли встречать Новый Год. Утром 1-го января уже 1946 года мы с Рудиком обнаружили под ёлкой подарки. Обедали все вместе, обед был праздничный. После обеда всей семьёй отправились в клуб. В красиво украшенном фойе стояла большая нарядная ёлка. Взрослые ушли в зал, там было торжественное собрание, а в фойе появились Дед Мороз и Снегурочка, и начался детский праздник. Потом все смотрели большой праздничный концерт. Не помню, на каком праздничном концерте (7-го ноября или новогоднем), я впервые услышала новую песню о Москве, которая начиналась словами: «Я по свету немало хаживал. Жил в землянке…». Концерты, как я писала уже, были обычно самодеятельные. Песню пела старшеклассница, лет 16-ти. У неё был хороший голос, и пела она, как настоящая артистка. Мне так понравилась эта песня. Я запомнила это ощущение на всю жизнь.

В те очень непростые времена многие люди безвинно пострадали, были арестованы, сидели в лагерях. В лагерях «Севпечорстроя» отбывали срок и артисты, в том числе и артисты Московского театра оперетты. Слава Богу, их не заставляли пилить лес или работать в шахтах. Была создана труппа (наверное, не одна), которая гастролировала по территории «архипелага Гулаг». Играли артисты хорошо. Зимой 1945—46 годов оперетту давали в Абези, в клубе, наверное, больше месяца. Мама с Рудиком ходили на все спектакли. Иногда, и папа мог себе позволить присоединиться к ним. Меня не брали, говорили – мала ещё. Мама потом рассказывала, что посмотрела тогда практически весь репертуар Московского театра оперетты.

Мама любила Рудика, как родного сына. Я это точно знаю. До 8-ми лет Рудик не знал другой мамы и был уверен, что и папа, и мама у него родные. Скорее всего, он даже и не думал об этом, и в семье было всё хорошо. Так и было бы всё хорошо, если бы тётя Валя перед войной не рассказала из вредности 8-ми летнему ребёнку, что его родила другая женщина. Это открытие стало для Рудика трагедией. Я не помню подробностей, так как была слишком мала, и меня, конечно, ни во что не посвящали.

Я любила (и сейчас люблю) своего старшего брата. Рудик рос довольно озорным мальчиком, и бывало изредка папа его наказывал (даже и ремнём). Меня папа никогда и пальцем не тронул – младшая, достаточно благополучная и управляемая девочка (хотя и не идеальная). Мама, наоборот, никогда не тронула пальцем Рудика, а вот меня шлёпнуть по заднице она считала нормальным.