Три Анны

– Марфушенька, принеси нам чай с печеньем. Тем, что привёз Александр Карлович из Петербурга.

– Александр Карлович – мой брат, майор, – пояснила баронесса, кладя на подлокотник кресла изящную руку с тонким резным кольцом красного золота. – Он приехал в отпуск по ранению. Жаль, что ты уехала, не дождавшись выпускного бала. Александр перетанцевал на нём со всеми выпускницами.

Аня вспыхнула:

– Я знакома с господином бароном.

– Знакомы? Но, впрочем, чему я удивляюсь? Александр Карлович очарован здешними местами и успел перезнакомиться со многими местными жителями. Сегодня он в отъезде.

Матильда Карловна дождалась, когда Марфуша сервирует чай, серебряными щипчиками положила в Анину чашку два кусочка пилёного сахара, кивком испросив разрешения, подлила густых сливок и только тогда поинтересовалась, что за дело привело к ней дорогую гостью.

Обрадованная, что далее разговор не коснётся барона, а пойдёт по нужному руслу, Аня заторопилась с рассказом:

– Матильда Карловна, я к вам за советом.

После слов баронессы об отъезде брата она чувствовала себя легко и уверенно, словно пришла к своей лучшей подруге.

Ей захотелось немедленно поведать госпоже фон Гук о своих начинаниях.

Видимо, Матильда Карловна уловила её настроение, потому что отставила в сторону официальный тон, ласково коснулась пальцами Аниной руки и задушевно произнесла:

– Внимательно слушаю тебя, Анечка.

Ане показалось, что баронесса видит её всю, до донышка. Она всегда предполагала, что школьники, как ни стараются, никогда не могут укрыть от преподавателей свои мысли. Ей зримо представилось классное помещение и певучий голос учительницы, обращённый к ней:

– Веснина, я знаю всё, о чём ты думаешь…

Но сейчас вместо строгой наставницы перед ней сидела доброжелательная слушательница, изящно отхлёбывающая маленькими глотками чай из тонкостенной фарфоровой чашки. Её глаза, так похожие на глаза брата, заинтересованно глядели в Анино лицо, как бы говоря: «Доверься мне, не стесняйся…»

Сначала сбивчиво, но затем всё увереннее и увереннее, Аня принялась рассказывать о задуманной новой школе, о детях, которых родители не пускают учиться, и о рабочих, которые, напротив, очень хотят учиться, но не имеют такой возможности.

– Особенно меня волнует образование девочек, – горячо заключила Аня. – Пока мальчики учатся, девочки остаются совершенно неграмотными и не могут прочесть даже своё имя.

Матильда Карловна слушала, не перебивая, изредка покачивая головой в знак согласия.

– Я всегда знала, что ты замечательная девушка, – сказала она, когда Аня, окончила свой рассказ. – Ты задумала необыкновенно нужное и полезное дело. Можешь всегда рассчитывать на нас с братом. Будем рады помочь и делом, и финансами. Кстати, о тебе справлялся господин Свешников. Навести его.

– Алексей? – сорвалось с языка у Ани.

– Почему Алексей? – удивилась баронесса. – Твой учитель истории, Евгений Петрович.

Так оплошать! Если бы Аня могла провалиться сквозь землю, то она бы с удовольствием это сделала. Опустив голову, Анна украдкой глянула на Матильду Карловну, но та безмятежно улыбалась и, казалось, не обратила внимания на её реплику. Но Аня знала, что от проницательной наставницы никогда не ускользала ни одна мелочь, а её поведение – лишь результат безупречного воспитания. Не зная, как скрыть свой конфуз, Аня неловко начала прощаться.

– Ты, не пропадай, Аннушка, – расцеловала её Матильда Карловна, – заглядывай ко мне попросту. Мы ведь теперь с тобой коллеги.

Проводила её горничная Марфуша. Бесстрастно глядя на Аню малюсенькими глазками с монгольским разрезом, она шевельнула толстыми рыбьими губами и ткнула пальцем в голубой дом на углу улицы:

– Свешниковы теперя там обретаются. На днях переехали.

* * *

Слова Марфуши о Свешниковых стыдно ожгли крапивой.

«Да она подслушивала! – вдруг поняла Аня, наблюдая, как лицо горничной медленно расплывается в улыбке, становясь похожим на плохо испечённый скомканный блин. – Теперь в ближайшее время вся Олунецкая губерния будет извещена о моём отношении к Алексею. Ну и пусть! На каждый роток не накинешь платок».

Анна независимо повела плечом, словно скидывая с себя липкий Марфушин взгляд, и неторопливо перешла улицу, одновременно увидев, как следом за ней двинулась двуколка с похрапываюшей на сиденье Анисьей.

– Нянюшка, я быстро. Только навещу господина учителя, – пообещала ей Аня, от души надеясь, что спросонья Анисья не разглядит предательского румянца на её щеках.

– Иди, иди, милая, – зевнула няня, – а я, пожалуй, пока в лавку заверну, наберу ситцев девкам на платки. То-то им радости будет.

По сравнению с пансионом, добротно выстроенным из кирпича, дом господина Свешникова выглядел скромным, если не сказать бедным. Аня припомнила, что прежде здесь жила семья отставного полковника Весёлкина – забавного седого старичка, любившего умильно помахать сухой ручкой мелькавшим в окнах пансионеркам. Каждое утро похожий на сушёного таракана Весёлкин облачался в парадный мундир и важно прогуливался по улице, заложив руки за спину, словно принимая важное решение о штурме неприятельской крепости. Иногда, в хорошую погоду, он выводил на прогулку дородную жену, страдающую одышкой, и тогда уж в сторону пансионерок даже головы не поворачивал.

«Умерли, наверно, старички Весёлкины», – грустно предположила Аня, с замиранием сердца взглянув в чисто вымытые окна, украшенные розовыми геранями.

Сердце колотилось быстрыми толчками, отдаваясь в горле.

«Я только поздороваюсь с господином учителем и сразу уйду. Про Алексея и спрашивать не буду. Не к лицу девушкам гоняться за молодыми людьми».

Перед тем как взяться за кольцо на входной двери, Анна еле заметным движением пригладила выбившуюся прядь волос и перевела дух:

– Только поздороваюсь…

Дверь распахнулась сразу, едва кольцо издало первый звук.

– Добрый день, Евгений Петрович… – начала говорить Анна и осеклась, увидев прямо перед своими глазами насмешливые глаза Алексея.

– Вы? Милости прошу!

Он поднёс к губам дрогнувшие Анины пальчики и посторонился, приглашая войти.

Гостиная Свешниковых на первый взгляд поражала отсутствием мебели, но осмотревшись, Аня признала, что скромная обстановка говорила о хорошем вкусе хозяина.

Комод красного дерева украшала ваза гранёного хрусталя с одной чайной розой, голубая обивка дивана и трёх кресел органично гармонировала с лёгкими льняными гардинами и большим акварельным рисунком на стене.

Присмотревшись к картине, Аня удивилась, с каким искусством художник изобразил порог Керста, где погибла её матушка: бьющая о камень волна ошеломляла необузданной силой, контрастируя с мрачной скалой на другом берегу. Иллюзия реальности была настолько полной, что акварель казалась забрызганной каплями воды.

За своей спиной Аня слышала чуть сбивчивое дыхание Алексея, его близость волновала её, и она сердилась на себя, что не могла вести себя уверенно и спокойно.

Постаравшись придать голосу ровный тон, она указала на рисунок:

– Великолепная работа. Кто этот талантливый художник?

– Я, – Алексей придвинулся ближе, почти касаясь плечом её волос. – Я нарисовал пейзаж на прошлой неделе с того места, где мы впервые встретились.

– Но с площадки у камня порог не видно, – запротестовала Аня.

– Я рисовал по памяти, – сказал Алексей, – я очень хорошо рисую по памяти.